Блокадные будни одного района Ленинграда - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Ходанович cтр.№ 32

«Начиная с лета 1942 года противнику уже не удавалось, как раньше, безнаказанно обстреливать город.

Очень часто за первыми снарядами тут же появлялась наша авиация и совместно с артиллерией обрушивала на врага огонь возмездия.

Это заставляло немцев менять тактику. Если раньше после нескольких выстрелов по радио звучало сообщение: „Район подвергается артиллерийскому обстрелу, движение по улицам прекратить, населению укрыться“, то теперь мог прозвучать одиночный выстрел, а следующий снаряд мог просвистеть через несколько минут. Такой прием держал нас в постоянном напряжении и изматывал похуже шквального артналета» [328] .

«В субботу 4 июля был шквальный обстрел района. Снаряды рвались на Нарвской площади. Было 12 убитых и 32 раненых. Трупы и раненые временно были собраны во дворе нашего дома. <…> Один снаряд попал в квартиру Р-и. От квартиры осталось одно воспоминание. К счастью, там никого не было. <…>

Много людей погибло на трамвайной остановке» (И.В. Назимов) [329] .

Дневниковую запись И.В. Назимова о факте гибели и ранения людей на Нарвской площади подтверждают сведения главы домохозяйства № 1 (его дома, № 54, и соседнего) Филипповой: 4 июля 1942 г. «наша группа самозащиты в 10 человек оказала помощь 12 чел. раненым и 11 человек убрала убитых» [330] .

«На работу я ходила пешком и слушала свист снарядов, слышала, когда снаряд перелетал через меня, когда, не долетев, взрывался. Но на работу шла, а завод тоже обстреливался. Прямое попадание снаряда – и меня бы не стало. Истерика со мной была, и крики, и слезы – все было» [331] .

В изданных блокадных воспоминаниях ленинградцев или их дневниках неоднократно встречается упоминание о том, что артобстрелы противника были «приуроченными», в частности, к началу или окончанию рабочих смен. Чтобы не опоздать, рабочие и служащие вынуждены были в буквальном смысле ползти (см. воспоминания Г.П. Гольцовой) под осколками. Закономерен вопрос: а районные или городской штабы МПВО не могли, если не приказать, то предложить директорам предприятий (коль те не «догадывались») ввести гибкий график начала рабочих смен с целью избежать человеческих жертв?

Как видно из нижеприводимой отрывка из документа, было наоборот:

«На з-де „Пластмасс“ была сильно расшатана трудовая дисциплина. Комсомольцы завода провели ночной рейд, вскрыли все недостатки. Материалы комсомольской организации стали предметом обсуждения в парткоме. Комсомольцы, в свою очередь, проявили ценную инициативу, начиная работу точно по гудку» (из отчета Кировского райкома ВЛКСМ за июль-декабрь 1941 г.) [332] .

Уточнение: «по гудку» – это переиначенное «точно вовремя». В первое время войны гудки производили на предприятиях или судах, дублируя сигнал «воздушная тревога».

«Время было ближе к вечеру, именно тогда происходит пересменка и именно тогда, когда на улицах становится больше народу, немцы начинали артналеты. Ничего не подозревая, мы подошли к дому № 199 [333] . Впереди нас шел военный. Вдруг послышался какой-то особенный свист, скорее очень громкий шелест: так я узнал, что такой звук издает близко летящий снаряд. Тот, который свистит, он не твой, он уже пролетел. Военный сразу распластался вдоль стены.

Недавно я был на этом месте и сфотографировал его. В тот момент я был около проходной дрожжевого завода, сейчас это современные двери. Первый снаряд попал в верх каменного забора, там, где сейчас два рекламных щита, – это в ста шагах, то есть метров 70. На заборе еще видны следы от осколков. Я увидел дверь проходной и тут же юркнул в нее. В следующую секунду, прямо напротив, в 15 метрах, из земли стал вырастать огромный куст серой земли. Он, так мне казалось, рос медленно-медленно, без звука, фонтанчики серой пыли тихо обгоняли друг друга.

Позднее описание подобного эффекта я прочитал в журнале „Техника молодежи“ в воспоминаниях фронтовика, когда снаряд, упавший у его ног, на глазах стал распухать, как воздушный шарик, который надувают, покрылся огненными прожилками и затем лопнул.

Подошло время лопнуть и моему снаряду. Вернулся звук. Время вновь обрело реальную скорость. Воздушная волна ударила в дверь. Только сейчас я понял: от двери давно остались только филенки, поэтому я видел все, что происходило за дверью.

Оглохший на какое-то время, я присел на лавочку. Так как я находился в проходной, осколки не задели меня, я даже не был контужен. Снаряды падали то ближе, то дальше, но очень часто.

В проходную заскочила связистка-дружинница. Девчушка лет 16–18, пигалица с огромной сумкой, набитой проводами и инструментом. Наверное, снарядом повредило связь, и ее послали исправлять повреждение. Было видно, что у нее чувство долга борется со страхом; в проходной, кроме меня, был еще кто-то. Ни к кому не обращаясь, она начала рассказывать, как перепутаны все провода, а там ждут связь.

Я почувствовал, что тот провод, который там ждут, очень нужный провод. Снаряды бухали то ближе, то дальше, но все-таки больше ближе. Она выглянула за дверь.

– Кажется, утихло, – сказала она. – Ну, я пошла, – продолжила она, ни к кому не обращаясь.

Мне не казалось, что утихло. Так же свистело и бухало очень близко. Девчушка еще раз взглянула на нас и пошла в бессмертие.

Представьте, воздушной волной ее снесет с крыши, где нужно распутывать провода, или ее ранит осколок. Кто и когда сможет ее найти, прежде чем она истечет кровью. Но ее вел долг» [334] .

Что же касается пожаров, возникавших в результате артиллерийских обстрелов в 1942 г., то, судя по сохранившейся отчетной документации, их было не так много. А количество собственно пожаров резко пошло на убыль (опять же, по отчетным документам).

Сводки в виде таблиц за один-два или за несколько дней в райисполкомы направляли районные отделения Госпожнадзора. В сводке указывались адрес, причина пожара и его последствия (для жилой площади, самого дома и квартирантов).

С апреля по конец декабря 1942 г., по сводкам Ленинского района, произошло четыре пожара в разных домах по Нарвскому проспекту, два – в доме № 156 по Обводному каналу и в доме № 5 по Сутугиной улице. Это совсем немного, по сравнению с количеством пожаров на улицах Шкапина, Курляндской и нескольких Красноармейских. «Горели постельные принадлежности. Убыток около 100 р. От ожогов III степени умерла женщина, и др. женщины получили ожоги II степени [и они были] направлены в поликлинику». Оставлена без присмотра плита – «горела ветошь». «Поджог» – «сгорели носильные и постельные вещи. Обгорело перекрытие». Заправляли керосином зажженную лампу – выгорело столько-то квадратных метров пола и перегородок.