Сеул, зима 1964 года - читать онлайн книгу. Автор: Ким Сын Ок cтр.№ 71

— Ты только посмотри, столько лет не было снега, а тут — на тебе!

С её лица не сходила улыбка. Я прошёл на задний дворик гостиницы. Там распустились несколько цветков белой камелии. Желтоватые лепестки едва проглядывали сквозь белый снег. Я подошёл поближе и, присмотревшись, увидел, как белые лепестки с выглядывающими из чашечки цветка жёлтыми тычинками слегка подрагивают.

Я вышел за ворота и начал подниматься по пригорку, густо заросшему кустами камелии. Море отливало светло-серым. Линия горизонта под снежными облаками окружала остров со всех сторон. С восходом солнца снег прекратился, и черепичные крыши, сделанные на японский манер, заблестели. Рассвет на острове был необыкновенно красивым, но уж очень коротким. Когда я снова спустился к гостинице, почти все уже проснулись, и началась суета.

В тот день с утра мы с Юнсу помогали устанавливать шатёр на том месте, где будут проходить выступления труппы. Местные, думая, что мы тоже циркачи, поглядывали на нас с любопытством. Остров загудел, словно улей в преддверии праздника. И хотя устанавливать шатёр вызвалась помогать даже местная молодёжь, справиться с этим делом мы смогли только через два дня. Всё это время Юнсу с Мией обменивались тёплыми взглядами и улыбками, так что даже меня, наблюдающего за всем этим со стороны, время от времени бросало в краску.

— Может, стоит рассказать директору цирка о твоих отношениях с Мией? — спросил я Юнсу.

— Если труппа распадётся, то и директор уже не указ, — ответил Юнсу, и выражение его лица говорило, мол, зачем это ещё нужно. Однако ж я добавил:

— Ну, тогда хоть Ли расскажи и заручись его поддержкой, чтобы в случае чего он встал на её защиту.

Юнсу согласился со мной.

И на второй день после нашего приезда на остров во время обеда мы с Юнсу позвали Мию и Ли к нам в комнату. Я, выступая в качестве посредника, ввёл Ли в курс дела и попросил его поддержки. Пока я говорил, Мия — само олицетворение невинности, сидела, скромно потупив голову, у меня же при взгляде на неё непонятно почему улыбка не сходила с губ. Ли с самого начала со строгим и серьёзным лицом слушал мой рассказ, покачивая головой, а потом едва слышно проговорил:

— Что я могу сказать… Мия… несчастная девушка…

Видно, он так расчувствовался от своих собственных слов, что ему даже понадобился носовой платок. Затем, высморкавшись, он снова заговорил:

— Я очень надеюсь, что это не сиюминутное настроение, а продуманный шаг. И если вы не против, то я бы тоже хотел поучаствовать в свадьбе Мии.

Больше он говорить не стал и лишь сидел, задумчиво поглаживая ладонью пол. Мия тоже всё это время сидела не шелохнувшись.

В тот день после обеда Юнсу написал вот такие строчки под названием: «Свадебная церемония без свадебных свечей».

Зимой холодной, когда готов отдать был свою жизнь,

Внезапно по пути на остров, изъезженному вдоль и поперёк,

Вдруг заиграли трубы —

Марш свадебный!

И если промелькнёт пусть даже и один Искусственный цветок в волнах

То верю я, взрастёт

По миллиметру

Целомудрие моё…

В тот же день вечером мы в первый раз посмотрели выступление этого цирка. Если честно, то я был сильно разочарован. Возможно, потому что моё представление о цирке основывалось на моих детских впечатлениях. Воспоминания, похожие на прекрасный сон, из которого доносилась печальная мелодия, кружение красно-синих огней, сопровождаемое овациями — и на арену выходила красивая девушка с головокружительным номером на качелях, от которого по спине пробегала дрожь. Однако той ночью в шатре, который содрогался от порывов ветра, взрослые люди с печатью усталости на лицах разгоняли скуку, показывая разные трюки на турнике или с шестом в руках. И хотя иногда так же, как и в детстве, раздавались подбадривающие выкрики «Ап!», от которых по спине пробегали мурашки, эти возгласы уже не были окутаны таинственностью, как в те далёкие времена. А одетые в коротенькие шёлковые юбочки Мия и другие девушки уже не выглядели теми сверкающими принцессами из детства, — может, из-за того что на порядочно поношенных нарядах кое-где виднелись следы штопки.

Но когда Мия с веером в руке шла по канату, а Ли висел на трапеции вниз головой под самым куполом цирка, держа за ноги девушку, у которой в зубах была зажата веревка с висящим на ней мальчишкой, тогда и я, словно бы став одним из членов цирковой семьи, задержав дыхание, молился, чтобы номер благополучно завершился. Ли сноровистее всех выполнял номера и руководил всей программой. Он, несомненно, был профессионалом.

В общем, выступление того вечера не стало для меня ярким зрелищем, а явилось ничем иным, как типичным изображением жизни. После этого я больше ни разу не ходил на представления. Однако меня упорно преследовала одна мысль: отчего Ли в гостинице и Ли на трапеции, точно также, как Мия, находящаяся рядом с Юнсу, и Мия на канате, были такими разными?! Лицо из обыденной жизни было до невозможности беспомощным. И, вместе с тем, как понимать то, что к этому чувству жалости примешивалось чувство уважения? А дело было вот в чём. Если вдуматься в причину, почему те люди, к кому я испытывал сострадание, становились моей семьёй, моими учителями, всё объяснялось очень просто. То, чего я так боялся и не решался принять, было на самом деле всего лишь каким-то лицом, принявшим заурядный вид. Так неужели то, что называют обыденной жизнью, это не что иное, как банальная маска, к которой не стоит относиться серьёзно? Натяни её — и особого вреда не будет. Неужто и вправду ничего не потеряешь? И если эта маска — лицо акробата Ли, парящего под куполом цирка, лицо, лишенное всякого притворства и лицемерия, то и я был бы не прочь примерить эту маску на себя.

Но вскоре выяснилось, что эти мои мысли, хоть и весьма оригинальные, всё-таки являются всего лишь плодом моей фантазии.

Прошло около недели после нашего прибытия на остров. И вот когда пошли разговоры про то, что смысла продолжать здесь выступления нет, Ли во время своего трюка «Полёт в воздухе» упал и разбился. После гостиницы в Ёсу он, похоже, ни разу больше не брился, и, глядя на его мёртвое лицо с отросшей как у нищего бродяги щетиной, я почему-то был уверен, что наверняка он сам бросил своё тело навстречу смерти. И то, что мои предположения верны, подтверждал сам Ли, сказавший тогда без сожаления в голосе: «Без малого тридцать лет…»

Что ж, в конце концов, как оказалось, у человека не может быть двух лиц. Не знаю — может, слова «пожертвовать жизнью ради жизни» звучат и наивно, но лицо, что идет на это, всё же одно. И в этом смысле Ли был счастливым человеком. Мне казалось, что он самый последний человек, который смог отведать вкус этого счастья. Для меня-то такого дела, что потребовало бы всей моей жизни и даже моей смерти, не было. Литература? Вот только почему-то даже и думать не хотелось о литературе, которая была изгнана в питейные заведения. Депутат парламента? Профессор? Лётчик? Интересно, смогут ли они в современном мире продержаться, имея одно лицо?

Родом Ли был из Северной Кореи, поэтому все сошлись на том, что не имеет смысла перевозить тело на большую землю, и похоронили его на склоне горы на северо-западе острова. В тот день дул сильный ветер, отчего похороны прошли как-то скомкано. Смерть Ли послужила главной причиной того, чтобы свернуть цирк и вернуться в Ёсу, где труппу собирались распустить окончательно и бесповоротно. Для продолжения нашего путешествия стало слишком холодно, к тому же надо было уладить дела с Мией, поэтому мы тоже решили вместе с цирком вернуться в Ёсу и поднялись на корабль. Чем дальше мы удалялись от острова, тем явственнее мне слышался голос Ли, бередящий душу.