Воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Давид Фонкинос cтр.№ 23

— А вы ведь здесь чужой, — сказала она.

— Как это? Я приглашен, а как же иначе…

— Я тоже чужая. Просто мне очень нравятся православные свадьбы, вот я и затесалась…

— Но я приглашен…

— Послушайте, я же вам сказала, что я тоже не приглашена, так что прекратите. Кстати, вдвоем мы меньше будем привлекать внимание. Если мы будем держаться вместе, это будет выглядеть естественней.

Так отец познакомился с Агатой. И разумеется, именно с Агаты потянулась цепочка, которая со временем привела отца к моей матери. Агата была молодая актриса, обожавшая импровизации. Каждый понедельник она давала представление вместе со своей труппой. Темы они вытаскивали из шляпы наугад и разыгрывали странные, замысловатые сюжеты с названиями вроде «Ризотто и гестапо» или «Венеция и Альцгеймер». Ситуации приходилось выдумывать. Агата пригласила отца на один такой спектакль. Восхищенный молодыми талантами, способными творить нечто из ничего, гениально владеющими актерским мастерством, отец стал их поклонником. В понедельник вечером его банковская жизнь и кредиты на недвижимость отодвигались на второй план, уступая место театру. Не знаю, как долго он ходил на эти спектакли и что именно связывало его с Агатой, но, кажется, главное событие произошло довольно скоро. В самой середине пьесы под названием «Романтизм и содомия» один актер встал на колени перед девушкой и произнес: «Вы так прекрасны, что лучше мне никогда больше вас не видеть». Отец не мог прийти в себя. Ведь это была его фраза! Как могло случиться, чтобы актер сказал в точности то же самое? После представления он подошел к нему спросить, откуда взялась эта реплика.

— Когда импровизируешь, то сам не знаешь, из каких глубин сознания выплывают те или иные слова. Человек не всегда понимает, откуда черпает вдохновение…

— Но…

— Впрочем, откуда именно эта фраза, я помню. Мне рассказала одна приятельница, что к ней на улице подошел какой-то псих и выдал нечто подобное.

— Правда? — промямлил отец.

— Ну да, странный тип, так она сказала. Псих, говорит, какой-то. А я с ней не согласился. По-моему, эта фраза гениальная. Я ей сказал, что он, должно быть, сногсшибательный парень.

— Спасибо…

— За что спасибо?

— Да так, ни за что…

Отец попросил описать приятельницу. Описание совпало. Так он, невероятным образом, отыскал след той девушки. Прямо как в романе. Прошло еще некоторое время, и отец решился (приходилось обращаться к актерам на «ты», и это стоило ему немалых усилий, но Агата объяснила, что в театре иначе нельзя):

— Слушай, тебе, наверно, это покажется странным… но нельзя ли познакомиться с той твоей приятельницей?

— Да? А зачем тебе?

— Видишь ли, я пишу книгу… ну, не то чтобы книгу… скорее сборник… в общем, я собираю информацию о девушках, к которым подходят на улицах… Меня это необычайно интересует. Я прошу их рассказать самые занятные случаи… Что именно произносят парни, когда клеятся к девушке… и идут ли они после этого в кафе…

— А… отличный сюжет, — сказал актер, явно заинтересовавшись, в отличие от Агаты, которая страшно удивилась.

— Да ты что, и вправду пишешь книгу? Ты?

— Ну да… Почему бы нет?

— Ты — пишешь? Неужели?

Пришлось отцу смириться с очевидностью: он принадлежит к той категории людей, чей образ несовместим с литературой, как покорение Марса — с путешествием на верблюде. Однако он не подал виду:

— Ну да, пишу… А что в этом такого? Разве нельзя работать в банке и писать книги? Насколько я знаю, одно другому не противоречит.

— Ну ладно, не обижайся… Просто меня это немного удивило.

Отец же был потрясен собственной смелостью. Получалось, что он, вообще-то размазня и тряпка, как только дело касается той девушки, моей будущей матери, мгновенно подбирает нужные слова и находит выход из любой ситуации. Этакий супергерой, чья единственная миссия — завоевать сердце прекрасной незнакомки. Как уверенно он ответил Агате и как здорово придумал насчет книги, блестящая идея, главное, вполне правдоподобная! Актер дал ему номер телефона моей матери, отец ей позвонил и предложил встретиться.

Так в конце концов мои родители оказались вдвоем в кафе. Матушка моя мгновенно узнала психа, который бросился ей наперерез у церкви. Теперь он казался ей еще более ненормальным с этой его безумной историей насчет интервью для книги. Но как минус на минус дают плюс, так и эти два безумства дали вместе положительный результат. События приняли столь неожиданный оборот, что мама была скорее заинтригована, чем напугана. И потом, они же в кафе, чего ей опасаться? Кроме того — и это был немаловажный фактор — в ней росло нарциссическое самолюбование, чувство, которое испытывает всякая женщина, видя, на какие ухищрения пускается мужчина ради того, чтобы с ней встретиться. Поразмыслив, она нашла историю красивой, особенно когда отец с трогательной неуклюжестью пытался ее рассказать. Он описал момент, когда заметил ее выходящей из церкви, потом все дни и часы, когда мечтал снова ее увидеть. Мама выспросила кое-какие подробности, потом еще и еще, так что эта страсть в ее воображении приняла форму русского романа. Она согласилась на второе свидание — чтобы получше узнать странного молодого человека, но это уже ничего не меняло. Что бы потом ни произошло, она останется верна своему первому впечатлению: никто никогда так ее не добивался. Ведь на ощущении собственной значимости в глазах другого можно построить целую жизнь. По сути, окажись мой отец кем угодно, занимайся чем угодно, это уже не имело значения: он пробудил в моей матери то, что дремлет в каждом из нас, — надежду быть безумно любимым.

Прошли годы. Не знаю, как протекала жизнь моих родителей до моего рождения. Знаю только, что они долго не хотели детей. Просто жили, путешествовали. Потом наконец появился я. Рос я в спокойной, даже слишком спокойной атмосфере. От этой тихой бестрепетности, наверное, и происходит моя меланхолия. Потом я от родителей уехал. Потом они вышли на пенсию. И вот продолжение.

____________________

Смотрю на икону, что стоит у матери в изголовье, и возникает ощущение, будто лик тоже на меня смотрит. Я понимаю, это чушь, но святая и в самом деле внимательно вглядывается в смотрящего на нее. Как будто расспрашивает о жизни, о важных решениях. Уж не она ли виновница маминой депрессии? И я тоже сойду с ума, если буду долго на нее смотреть. Мама продолжает мне улыбаться, у нее по-прежнему наивно-блаженная улыбка, а я тем временем пытаюсь подобрать нужные слова. Их найти труднее всего, они прячутся внутри нас, и неизвестно, за какой кончик тянуть, чтобы их вытащить. Я говорю маме, что она еще молода (главный, хотя и довольно жалкий довод). Потом я начинаю, как заправский психолог, рассказывать, что интересного ждет ее на жизненном пути.

— Слушай, а почему бы тебе не написать книгу о православных церквах? Ты же ведь так здорово в них разбираешься.