Врата жизни - читать онлайн книгу. Автор: Брэм Стокер cтр.№ 58

Стивен негромко постучала в дверь, предупреждая о своем приходе, а потом вошла в комнату. Сестра Рут встала со своего излюбленного места, чтобы радостно приветствовать гостью. В ее приветственном восклицании звучала искренняя симпатия, вызывавшая живой отклик в сердце девушки. Внезапно волна острой боли пронзила Стивен, словно все понесенные потери, вся тоска и одиночество нахлынули разом, заставив ее покачнуться и охнуть. Серебряная леди, встревоженная неожиданной переменой, поспешила подхватить девушку, обняла ее и взглянула пристально в лицо, а потом посадила рядом с собой.

– Расскажи, – пошептала она ласково, – расскажи мне, дорогое дитя, что терзает тебя? Когда называешь свои горести по именам, делаешь первый шаг к обретению мира и утешения.

– О, я так несчастна, так несчастна! – простонала Стивен в отчаянии.

Хозяйка хорошо знала, как важно порой молчать и слушать, не торопить собеседника, а потому ждала, пока Стивен переведет дыхание, отведет ладони от пылающего лица, наберется сил, чтобы заговорить. Каково бы ни было горе, затаившееся в душе, рано или поздно оно обретает голос. Девушка дрожала, словно в лихорадке, в потом прошептала, не раскрывая лица, низко склонив голову:

– Я погубила человека!

Серебряная леди была потрясена до глубины души. Эта прелестная, красивая и нежная девушка никак не казалась ей убийцей! Неожиданное признание, вырвавшееся с такой болью и мукой, напоминало взрыв мрака посреди сияющего летнего полдня. Дама всплеснула руками и ахнула, так что Стивен не могла не взглянуть на нее. И только в это мгновение девушке пришло в голову, как странно прозвучали ее слова и какие образы могли вызвать. Встряхнув головой и желая как можно скорее успокоить Серебряную леди, она торопливо пояснила:

– Ах, нет! Не бойтесь! Я никого не убивала. Я говорю не о ранах, нанесенных телу, не о том, что считают преступлением закон и общество. Но душевные страдания могут быть не менее пагубны, они забирают нашу жизнь, лишают ее вкуса и смысла. Если бы я ударила его ножом, он бы испытал не больше боли, чем принесли мои слова. Он так благороден, так полон доверия и любви! Он самый храбрый, самый лучший человек на свете! – ее голос сорвался, тело сотрясли сдавленные рыдания.

Сестра Рут покачала головой, сердце ее стало биться ровнее. Теперь она понимала, что происходит с ее новой знакомой. Любая женщина способна понять томление сердца и всю бездну отчаяния, в которое оно готово обрушиться, когда надежды разбиты, а чувства ранены. Она нежно погладила девушку по голове, давая ей выплакаться, а потом произнесла очень мягко:

– Тебе надо все рассказать, поговори со мной, дитя! Мы здесь одни, только ты и я. Только Господь может услышать нас. Вокруг только шелест моря и просторы земли. Если ты доверяешь мне, расскажи, что случилось, не держи это в себе.

Сгущались сумерки, удлинялись и обретали плотность тени, закатный свет еще играл на поверхности волн. Тишина и покой царили в этом уголке мира. И Стивен, постепенно обретая голос и силы, заговорила – и рассказала всю историю своего позора, своих заблуждений и опрометчивых поступков. Все, как оно было, без изъятий.

Наконец, когда ее повествование подошло к концу, она вздохнула и почувствовала, как тяжкий груз, давивший ей на сердце, становится легче. Более опытная и взрослая женщина слушала ее спокойно и внимательно, не перебивая и не осуждая. Она обнимала Стивен за плечи, и на глазах ее выступали слезы сочувствия.

– Поплачь, милая. Не сдерживай чувства, – проговорила она. – Это пойдет тебе на пользу.

И Стивен снова заплакала, как маленький ребенок, вкладывая в эти слезы всю боль, всю тоску, все свое одиночество.

– Благослови Господь эти слезы, – сказала Серебряная леди. – Все хорошо, милая, за все надо благодарить Бога.

Стивен с удивлением посмотрела на нее.

– О нет, вы не понимаете! Вы даже не представляете, что все это для меня значит! Я не плакала с тех пор, как он ушел тогда из рощи, после моих слов. Слезы…

И вдруг она почувствовала, что слова Серебряной леди все же попа ли в самую точку. Душа ее очистилась этими слезами, они уносили все темное и страшное, все бремя страданий. Перед ней открывалась новая жизнь, совсем иная. Теперь она могла принять эту жизнь, со всеми переменами, потерями и приобретениями. Она готова была принять и ту ответственность, что ложилась на ее плечи, ответственность за других людей, за благополучие всего, что было вверено ее попечению. Она хотела жить, действовать во благо, ощутить аромат, вкус и весомость бытия.

Собственные горести казались ей теперь слишком эгоистичными и пустыми. Множество людей жило вокруг, и среди них были ее друзья, давние и, вероятно, будущие, еще неизвестные ей самой. Она могла любить – друзей, жизнь. Появятся и поклонники. Одних будет привлекать ее состояние и титул, и таких будет наверняка немало. Но найдутся и те, кто оценит ее саму – с ее молодостью, приятной наружностью, с внутренней силой. Конечно, ей следует быть разумной и деятельной, научиться взвешивать свои слова и поступки, сдерживать чувства. Но это вовсе не означает, что о чувствах надо забыть! Настоящее есть! Где-то здесь, в большом мире вокруг, есть и дружба, и любовь, и доверие. Есть радость жизни и справедливость по отношению к другим и к самим себе.

Два года печали и отчаяния лежали позади, а перед ней открывался новый, чудесный мир, и на смену молчанию и мраку шла новая заря, сияние которой Стивен чувствовала теперь так остро, с таким волнением.

На Северо-Западе тоже миновало два года. Время там летело быстрее из-за того, что жизнь была невероятно напряженной и трудной. Гарольд предпочитал одиночество и целиком отдавался труду. Он работал от рассвета до заката и старался избегать дальних планов и размышлений о своем положении. Среди дикой природы, в суровых условиях Северной Аляски, труд не был простым и автоматическим занятием. Любой обитатель этих краев сталкивался с повседневной опасностью, в таком месте необходимо быть настороже и сохранять ясность ума и чувств. Не так-то много остается времени и сил для раздумий.

Сначала, когда условия проживания на Аляске и особенности работы были для него непривычными, Гарольд совершал много нелепых поступков и подвергался ненужному риску. Однако он постепенно набирался опыта. Здесь у него было много возможностей для уединения, а также для максимального напряжения души и тела, что казалось ему превосходным лечением. Его решимость и твердость духа лишь укреплялись в борьбе с препятствиями.

Постепенно сила привычки взяла верх, и он уже не чувствовал повышенного напряжения, а старая боль скользила за ним тенью, почти не причиняя реальных страданий. Он мог вспоминать о былых событиях, не испытывая ни гнева, ни страха. Он приобрел естественную мудрость простой жизни, свойственную жителям Америки. Он и сам замечал происходящие с ним перемены. Отчасти это вызывало чувство вины за то, что память отпускает его, отчасти облегчение, но главное – он мало-помалу приходил к выводу, что произошедшее не было результатом его собственной ошибки, пусть и ненамеренной. Ему недостаточно было труда и терпения, чтобы подавить все мысли о прошлом, но он был теперь в состоянии отвлечься на повседневные дела. Он заботился об успехе в делах, о поощрении тех, с кем сотрудничал, и их выгоде, он совершал шаги, которые предпринимал бы на его месте любой человек с надеждами, честолюбием и желанием разбогатеть.