Святослав. Возмужание - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Гнатюк, Юлия Гнатюк cтр.№ 71

— Их тиун речёт, пресветлая, — начал переводить речь византийца толмач, — что акведук и укрытые бассейны для питьевой воды — это настоящее чудо, которому нет равного во всём свете. Например, цистерна именем Филоксена уходит под землю на глубину семь с половиной саженей, шириной она двадцать пять саженей и в длину тридцать. Другая же, именуемая Базилика, глубиной почти в семь саженей, в ширину тридцать с половиной саженей, в длину же она целых пятьдесят шесть саженей, а свод её поддерживают триста тридцать шесть колонн. — Градоначальник выждал некоторое время, внимательно наблюдая, какое впечатление на царицу варваров произведут его слова, а потом закончил, совсем расплывшись в торжествующей ухмылке: — Но есть и цистерны такие огромные, что свод их поддерживают более тысячи колонн!

В последующие дни посольство русов возили по центральной части града, где Ольгу и её сродственников изумило всё: и беломраморное здание сената с колоннами, и гипподром, и царские палаты, и гигантская колонна высотой почти в тридцать саженей с фигурой императора Константина Первого, и, конечно, храм Святой Софии с лёгким, как бы парящим куполом. Всё это было великолепно объединено общим замыслом зодчего и представлялось взгляду как нечто единое. Княгине пояснили, что так сделано, чтобы император мог посещать все важнейшие заведения, не покидая своего двора. Великолепие же храма Святой Софии вообще несказанно поразило русов. Внутри, щедро освещаемый солнцем через сорок окон, прорезанных в необъятном куполе, храм казался ещё больше, чем снаружи. Богатое убранство храма представляли золотые светильники, коих насчитывалось целых шесть тысяч, колонны из полудрагоценного камня, слоновая кость, янтарь, громадные сияющие мозаики, изумительной красоты полы из искусно подобранного цветного мрамора. Довольный тем, какое впечатление произвело сие великолепие и роскошь на варваров, градоначальник произнёс с ещё большей гордостью и превосходством:

— Что золото, многие богослужебные святыни изготовлены из сплава золота и драгоценных камней, вот такого больше нигде, кроме Святой Софии, не увидеть!

— Да уж, в такой-то роскоши не только себя, но и любого бога позабудешь, — тихо шепнул сотоварищу Славомир, но тот не ответил, оглядывая широко раскрытыми очами невиданное.

— В этом храме злата злату и молиться надобно, — уже про себя произнёс старший из охоронцев, ни к кому не обращаясь.

Потом они посетили какой-то дворец с изумительным садом, полным диковинных растений, с искусными изваяниями и мраморными колоннами, с голубым мраморным водоёмом среди аккуратного двора, сплошь выложенного узорчатыми плитками.

— Гляди, Олеша, вот визанцы-то живут, а? — восторженно говорил боярич Журавин сотоварищу. — Нашего с тобой звания люди здесь на золотой посуде обедают, да и в походе, пожалуй, конину из-под седла не едят.

— Хм, это уж точно, — тихо ответил Олеша, — мой отец, один из лучших купцов Киева, тоже мог бы себе такие белокаменные хоромы поставить, будь здоров! Да только не принято у нас богатством хвалиться, осуждать станут как пить дать!

Когда тиун предложил посетить бани, то русы, привыкшие по древним традициям блюсти чистоту тела и души, с охотою согласились, но когда оказались в знаменитых термах, то растерялись от неожиданности. Им предстали не деревянные с берёзовыми вениками и густым паром, перехватывающим дыхание, тёмные мовницы, а светлые просторные мраморные хоромы с тёплым каменным полом, подогреваемым снизу, с прекрасными услужливыми рабами, а для женщин — рабынями, которые натёрли каждого после купания душистыми благовониями и завернули в мягкие белые ткани. Рабы, благовония, мягкое тепло бассейнов, как называли греки огромные каменные чаши, в которые с наслаждением погружались гости, — всё это так не походило на нестерпимый пар и ледяные купели русов.

«Немудрено, что византийцы до сих пор относятся к нам с опаской и нарекают варварами, — подумала княгиня. — Далеко ещё Киевской Руси до Византии. Может, взаправду христианство поможет нам подняться вровень с ними?» — размышляла Ольга, разглядывая каменные ограды и ажурные решётки вокруг крытых черепицей двухэтажных домов константинопольцев. Почти все дома, в отличие от киевских, были повёрнуты «ликами» в свои дворы, а от улицы ограждались глухими стенами с крохотными щелевидными оконцами.

Слушали кияне выступления здешних риторов и философов, перебывали во многих храмах. Толмачи переводили многомудрые речи, которые, подобно цареградским термам, мягко обволакивали разум. По речам сим выходило, будто византийцы только и думают, что о человеколюбии, сострадании и благоденствии для всех людей, в том числе и для Руси. Однако всякий раз, после захода солнца, русы должны были возвращаться на свои корабли, а Ольга со свитой — в Русский посольский двор. К своему удивлению, Ольга отметила, что местные священники не только к некрещёным русам, но и к её духовнику относятся с отчуждением. Странно, думала княгиня, надобно при удобном случае выяснить у отца Григория, почему так.

После посещения всего чудного и великолепного, что увидели за эти дни кияне, могучий Славомир, и до того не больно разговорчивый, вовсе стал угрюм и молчалив. Его же соратник Кандыба вертел головой непрестанно, стараясь узнать, что это да зачем то, и очи его были полны восторга и удивления.

— Чего хмуришься, брат, — оборачивался он на миг к Славомиру, — гляди, какой град, какие храмы, сколько всего дивного!

Ничего не ответил другу старший охоронец, лишь мрачно взглянул из-под бровей. Когда же они вернулись в посольский двор и вся свита предалась послеобеденному отдыху, Славомир крепко взял молодого охоронца за локоть и коротко молвил:

— Идём!

Они уже сменились и были свободны от службы. Любопытный Кандыба с охотою последовал за старшим соратником — маяться от безделья в опостылевшем посольском дворе ему совсем не хотелось. Продвигаясь по оживлённым улицам Царьграда, русичи ощущали себя былинными богатырями, потому что большинство из попадавшихся навстречу византийцев едва доходили им до плеч. И хоть мечи свои они оставили в посольском дворе, как того требовали местные правила, но ромеи и без того шарахались в стороны от одного взгляда «могучих скифов», мгновенно освобождая им дорогу.

— Куда это мы идём, брат? — с нетерпением вопрошал младший.

— Погоди, скоро сам узришь, — всё так же кратко отвечал старший.

Наконец, они вышли на обширную площадь, способную вместить не одну тысячу народа.

— Гляди, брат Кандыба, вот это изваяние их тиун нам забыл показать, — молвил Славомир, указывая на медную статую огромного быка в центре площади.

Кандыба принялся с обычным для него интересом осматривать диковинное изваяние.

— Гм, велик медный бык, да что-то не весьма искусно сделан, не то что львы да грифоны в императорских садах, — заключил младший охоронец, обходя вокруг медного великана. — Гляди, а у него сбоку дверца имеется, любопытно, для чего, не ведаешь, брат?

— Ведаю, — мрачно отвечал Славомир. — Площадь сия зовётся Бычьей, а дверь в быке для того, чтобы людей туда бросать, а под быком огонь разводить, чтобы люди в нём живьём жарились с воплями дикими и в мучениях страшных!