Печать богини Нюйвы - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Астахова, Яна Горшкова cтр.№ 61

Вот так они и прошли сквозь стену облачного колдовства, и, даже когда впереди показалась деревня и словно парящий над нею храм, не разжали рук. Будто забыли на время, как это – быть порознь.

Сян Юн

Злость генерал Сян привык не запивать вином, а заедать чем-то простым и сытным, вроде лапши и вареных утиных яиц, которые походный кашевар подал по первому же требованию. Ароматный парок над большой миской действовал на генерала умиротворяюще. И чем проще была еда, тем быстрее яркие краски гнева выцветали в полутона милости. Об этом знали все люди в его войске и, что греха таить, частенько пользовались этим знанием. Впрочем, для Юна его особенность тоже тайной не была. Потому сейчас он ел жадно, торопясь наполнить желудок, пока бешенство не подвигло на поступки, о которых потом придется горько пожалеть. Лекарь Янь объяснял это временным оттоком желчи от мозгов и приливом оной к желудку. Так или иначе, но лапша, пшенная каша и яйца, спасшие уже не одну жизнь, уберегли дядюшку Сяна Ляна от безвременной смерти и в этот раз.

Когда он ворвался в шатер генерала, тот уже ополовинил вторую миску и крови почти не жаждал.

– Ты ходил к деве Тьян Ню? Ходил! Я знаю! Что ты с ней сделал, олух?! – вскричал дядя, обвиняюще тыча пальцем в сторону Юна. – Не мог несколько дней потерпеть?

Чуский князь в ответ угрюмо хмыкнул. На этот раз вины за ним никакой не водилось, потому и возражать смысла не имело. Однако дядюшка истолковал молчание по-своему.

– Ты выгнал слуг и остался с девой наедине. Я отлично знаю, что ты там делал. Ах ты негодник! Тебе хоть спину ломай, мимо женщины спокойно пройти не можешь.

Юн перестал жевать, схватил миску и с меткостью прирожденного бойца швырнул ее прямо в лоб дяде. И попал. Лапша уже остыла, а то бы почтенный Сян Лян запросто мог без глаз остаться.

– Вон! – рявкнул генерал, берясь было за лежащий рядом меч, и добавил, уже обращаясь к взметнувшемуся за спиной дяди расписному пологу: – Убирайтесь вон, иначе я за себя не ручаюсь!

А потом, не снимая легкого доспеха, вытянулся на лежанке и стал смотреть в потолок шатра. Больше всего Сян Юну хотелось плакать. Или перерезать себя глотку. Или зарезать дядю и вместе с ним половину войска, а вторую – закопать живьем.

И все потому, что небесная дева больше не смеялась, и не улыбалась, и вообще на него не смотрела, а если и смотрела, то в упор не видела. Чудные серебряные очи Тьян Ню сделались безразличными, как у мертвой рыбы. Она не прикоснулась к еде, не надкусила яблочка, не выпила и глотка воды, словно и вправду уже умерла. И все это случилось по его воле и вине. Сян Юн убил красоту! Там, у подножья Цветочной горы, Тьян Ню летала, спорила с Ли Линь Фу, играла с кошкой, слушала его стихи. Там она была свободна и наверняка по-своему счастлива. Она была живая, а с ним, с Сян Юном, стала мертвая. Потому что он, обуянный ревностью и похотью, невольник своего положения и амбиций, украл Тьян Ню и лишил ее свободы.

Генерал со всего маху стукнул себя кулаком по лбу и все же разрыдался. От ненависти к себе, к своей властной и неукротимой натуре, требующей безропотного подчинения от каждого встречного.

Боги наказали чуского князя дважды, сделав запредельно жестоким, но при этом не отняв той части ума, которая сознает, насколько он мерзок в своих низменных страстях.

Зачем ему дана душа, которая видит и ценит красоту, если у него настолько безжалостное сердце? На погибель? Зачем Юна с детства учили не одним только воинским искусствам, но еще и музыке, и стихосложению, и рисованию с каллиграфией? Чтобы всю оставшуюся жизнь он калечил себя и других?

Сян Юн отер полой шэньи мокрое лицо, встал и прошелся по шатру туда-сюда. Он больше не мог лежать, сильное тренированное тело требовало действий – немедленных и решительных. Ведь одних сожалений мало, нужно исправить содеянное. Хотя бы попытаться исправить.

– Мин Хе! Сюда!

Ординарец влетел в палатку и тут же рухнул на колени:

– Ваш слуга готов исполнить любой приказ!

– Скажи, чтобы оседлали Серого. Немедленно!

Время было позднее, но разве генерал Сян обязан объяснять, куда и зачем направляется? Пока дядюшка во всех смыслах зализывает раны и жалуется лекарю на поганца-племянника, можно и нужно поступить правильно.

Он пронесся по лагерю, точно буря по ущелью, и только чудом никто из солдат не попался под копыта рассерженного не меньше, чем хозяин, Серого. Жеребец зло грыз удила и недовольно прядал ушами, за что и получил плетью. Мол, знай свое место, братец.

Служанки, денно и нощно несущие стражу возле княжьей невесты, едва завидев перекошенную яростью физиономию Сян Юна, порскнули в разные стороны, кто куда, точно мыши. Тьян Ню медленно встала навстречу.

– Решили не дожидаться свадьбы, генерал? – спросила она голосом, от которого опорные балки, поддерживающие шатер, покрылись слоем инея, а в воздухе закружились невидимые жгучие снежинки.

Сян Юн в три стремительных шага преодолел расстояние, разделявшее их, опалив горячим дыханием ее лицо, и впился пальцами в локоть девушки.

– Идем со мной!

– Нет.

– Что?

– Я сказала – нет, – ответила Тьян Ню с запредельным спокойствием, но над верхней губой, пересохшей и бледной, выступили крошечные капельки пота.

Тогда генерал припечатал девушку спиной к столбу и прорычал на ухо, чеканя каждое слово, точно шаг на марше:

– Я отвезу вас обратно. В ту деревню возле Цветочной горы. Но решить, верите вы мне или нет, надо прямо сейчас, немедленно. Пока я не передумал. Пока я еще могу противостоять… самому себе.

Сердце гулко билось где-то в горле и не давало вздохнуть полной грудью, отсчитывая мгновения. Так считает возле стенобитного орудия командир прежде, чем его лян произведет выстрел. Пять, четыре, три, два, один…

– Я вам верю, – молвила она, и негромкие слова немедленно превратились в легкое облачко, как это бывает в морозный день. И ему показалось, что твердый серый лед в ее глазах треснул. Но, видимо, лишь показалось.

– Тогда за мной.

Не напоминай недавние ранения о себе ежеминутной болью, Юн бы подхватил девушку на руки и… возможно, снова передумал бы. Но Небеса сберегли их обоих – и от преступления, и от умножения ненависти.

Серый покосился на Тьян Ню с нескрываемым опасением. Как только это почти невесомое существо оказывалось в седле, жеребца ждала долгая дорога. Так вышло и на этот раз.

Таня

Больше этот псих не произнес ни единого слова. На этот раз он посадил Таню себе за спину, и это ей приходилось крепко обнимать генерала за торс, обтянутый кожаным доспехом. Но если чусец, казалось, вообще не чувствовал усталости, то Таню, изнуренную голодовкой на нервной почве, быстро разморило. Голова кружилась, пальцы скользили, казалось, еще чуть-чуть – и девушка рухнет вниз.