Широкий Дол - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 208

Эта тропа спускалась прямо в деревню мимо церковного кладбища, мимо той полоски земли, которую тут называли «уголком мисс Беатрис» – с двумя, всего лишь двумя могилами самоубийц за всю долгую историю Широкого Дола. Кто-то положил свежие цветы на оба маленьких холмика. Но на них не было ни надгробного камня, ни креста. Хотя бы деревянного. Доктор Пиерс не позволил бы этого. Когда об этих могилах станет некому заботиться и цветы будут забывать туда приносить, они станут почти незаметны. А потом, возможно, просто исчезнут. И тогда здесь, наверное, перестанут называть эти две небольшие кучки земли моим именем.

Мы свернули налево, мимо церкви, и поехали по дороге. Я то ли ожидала, то ли боялась какого-то знака от деревенских, но думала об этом с каким-то тупым равнодушием. Да, собственно, что еще они могли мне сделать? Они давно уже перестали меня любить; они давно уже научились меня ненавидеть, но не осмеливались предпринять против меня ничего реального; все это были только скрытые угрозы и какая-то детская жестокость. В принципе, я могла бы ездить по деревенской улице хоть каждый день, и если бы они попробовали сделать хоть что-то неприятное мне, то я могла стереть с лица земли всю деревню. Я могла сжечь их дома, лишив их крыши над головой. И они это знали.

Пока Тобермори шагал по деревенской улице, одна из женщин, половшая жалкую грядку овощей у себя в огородике, подняла голову, с первого взгляда узнала и моего прекрасного гунтера, и мою очаровательную серую амазонку и тут же, подхватив ребенка, исчезла за дверью дома. Дверь хлопнула так, словно кто-то вскрикнул, а затем я отчетливо услышала, как изнутри поспешно задвинули засов. И словно для того, чтобы отвлечь меня от столь прямого проявления невежливости – хотя я и так знала, как зовут эту нахалку, ее имя было Бетти Майлс, – последовала целая череда упреждающих хлопаний дверью. Люди, сидя без света возле своих маленьких окошек, возле холодных очагов над полупустыми кастрюлями и без гроша в кармане, увидели, как я еду по деревенской улице, услышали топот копыт Тобермори и встали, подошли к двери и хорошенько хлопнули ею раза два-три, словно говоря: двери этой деревни передо мной закрыты. И здесь меня тоже принимать не желали.

Я направила Тобермори к дому и остановилась лишь однажды, на минутку, чтобы взглянуть на огромное поле пшеницы, раскинувшееся там, где когда-то были общинные земли. Словно по какому-то волшебству под бледно-зеленым покрывалом начинавшей колоситься пшеницы проступали еле заметные пограничные отметины. Эти две долины еще сохранили свои очертания, хотя и не очень четкие. В том месте, где когда-то высился знаменитый огромный дуб и где после того, как его выкорчевали, осталась глубокая яма, все еще виднелось нечто вроде провала. И от этого места тянулись две тонкие бороздки – две бывшие широкие, утоптанные тропы, – уходившие наверх, в холмы, где вереск уже набирал бутоны и буйно зеленели папоротники. Своим усталым, но все еще ясным умом я понимала, что яму, оставшуюся от дуба, и эти тропы просто плохо засыпали – а все потому, что меня там не было и некому было проверить, как выполнена работа. Но я не сомневалась, что еще пара лет, и плуг сотрет все следы того, что эта земля когда-то была открыта для всех и всеми была любима и ею свободно пользовались все жители деревни.

Но мне – когда я ехала верхом на своем гунтере, изящно одетая, в хорошенькой шляпке, которая очень мне шла, – казалось, что я смогу распахивать и засеивать это поле хоть каждый год в течение тысячи лет, но любому сразу будет видно, где была та тропа, по которой деревенские дети гоняли своих гусей, а где стоял большой дуб, на котором влюбленные вырезали свои имена.

Руки мои вдруг стали какими-то невероятно тяжелыми, и я, с трудом приподнимая их, повернула Тобермори, и мы рысцой направились к дому. Стоял чудесный летний полдень – теплый, полный луговых ароматов и жужжания насекомых. Мое шелковое платье трепетало на ветру. Тобермори, почувствовав, что я ослабила поводья, тут же сменил рысь на легкий галоп. Но я, подскакивая в седле, чувствовала себя деревяшкой, в груди которой вместо сердца замороженный камень.

Только Гарри был рад моему возвращению, добродушный глупец. Когда я вошла, все пили чай в гостиной, и я принялась судорожно откалывать от волос шляпку, потому что она вдруг показалась мне слишком тесной.

– Как это приятно, что ты вновь разъезжаешь верхом по всему поместью! – воскликнул Гарри. Впрочем, голос его звучал несколько приглушенно, потому что он только что откусил огромный кусок кекса с фруктами.

Селия, явно встревоженная моей бледностью, внимательно на меня посмотрела, и я заметила, как они с Джоном переглянулись и Джон окинул меня профессионально оценивающим, нелюбящим взглядом.

– Выпей чаю, – сказала Селия, жестом прося Джона позвонить слугам. – Ты выглядишь усталой. Я прикажу принести еще чашку.

– Я совсем не устала и прекрасно себя чувствую, – с некоторым нетерпением ответила я. – Но ты была совершенно права, Селия: похоже, у нас и впрямь будет отличный урожай. Если лето будет хорошим, то мы наверняка сможем рассчитаться со многими долгами.

Говоря это, я осторожно глянула из-под ресниц на Джона. Вид у него был насмешливый. Не было сомнений, да я, собственно, и раньше об этом догадывалась, что деньги семейства МакЭндрю позволили ему купить все тайны наших юристов и купцов. Только Джон, единственный из них троих, знал, что за одно лето нам ни за что не выплатить все свои долги. Минимум четыре или пять удачных лет подряд – вот тогда, может быть, что-то и получилось бы. Да только разве бывает пять лет подряд хорошая погода, особенно если от этого зависит твое выживание? В какой-то степени выплата долгов Широкого Дола напоминала бег на месте – как бывает в страшном сне, когда ты бежишь изо всех сил и не можешь убежать от неумолимо приближающейся к тебе угрозы.

– Прекрасно! – воскликнул Гарри, искренне обрадованный моим заявлением. – Но еще больше я рад тому, что ты снова на ногах и уже включилась в работу. Знаешь, Беатрис, мне бы хотелось, чтобы именно ты на следующей неделе провезла по пшеничным полям этого лондонского торговца зерном.

Я предостерегающе нахмурилась, но было уже поздно: Гарри все испортил.

– Лондонского торговца зерном? – быстро переспросил Джон. – А что ему здесь понадобилось? Я думал, вы свой урожай перекупщикам не продаете.

– Не продаем, – тут же сказала я. – Никогда раньше не продавали. Но этот мистер Гилби написал нам, что находится неподалеку и хотел бы взглянуть на наши поля, чтобы получить общее впечатление от того, какого качества пшеница в Сассексе.

Гарри открыл было рот, чтобы возразить мне, но я так на него глянула, что он тут же снова его закрыл. Впрочем, Джону и этого было достаточно. Он посмотрел на Селию – без слов, но с таким выражением, что лучше бы он прямо в лицо назвал меня лгуньей.

– Мне кажется, Гарри, – тихо, словно пробуя почву, сказала Селия, – было бы лучше, если бы вы с ним не встречались. Ведь если он предложит уж очень хорошую цену, ты не сможешь удержаться от соблазна, хотя ты сам всегда говорил, что выращенная здесь пшеница должна быть здесь же и продана, и смолота.