Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы - читать онлайн книгу. Автор: Джоанна Хиксон cтр.№ 7

Старшие дети голодали и мерзли, на них было жалко смотреть. Зато упреков им доставалось в изобилии. Всякий раз, когда вспыхивали ссоры – а это случалось часто, особенно между мальчиками, – мстительная гувернантка изобретала какое-нибудь новое ужасное наказание. Жана крепко привязывали к стулу веревками, а Луи частенько не мог сидеть на исполосованных розгами ягодицах. Его глаза при этом сверкали оскорбленно и гневно, но жаловаться было некому. Вдобавок покои, где держали их отца, безумного короля, находились слишком близко к башне, и детей пугали нечеловеческие вопли, часто доносившиеся из этого мрачного места.

Все считали, что безумие короля вызвано кознями дьявола. Возможно, живя рядом с королем, их влиянию подверглась и мадам Лабонн. Иногда мне чудился шорох дьявольских крыльев за дверью, и я едва дышала, опасаясь вдохнуть адские миазмы.

Жан-Мишель говорил, что в городских тавернах дворцовая челядь за стакан эля рассказывает желающим зловещие байки о черных мессах, на которых чародеи призывают стаи крылатых демонов и посылают их в подземный склеп, где держат безумного монарха. Я часто слышала, как ослицы пугали друг друга, заявляя, что видели бесов. Неудивительно, что детям снились кошмары, а Жан мочился в постель. В качестве наказания мадам Лабонн заставила его спать на соломенном тюфяке, брошенном на пол. Стирать простыни она велела ослицам, но они отлынивали до тех пор, пока вонь не становилась совершенно невыносимой.

Зима выдалась ветреной и снежной. Дети неделями не покидали башню, однако с помощью пирогов моего отца, запасов наших семейных сказок и дров, украденных для нас Жан-Мишелем, мы пережили холодные и мрачные дни. Затем солнце вновь стало появляться на небе, а на Сене растаял лед. Когда начались весенние парады ремесленных гильдий Парижа, а фруктовые деревья в дворцовом саду покрылись цветами, король внезапно обрел разум, и королева Изабо вернулась во дворец Сен-Поль.

– Если она хочет оставаться регентом во время его болезни, она вынуждена жить с королем, когда он здоров, – проницательно рассудил Жан-Мишель, когда я отметила, как быстро она вернулась. – Поверь мне, ей очень хочется остаться регентом.

Конечно, Изабо по-прежнему и близко не подходила к детской, но вместе с королевой вернулись придворные и казначеи, так что мадам Лабонн вновь пришлось платить слугам за еду и необходимые вещи, а не полагаться на посылки из пекарни моего отца. Из не выплаченных за зиму жалований крыса наверняка скопила немалую сумму, так что я собрала всю свою смелость и спросила ее о деньгах, которые мне задолжали.

Мадам Лабонн рассмеялась мне в лицо.

– Четыре марки?! С чего ты взяла? – издевалась она. – Бестолочь, считать не умеешь! Из пяти су в неделю никак не составить четырех марок. Тут и половины этого не набежит.

Несмотря на мои старания, я смогла вытянуть из нее всего одну марку, однако праведный гнев моей матушки вызвал не сам факт наглого надувательства, а то, что гувернантка высмеяла мое умение считать.

– Что ж, спасибо и на этом, – заключила матушка. – Все они одинаковы. Каждый лавочник и ремесленник в городе испытал на себе благородную манеру недоплачивать.

С наступлением теплых деньков дворец стал похож на ярмарочную площадь. Сады заполнились прекрасными дамами в роскошных платьях и напыщенными молодыми кавалерами. Сквозь открытые окна долетали музыка и смех. Придворные балы давались на воздухе под ярко раскрашенными навесами. Нам, дворцовой челяди, это весьма осложняло жизнь, поскольку всякий раз следовало убираться с дороги придворных, спешащих на приемы, в сады или к берегу реки. Путь до конюшен, куда я бегала встречаться с Жан-Мишелем, порой занимал вдвое больше времени, чем обычно, потому что мне то и дело приходилось стоять лицом к стене, пропуская мимо стайку щебечущих дам и господ. По крайней мере, я теперь каждый день гуляла с детьми, хотя мадам Лабонн строго наказала нам ходить только в заброшенный розарий королевы и никуда больше. Разумеется, ведь от детской только туда можно было дойти, ни с кем не встретившись по дороге. Гувернантка справедливо опасалась неудобных вопросов о состоянии детской одежды или – не приведи господь! – неожиданной встречи королевы со своими отпрысками.

С наступлением августовской жары королева отправилась с длинной вереницей барок и галер вверх по Сене, в королевский замок в Мелёне. Вскоре после ее отъезда прошла весть, что она в тяжести, и, ввиду сроков, поползли слухи, что ребенок от герцога Орлеанского, зачатый во время последнего приступа болезни короля. Впрочем, по моим подсчетам, честь отцовства все-таки выпадала королю. Наверное, король пришел к такому же выводу, потому что никто не упоминал о ссорах между ним, его братом и королевой.

Приблизительно в это же время по некоторым признакам я поняла, что тоже затяжелела. По общему убеждению, кормление младенца препятствует зачатию следующего, но для меня примета не подтвердилась. Матушка, конечно, приписала это заботам святой Моники, а Жан-Мишель хвастал перед приятелями-конюхами, что даже кормление принцессы ему не помеха.

Мадам Лабонн ничего не говорила, пока мое состояние не стало очевидно.

– Екатерину пора отнимать от груди, – наконец объявила она. – Ты можешь уйти перед Рождеством.

Вспомнив мрачные дни предыдущего Рождества, я спешно заверила ее, что раз мой ребенок не появится до весны, я смогу задержаться и после Нового года. Мне была невыносима мысль о том, что Екатерина останется на попечении ослиц и мадам Лабонн, однако я понимала, что должна настроить себя на неизбежное расставание. Возможно, если бы не мое собственное дитя, я подстроила бы отнятие от груди Екатерины так, чтобы остаться кормилицей нового ребенка королевы, но малыша из простонародья ни за что не допустят в королевскую детскую и не позволят делить молоко с августейшим младенцем. Наше с Катрин время неумолимо подходило к концу. Вскоре после первого дня рождения она уже делала неуверенные шажки, я начала кормить ее хлебом, размоченным в молоке, а к февралю, когда у королевы родился сын, подготовила, как смогла, к появлению нового братика.

Не задаваясь вопросами об отцовстве последнего отпрыска, король обрадовался еще одному сыну и настоял, чтобы того окрестили Карлом. Очевидно, короля не беспокоил тот факт, что оба предыдущих принца с таким именем умерли во младенчестве. Как и все его братья и сестры, новый Карл выскочил на глазах у всех из королевской утробы, крестился в шелках с жемчугами и был спроважен в детскую, подальше от родительского внимания. Мадам Лабонн, строго блюдя свой интерес, снова наняла в кормилицы женщину низкого рода – безучастную, безвольную и покорную особу. Она не проявляла интереса к старшим детям и вообще ничего не делала, кроме как давала младенцу грудь и шушукалась с ослицами. А я так надеялась, что в детской появится женщина, способная позаботиться о Катрин, когда меня не будет рядом!

Маленькая принцесса уже уверенно топала пухлыми ножками, и я не могла налюбоваться на этот комочек энергии, который, смеясь и лопоча, весь день путался в моих юбках. Я не представляла себе жизни без нее, но выбора не было, и поэтому одним прекрасным весенним днем, выдавив из себя веселый смешок и запечатлев последний поцелуй на нежной щечке, я оставила Катрин с ее любимой игрушкой – одной из моих старых кукол. Выйдя из детской, я совершенно ослепла от слез, и Жан-Мишелю пришлось вести меня до дома.