Однажды вечером в Париже - читать онлайн книгу. Автор: Николя Барро cтр.№ 60

– Да! – закричал я. Должно быть, я испытал мощный выброс адреналина. – Да! Значит, все-таки она… Но откуда… – Я смущенно замолчал.

– Видите ли, я хожу в этот дом на улице Бургонь каждую неделю, там живет мой старый друг, с которым мы знакомы еще по университету. К несчастью, он почти потерял зрение. Его зовут Жакоб Монтабон. И если не ошибаюсь, в конце марта, да, думаю, незадолго до вашей среды, то есть среды, когда у вас состоялось свидание, я встретил в том доме, на лестнице, молодую женщину. Более того, мы обменялись несколькими словами. Она сказала, что временно живет в квартире своей подруги, чтобы присматривать за кошкой. Девушка, бесспорно, совершенно очаровательная.

Вот оно! Наконец! Все детали головоломки сложились, составив единое целое. Черный зеленоглазый котище, который спрыгнул с каштана на землю прямо перед моим носом! Я чуть не издал торжествующий вопль. И вспомнил, что на третьем этаже, за дверью квартиры, в которую я звонил и не дозвонился, слышалось встревоженное мяуканье. Я вспомнил и кошку, которая любит лакать воду из вазы с цветами. Это же кошка ее подруги, подруги Мелани! Той самой подруги, которая работает в баре какого-то гранд-отеля. Я вспомнил разъяренного Таши Накамуру – японец ведь сказал, что его соседки по вечерам никогда не бывает дома, и со злостью добавил, что она приходит поздно ночью и совершенно беспардонно хлопает дверью.

Ночная бабочка!

Ночная бабочка, подруга Мелани, которая никогда не могла пойти с ней в среду в кино, на мою специальную программу, потому что занята на работе. А звали ее… как же ее звали-то?.. Я будто наяву увидел перед собой лицо японца.

– Леблан! – заорал я. – Ее подругу зовут мадемуазель Леблан!

Профессор на секунду задумался.

– Да, помнится, она назвала как раз это имя – Леблан. Линда Леблан.

Вскочив, я порывисто обнял профессора. И бросился к двери.

– Стойте, мсье Боннар! Вы забыли ваш телефон! – закричал он мне вслед, но я не услышал – я был уже на улице.

– Ждите здесь, я сейчас вернусь! – крикнул я водителю такси, когда мы подъехали к дому на улице Бургонь.

Я выскочил из машины и как сумасшедший стал со всей силы нажимать на звонок против таблички с фамилией Леблан. Никто не ответил. В общем-то, я предполагал, что вряд ли застану хозяйку, но надо было убедиться, чтобы потом действовать наверняка.

Рывком распахнув дверцу машины, я буквально повалился на заднее сиденье:

– Едем дальше! В отель «Риц». И поскорей! Быстро, быстро!

Водитель, темнокожий сенегалец, на которого слово «быстро», по-видимому, не произвело ни малейшего впечатления, покосился на меня выпуклым черным глазом и засмеялся, показав все зубы.

– Почему люди в Париж всё хотят быстро? Сильно хотят! – хрипло вымолвил он и неторопливо включил вторую скорость. – Ваш встреча вы не пропустите, а вся жизнь пропустите. – Он выразительно повращал глазами. – На моя родина есть один поговорка: тихо едешь – самое важное видишь. – Довольно покачивая головой, он еле тащился – все еще по улице Бургонь.

Да, это в порядке вещей. В Париже, если ты сел в такси, то водитель либо политический радикал и читает тебе обстоятельные лекции о современном положении «великой нации», а в подтверждение своих мудрых мыслей жестикулирует и хлопает ладонью по рулю, либо доморощенный философ. Наш сенегальский парень относился ко второй категории. Охотно допускаю, что у него на родине исчисляют время по фазам Луны, однако меня сегодня не устраивала африканская система времяисчисления.

– Нельзя ли все-таки побыстрей? На карту поставлено самое важное. – Я многозначительно похлопал себя по левому нагрудному карману.

Сенегалец полуобернулся и вдруг осклабился:

– О’кей! Ты говорить, я ехать, цык-цык!

Уж не знаю, что это за цык-цык – боевой клич сенегальцев или, например, искаженное на сенегальский манер «вжик-вжик», но за несколько минут мы на головокружительной скорости промчались по узким улицам с односторонним движением, мимо правительственных зданий и вылетели к мосту Согласия, а дальше путь лежал на правый берег Сены.

Я откинулся на спинку сиденья и смотрел в окно – мимо пронесся обелиск; сенегалец, непрерывно сигналя, проскочил на красный.

Какой-то прохожий в ужасе шарахнулся в сторону – я успел увидеть разъяренную физиономию, она мелькнула в окне и исчезла.

– Старый человек! Думает, улица его собственность, – невозмутимо пояснил мой фаэтон. – Мы почти успеть на зеленая. – Не сбавляя скорости, он обернулся ко мне – машина вошла в рискованный вираж. – У нас в доме пословица, у нас говорят: старый человек, сиди хижина, а то лев тебя кушать.

– У нас говорят: водитель, всегда смотри туда, куда едешь, – находчиво парировал я, хоть и чувствовал себя довольно неуютно.

– А-а! Ха-ха! Добрый душа. Ты говорить очень весело. – И он расхохотался во все горло, как будто услышал невесть какую остроумную шутку. Но все-таки стал смотреть на дорогу.

Мы уже выехали на многополосную улицу Ройяль, где машины тянулись непрерывным потоком. Наконец выбравшись из него, свернули на менее оживленную Сент-Оноре. Я облегченно вздохнул и откинулся на спинку сиденья.

Линда Леблан, чуть ли не единственный человек в мире, который мог абсолютно точно сказать, где сейчас находится Мелани, работала в баре какого-то старого парижского гранд-отеля. В отличие от людей по фамилии Фонтен, старых гранд-отелей в Париже совсем немного.

Конечно, не исключено, что надо искать в «Мерис», «Фуке» или «Плаза Атене», но в тогдашней ситуации я с тем же успехом мог попытать счастья и в «Рице», где бар «Хемингуэй», по крайней мере, мне хорошо знаком.

Еще несколько минут – и мой таксист затормозил на Вандомской площади.

Взглянув на часы, сенегалец удовлетворенно хмыкнул:

– Хороший быстро, да?

Он получил самые щедрые чаевые, какие я давал в жизни.

В баре «Хемингуэй» в этот час было еще довольно тихо. Я на минуту задержался у входа, обшаривая взглядом помещение. Бармен за стойкой самозабвенно встряхивал шейкер, потом вылил содержимое – розового цвета – в высокий бокал, украсил насаженным на палочку ломтиком какого-то фрукта.

Возле стойки стояли две официантки. Одна из них подошла упругой походкой, как только я уселся за столиком под фотографией Хемингуэя, где он в своем доме на Кубе сидит за пишущей машинкой.

Я сразу ее узнал. Молодая женщина с гладкими темными волосами, убранными в высокую прическу. Это ее Аллан Вуд сравнил с балериной.

Она улыбнулась заученно-приветливой улыбкой:

– Добрый вечер, мсье. Что вам принести?

Я подался вперед, чтобы разглядеть надпись на бедже.

«Мелинда Леблан». Линда. Бинго!

«Спасибо, Мелинда», – явственно послышался мне голос Аллана Вуда, и в голове зашумело.