Я прав - вы заблуждаетесь - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард де Боно cтр.№ 56

Поскольку разуму трудно оперировать противоположностями в абстрактном смысле, мы очень быстро прикрепляем ярлык «противоположного» к чему-либо даже не сильно отличающемуся: «не друг» становится «врагом» (со всем и полагающимися ему атрибутами агрессора).

Дихотомическая традиция имеет существенное значение в нашей традиционной настольной логике (обеспечивает возможность применения принципа взаимоисключения) и накладывает жесткую ложность на восприятие в поисках искусственной определенности.

В жизни нам явным образом нужны абсолюты, определенность и истина. Бывает истина, в отношении которой мы испытываем эмоциональную потребность; истина, в которой мы нуждаемся как в цели предпринимаемых нами усилий; практическая истина, нужная нам, чтобы управлять обществом; истина, требуемая для функционирования логики; истина, необходимая нам, чтобы определить законы мироздания.

Исламский воин, без страха вступающий в бой, осознает со всей определенностью, что смерть на поле боя означает для него немедленное попадание в рай. У христианских мучеников в мозге была такая же определенность. Людям, посвящающим свою жизнь служению Богу и религии, нужны вера и уверенность в благости того, что они делают. Награда на небесах уже не является единственной причиной, сам образ жизни приносит удовлетворение (ценности, миссия, достижение). Религия придает смысл и цель жизни и предоставляет непреходящие ценности и основу для принятия решений. Там, где религия дарит стабильную практическую систему, повседневные превратности мирской жизни порождают только смятение ума. Речь идет о самой мощной концепции, являющейся средством для ухода от тех ценностей, которые служат лишь сиюминутной или краткосрочной наградой.

Бывают времена, когда абсолюты религии вступают в противоречие с прагматизмом потребностей. Позиция католической церкви в отношении контроля над рождаемостью является одним примером этому. Многие женщины-католички используют противозачаточные средства, и опросы показывают, что в странах третьего мира большинство женщин хотели бы ограничить свои репродуктивные возможности. В определенных своих регионах мир, возможно, движется к перенаселению. Однако церковь придерживается абсолютного принципа, согласно которому любой метод контрацепции недопустим. Церкви прекрасно известно о том, какие сложности это создает для паствы, но абсолютные принципы непоколебимы. На самом же деле подобная неспособность корректировать принципы прагматическим образом служит подтверждением для многих, что церковь базируется на истине, а не на целесообразности.

Как я указывал ранее, система убеждений/веры является мощным источником истины и абсолютов. Разум с легкостью переходит в плоскость веры, и упорство, с которым он держится за эту веру, является больше отражением цикличности паттернов в мозге, чем истины, содержащейся в этой конкретной вере. Тем не менее вероятность того, что любое число убеждений является ложным, никогда не может исключить возможности истинной веры. То, что сотни картин, якобы написанных Дали, являются подделками, не доказывает, что Дали никогда не писал.

Проблема практического свойства возникает тогда, когда имеется попытка навязать конкретную систему веры тем, кто уже пользуется другой системой. Именно эта агрессивная сторона истины принесла столько бед в истории. Нужно ли убеждать самого себя, доказывая другим, что ты располагаешь истиной?

Истина в качестве цели, к которой стремятся, представляет собой мощный источник мотивации. Возможно, мы никогда не сможем утверждать, что достигли истины, но мы совершаем путешествие в этом направлении. Это первейшая мотивация, подстегивающая естественные науки и математику. Есть направление магнитной стрелки, и мы плывем в заданном направлении (подобно кораблю, который может плыть на север, но никогда не достигнет Северного полюса). В определенном смысле истина в качестве места назначения выглядит противоположностью в отношении определенности, которую дарит религиозная вера. Вместе с тем большинство религий подчеркивают необходимость пути к нирване (буддизм, индуизм) или самосовершенствованию (католицизм, протестантизм, ислам). Установленные истины служат ориентирами в этом путешествии.

Истина является источником мотивации и, по крайней мере в теории, предупреждает самоуспокоенность и высокомерие. Любой ученый, однако, прекрасно знает, что продвинувшийся чуть дальше других в своем путешествии к истине зачастую проявляет пренебрежение к находящимся как будто бы на пару шагов позади.

Нам нужны понятия абсолютов и истины, для того чтобы решались практические вопросы функционирования общества. Даже если у нас есть определенные сомнения относительно таких абсолютов, мы желаем верить в них, справедливо опасаясь, что не ориентированное на абсолюты общество может впасть в хаос. Например, нам нужны законы, основанные на абсолютных принципах и воспринимаемые как абсолют. Иначе кто станет решать, что делать в каждый конкретный момент времени? Нам страшно, что без абсолютов решения будут приниматься имеющими власть либо на основе жадности, либо исходя из групповых интересов (все это, разумеется, имеет место и при демократии, но занимает больше времени). Наша вера в справедливость базируется на лежащих в основе всего абсолютах и на переводе данных абсолютов в законы, что поддается совершенствованию при правильной постановке дела.

Мы верим в абсолюты, но используем их скорее с прагматических позиций. Людям должна быть предоставлена свобода выбора (даже если кто-то вышестоящий считает, что это не всегда целесообразно). Однако наркотики, например, мы отделили особой чертой. В США ежегодно в результате употребления наркотиков погибает около 10 тысяч человек. От болезней же, связанных с курением, умирает 320 тысяч человек. Вместе с тем, учитывая, что так сложилось исторически, а также по прагматическим соображениям принятие более жестких мер в отношении курения оказывается затруднительным.

Несоответствие между верой в абсолюты и способностью оперировать ими является общим свойством всех абсолютных систем. Например, далеко не все верующие в Бога поступают сообразно его заповедям.

Наша традиционная настольная логика может иметь дело только с абсолютами и определенностями, которые мы находим или конструируем искусственно. Категории, используемые нами, оперируют недвусмысленными критериями, посредством которых нечто включается в категорию либо исключается из нее. Чтобы добиться логического прогресса, нам нужны слова вроде «все», «каждый», «ни один». Система значительно ослабела бы и перестала бы работать, если бы мы начали использовать такие слова, как «некоторый», «по большому счету» или «быть может». Мы оказались бы в ситуации перехода от определенности к догадкам. Итак, мы взяли естественный продукт восприятия, со всеми его несовершенствами, и уместили его в тесные ящички-категории языка. Затем придумали принцип тождества — «это есть то-то» — и принцип взаимоисключения и в результате создали дихотомии. Если при этом взгляд на мир получился несколько искусственным, всегда существуют своего рода основа для суждения и определенность, которые нам нужны, чтобы действовать.

Геометрия Евклида всегда рассматривалась как стройная логическая система, основанная на дедуктивном методе. Из небольшого числа базовых аксиом строится сложное хитросплетение линий и поверхностей. При этом Евклидова геометрия применима только в отношении двухмерной плоскости. Например, на сфере параллельные прямые в действительности могут пересекаться (линии меридианов на глобусе встречаются на полюсах); сумма углов треугольника больше 180 градусов (любые два меридиана пересекают экватор под углом 90 градусов, но при этом еще смыкаются на полюсе, образуя треугольник). Таким образом, логика Евклида зиждется на абсолютном определении вселенной/универсума, в рамках которой действует система. Из определения вселенной вытекают абсолютные аксиомы, которые не могут быть доказаны средствами самой системы (теоремы Гёделя [32] о неполноте).