Широкий Дол - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 203

– Вы можете идти, Люси, – сказала я и услышала в собственном голосе откровенную ненависть.

Она сделала книксен и направилась к двери. Но, уже взявшись за ручку, вдруг обернулась и сказала:

– А на той полоске земли, что тянется за церковной оградой, теперь уже две кучи камней. На могиле старого Джайлса… и Беатрис Фосдайк. У нас теперь целое кладбище самоубийц! Его в деревне так и называют. А еще – «уголок мисс Беатрис».

Туман, похоже, ухитрился спуститься по дымоходу и теперь крутящимся ядовитым облаком вливался в комнату; от него щипало глаза и горло; он вызывал у меня тошноту, противной липкой пленкой покрывая лицо и волосы. Я зарылась в белые кружевные подушки, натянув на голову одеяло, и в этой дружелюбной темноте громко взвыла от боли и ужаса. Потом затихла и, не выныривая наружу, стала ждать сна, такого же глубокого и черного, как сама смерть.

Этот туман продержался до Майского дня [29] , целую долгую серую неделю. Я сказала Гарри и Селии, что туман вызывает у меня сильные головные боли. Впрочем, я действительно была бледна и действительно плохо себя чувствовала. Но Джон, услышав мои слова, лишь жестко на меня глянул и кивнул, словно все эти уловки давно уже были ему знакомы. В праздничный день утром туман рассеялся, но никакой радости в воздухе не чувствовалось. В деревне обычно ставили майский шест, выбирали королеву мая, устраивали танцы и футбольные состязания. Деревенские приносили мяч – надутый бычий пузырь – к границам церковного прихода и там, на лугу, сражались в футбол с людьми Хейверингов – пинали мяч ногами, пока не побеждала одна из команд, которой этот мяч и доставался. Но в этом году все было не так, все было как-то очень плохо.

Холодный серый туман, повисший над Сассексом, заставлял людей кашлять и кутаться, и одежда на них моментально пропитывалась влагой. В прошлом году королевой мая была Беатрис Фосдайк, и теперь в деревне болтали всякую чепуху насчет того, как плохо быть самой хорошенькой девушкой в деревне – мол, займешь место Беатрис, вот и не будет тебе счастья. Даже для игры в футбол не набралось достаточно молодых и крепких мужчин. Те, что числились в работном доме, не осмеливались далеко отходить от своих лачуг на тот случай, если Джон Брайен объявит очередной сбор. Все боялись упустить возможность заработать хотя бы несколько жалких грошей. Многие страдали от кашля и насморка – весна выдалась долгая и сырая, а еды явно недоставало. Кстати, наша деревенская команда почти всегда выигрывала в футбол, потому что в нее входили трое неразлучных друзей – Нед Хантер, Сэм Фростерли и Джон Тайэк. Теперь Нед умер, Сэм уплыл в Австралию навстречу собственной смерти, а Джон исчез, чувствуя себя навек опозоренным тем, что нарушил верность друзьям. Так что в деревне не было настроения ни для танцев, ни для борьбы, ни для флирта, ни для веселья.

Я с ужасом думала о том, что приближается мой день рождения, да еще в такую отвратительную погоду. Раньше я всегда воспринимала этот день как начало весны, однако в этом году погода больше походила на ноябрьскую. И все же день рождения наступил, и я медленно спустилась вниз, зная, что возле своей тарелки найду, конечно, подарки от Гарри и Селии, однако на крыльце уж точно не будет никаких подарков от деревенских детей, как это бывало раньше. И мне не будут с утра до вечера нести корзины и букеты весенних цветов. Теперь всем окончательно станет ясно, что «мисс Беатрис» утратила любовь Широкого Дола и стала изгоем на собственной земле.

Но оказалось, что все выглядит как прежде, и это было совершенно невероятно. Три подарка в ярких обертках лежали возле моей тарелки – от Гарри, от Селии и от Джона. И на боковом столике, как всегда, тоже лежала целая груда мелких подарочков. Именно в них я сразу и впилась взглядом. У меня даже невольно вырвался радостный вздох, почти вскрик, глаза защипало, и я поняла, что вот-вот разревусь на глазах у всех. Значит, весна все-таки наступила! И новое лето внесет свои поправки. И деревня меня простила. Они, видно, все-таки поняли то, что сама я никогда не осмеливалась им сказать. Что плуг, который, взрезая землю, невольно разрезает на куски жабу, делает свою работу для того, чтобы посадить семя. Что коса, когда косит сено, совсем не хочет поранить зайчишку, она делает это невольно. Что утраты и смерти, горе и боль, которые терзали деревню всю эту ужасную холодную зиму и весну, – это все равно что родовые муки при рождении будущего; будущего моего сына, будущего этой деревни. И теперь этому будущему уже ничто не угрожает. Не знаю как, но они это поняли. Они, может, и отвернулись от меня на какое-то время, охваченные горем и ненавистью, но потом все же поняли меня!

Я улыбнулась, и на сердце у меня впервые стало легко. Впервые с того дня, когда Джон, глядя на меня, как на своего умирающего пациента, сказал, что за мной идет смерть. Первыми я развернула те подарки, что лежали возле моей тарелки. Гарри подарил мне хорошенькую брошку – золотую лошадку с бриллиантом-«звездочкой» во лбу. Селия – отрез очаровательного светло-серого шелка. «Ведь скоро, дорогая, нам уже не нужно будет соблюдать полный траур», – сказала она, целуя меня. Затем я развернула крошечный сверток – подарок Джона – и тут же снова скомкала обертку, пока Гарри и Селия не успели увидеть, что там. Там был пузырек с настойкой опия, на котором было написано: «Четыре капли каждые четыре часа». Чувствуя, что вся кровь отлила у меня от лица, я опустила голову над тарелкой, скрывая испуганный взгляд.

Джон прекрасно понимал, что я ищу спасения в мире снов. Как прекрасно понимал и то, что все это связано с моей тайной мечтой о смерти. Он понимал, что я тогда поверила ему, что я и сама знаю: за мной идет смерть и я готова встретиться с ней. И теперь он давал мне средство, дающее возможность поспешить навстречу смерти. Чтобы тот уголок за стеной церковного кладбища, где хоронят самоубийц, действительно стал «уголком мисс Беатрис».

Когда я, собравшись с силами, заставила себя поднять глаза, Джон смотрел прямо на меня, и его взгляд был ясен и насмешлив. Собственно, он просто следовал моему примеру. Когда он тщетно пытался бороться с пьянством, то моими стараниями повсюду, в каждом подходящем местечке, находил новую, еще покрытую холодной росой бутылку с несломленной печатью. Теперь я знала: каждую ночь у моей постели будет появляться такая бутылочка с настойкой опия. Этот молодой врач, который когда-то так любил меня, который постоянно предостерегал меня от злоупотребления этим опасным лекарством, теперь сам станет снабжать меня им, пока однажды я не выпью всю бутылку и не усну навеки.

Меня передернуло. И я быстро посмотрела в сторону маленького столика с грудой подарков.

– А это все из деревни! – восхищенно пояснила Селия. – Я так рада, Беатрис, так рада!

– Я тоже очень рада, – тихо сказала я. – Это была трудная зима для всех нас. И я очень рада, что она, наконец, позади.

Я подошла к столику и развернула первый маленький сверток. Как ни странно, все свертки были одинаково крохотные, не больше пробки от винной бутылки, и все подарки завернуты в одинаковую серую бумагу.