Граждане Рима - читать онлайн книгу. Автор: София Мак-Дугалл cтр.№ 83

— Что, больше некуда пойти? — наконец бросил он Марку, почти извиняясь и куда более спокойно, чем раньше.

Делир посмотрел на него взглядом, в котором смешались отчаяние, сочувствие и ощущение собственной вины.

— Ты знаешь, что мы успеем убраться отсюда, прежде чем кто-нибудь приблизится.

— И все бросим? — спросил Дама с тоской, поскольку именно он планировал все, лежа по ночам без сна и мысленно обтачивая каждую планку, чтобы другие могли затем копать настоящую землю и класть настоящие балки.

— Не вижу, почему это должно так далеко зайти, — осторожно заверил его Делир. — Однако ты прав: надо быть наготове, даже больше, чем прежде. Ты проверял сегодня утром маршруты, не так ли? Уже закончил?

Всем, включая Даму, было очевидно, что Делир по доброте своей предлагает ему хороший повод уйти и спокойно поразмыслить над случившимся. Помолчав, Дама вздохнул про себя, борясь с непривычной горечью, примешавшейся к благодарности.

— Нет, не закончил. Все в порядке, — сказал он и неискренне-терпеливо улыбнулся Делиру. Потом неуверенно посмотрел на Марка и сказал Уне и Сулиену: — Еще увидимся.

Когда он ушел, Уна тихо спросила:

— Вы уверены, что он никому не скажет?

— Да, — безоговорочно заверил ее Делир.

— Просто, когда мы впервые увидели Марка, то позвонили стражникам и хотели заключить сделку. Не только из-за денег, но из-за свободы тоже. Думаю, кто-нибудь здесь может попытаться сделать то же.

— Только не Дама, — настойчиво повторил Делир. — И ни один из тех, кто живет здесь постоянно. Но… — он замолчал.

— Да нет же, никто! — возразила Лал.

— Надеюсь, нет. Думаю, нет, — сказал Делир. — Кроме того, отсюда сделать это будет нелегко. Но если люди куда-то отлучаются, тогда, естественно, возникает риск.

— Я хочу, чтобы все знали, — резко произнес Марк, напрягшись. Он знал, что Уне это не понравится, и обратился к ней. — Если даже всем станет известно про меня, никто ничего не скажет. Потому что Габиний и любой другой на его месте захочет расправиться с тем, кто расскажет обо мне. — Он повернулся к Сулиену, думая о том, что сказал в Волчьем шаге о доморощенных работорговцах. — Особенно если это беглый раб, потому что… Потому что тогда некому будет жаловаться.

Он хотел, чтобы его снова называли по имени, и страшно хотел, чтобы Уна согласилась с ним, но она сказала:

— Варий говорил, никому не рассказывать кроме Делира.

— Варий не знал, как долго придется сюда добираться и что я встречу тебя. Шесть человек уже знают, не считая каждого, кто видел меня по дороге.

— Многовато, — спокойно сказала Уна.

— Думаю, будет лучше, если ты постараешься смешаться с остальными, — согласился Делир.

— Но на кого ты намекаешь? Кто способен на такое? — не отставала расстроенная Лал. — Навредить не только ему, но и тебе, и всем нам. О ком ты говоришь?

— Ни о ком. Но каждый, кто приходит сюда после всего, что с ним случилось… мы не можем быть уверены, что они сделают. А твою фотографию все еще показывают — каждый день. Я мог бы ограничить пользование дальновизором… это в любом случае опасно.

— Если ты это сделаешь, то кто-нибудь уж точно догадается, — с насмешкой в голосе произнесла Лал. — Только представь, человек смотрит на новенького и говорит себе: «Смотри-ка, всего лишь раб, а вылитый Марк Новий!» — и вдруг ему запрещают смотреть дальновизор! Если бы все оставалось по-прежнему, это бы еще прошло. И потом, если ты выключишь дальновизор, тут все с ума сойдут.

— Верно, — сказала Зи-е Делиру. Сулиен подметил, что Лал состроила гримаску, не то чтобы недовольную, но уж точно язвительную.

— Хорошо, — сказал Делир, — ты смотрела отчеты не реже остальных. Ты бы догадалась, кто он, если бы тебе не сказали?

Марк почувствовал себя вконец несчастным — как выставочный экспонат или вещественное доказательство, — пока Зи-е разглядывала его. Потом пожала плечами:

— Не думаю. Нет, вряд ли.

— А я бы узнала, — в пику ей заявила Лал, только укрепляя растущее чувство раздражения, которое она пробудила в Уне. Уне хотелось, чтобы кто-нибудь хоть как-нибудь подбодрил Марка, но сама не могла этого сделать — слишком много было народу, к тому же ей ничего не приходило в голову.

К счастью, Делир, похоже, испытал ту же потребность.

— Не волнуйся. Обычно мы отпускаем людей в определенное время, когда знаем, что есть сочувственно настроенные, со своим хозяйством и так далее, даже портовые охранники, готовые помочь им. До следующей смены еще долго.

— Да, и не только ты будешь говорить, что был рабом, — сказал Сулиен, — но и мы с Уной тоже. Скажем, что ты был в Лондоне.

Марк кивнул. Он ожидал, что его нежелание ехать в Хольцарту пройдет, как, скажем, нежелание идти на вечеринку проходит во время вечеринки. Но Дама внес свою лепту на всю оставшуюся жизнь. Теперь Марк не знал, где ему хочется быть.

— И ты не должен покидать ущелье один, — сказал Делир, положив конец дискуссии.

Лал объявила, что покажет им, где спать, и что Уне придется поселиться с ней. Уна мило улыбнулась, пожалуй, чуточку дольше, чем следовало.

Оказавшись наедине с Новием и рабами, Лал внезапно почувствовала, что ее задор куда-то делся — так обычно все и происходило. «Я им не понравилась», — уныло подумала она. Потому что она, как всегда, слишком много говорила и делала слишком много лишнего. Впрочем, такие мысли никак не влияли на ее поведение; если даже она и перекрикивала всех, преувеличивала все и изо всех сил старалась казаться забавной, то по-другому она не умела.

— Не так страшен черт, как его малюют, — игриво сказала она, имея в виду перебои с горячей водой и нужники, которые могли пахнуть и хуже.

Ее одежда приводила ее в отчаяние. Темно-красное платье должно было выглядеть нелепо в сочетании с тяжелыми горными башмаками, которые ей приходилось носить, — а Делир недвусмысленно заявлял, что выглядит она глупо или, по крайней мере, с каждым днем все больше намеренно увиливает от дела, на цыпочках обходя грязь в своих блестящих туфельках, хотя именно он подарил их ей на день рождения. И несмотря на то что она жила в ущелье уже почти четыре года, ей нечего было больше носить. Одежда, в которой она копала репу, ничем не отличалась от ее тонких ярких платьев, разве что была выношена до дыр и везде жала, так что Лал перестала обращать на нее внимание. Она никак не могла избавиться от раз и навсегда усвоенного мнения, что в непогоду нужно носить что-то с длинным рукавом, из чего бы это ни было сшито. Отсюда следовало, что если она не расфуфыривалась, то выглядела еще большей оборванкой, чем любой из беглых рабов, и часто мерзла. Так или иначе, перед ужином она надевала свои модные туфельки, отчего ее бросало в жар, пока не удавалось спрятать ноги под столом, где их, слава богу, было не видно.