Повесть о советском вампире - читать онлайн книгу. Автор: Александр Слепаков cтр.№ 37

Мы сели на мотоцикл, я посадил поэта сзади, и мы поехали по ночной улице. Поскольку мотоцикл с коляской вызывал у поэта ассоциации с вермахтом, он выкрикивал что-то по-немецки типа: «Дойче зольдатен уно мотоцикль, хенде хох, товарищи!..»

Мотоцикл подпрыгивал по неровностям улицы, в лицо бил горячий ночной воздух, пьяный поэт кричал от восторга – и так мы подъехали к строящемуся коровнику. Стройку сторожил Вася, хорошо знакомый мне человек.

С Васей мы быстро нашли общий язык, и за стакан вина он не только разрешил взять щебенку, но и сам нашел для нее мешок. Он хотел дать нам еще кирпичей, цемента и шифер, но мы не взяли. Мы насыпали в мешок столько, чтоб можно было поднять, погрузили в коляску, поэт пожал Васе руку, и мы отъехали.

Мы ехали спасать мир, спасать свою страну, народ, засыпать проход в наш мир из загробного. Потому что если этого вампира Иевлева взяла на себя, то что еще оттуда вылезет, совершенно неизвестно. А вдруг что-то еще пострашнее?

Мы свернули с дороги, проехали по стерне и дальше прямо на косогор. «Иж» – мощный мотоцикл, и мы без труда заехали почти на самый верх.

Поэт стал на корточки и отважно заглянул в дыру, которая была явно естественного происхождения в том смысле, что появилась сама, а не в результате человеческой деятельности. Он сказал, что не видит там никаких глаз и это хорошо, так как сыпать щебенку на чьи-то глаза, даже если это сверхъестественные глаза, он не будет.

Мы сели на землю, я достал сигареты, и мы закурили. Спешить нам было некуда, перспектива вытаскивать мешок со щебенкой из коляски не очень привлекала. Нам было весело, и тут мы стали друг друга пугать.

– Вот ты мне скажи, как журналист, – начал поэт, – кто страшнее, повешенные или утопленники?

– Я так думаю, – ответил я, серьезно подумав, – утопленники все же будут пострашнее. Они, во-первых, синие, и у них кожа отваливается кусками. Конечно, повешенные тоже не подарок.

– Повешенные еще хуже, – сказал поэт, – у них выпученные глаза, а это хуже всего.

– Ну, не скажи, утопленники – очень-очень страшные, – не мог я с ним согласиться. – Они берут тебя за горло холодными своими руками и говорят: пойдем с нами в воду. У-у-у-у!

– А повешенные пританцовывают и душат. А-а-а-а-а! – воодушевился поэт.

– Ужас какой-то, надо бы выпить, – предложил я.

Мы выпили и закурили. Отсюда сверху вся деревня была видна, вот там спят в домах люди, а мы тут не спим, спасаем их от нечистой силы. Вот сейчас перекроем ей путь в нашу родную деревню, а люди даже никогда не узнают, кто их спас. Если только Вася не разболтает про щебенку, а он точно не скажет. Зачем ему рассказывать, как он за стакан вина отдал совхозный стройматериал? Хотя это можно представить как помощь в деле спасения села, а про вино вообще не говорить…

Вдруг поэт сказал:

– Никакой это не выход из загробного мира. Обычная яма. И нечего туда сыпать щебенку. Там какие-нибудь тушканчики живут или просто мыши. Зачем мы будем их засыпать? Это бесчеловечно.

– Ты уверен? – спросил я, меня тоже стали мучать сомнения. – А вдруг это и вправду обычная яма? И зачем ее засыпать? Вон сколько мы тут сидим, а из ямы никто не вылезал.

– А если там заяц? – продолжал поэт. – Что тогда? А вдруг у него зайчата, в смысле у нее? Или маленькие ежата? А мы их щебнем? Ну разве не долбоебы мы будем после этого?

– А если это все-таки выход из того мира, тогда что? – предположил я.

– Тогда и засыпем, – согласился поэт.

– Когда – тогда? – не понял я.

– Ну… когда выясним, – объяснил поэт.

– А как мы выясним? – спросил я.

– А очень просто, – заявил поэт. – Я туда сейчас залезу и зажгу спичку. И все станет ясно.

– А ты не боишься? – Я за него испугался.

– А чего бояться? – пожал плечами поэт. – Обычная яма.

С этими словами поэт и вправду полез в яму и стал ее осматривать. Он зажигал спички, что-то напевал, бормотал какие-то стихи, а я закурил и ждал результатов осмотра прохода в загробный мир. Вино мы перед этим уже допили.

Вдруг сзади раздались шаги, я обернулся и увидел двух незнакомых молодых милиционеров. Наряд заметил какое-то движение недалеко от кладбища и пришел проверить, что происходит. Но, видимо, я на вампира не очень был похож, поэтому разговор начался обыденно.

– Распиваем в общественных местах? – спросил один.

Вопрос меня, говоря по-городскому, изумил. Мы были за деревней, недалеко от кладбища да еще ночью. Назвать это место общественным могла только милиция.

– Нет, – сказал я, – я тут по важному делу.

– Да? – удивилась, в свою очередь, милиция, оба милиционера как будто обрадовались, что вместо нечистой силы имеют дело с привычным материалом, и так просто отцепиться не собирались. – По важному делу, а выпивши.

– Представьте себе, – сказал я. – Я немного выпил для храбрости, но, если вы узнаете, какое у меня дело, вы тоже захотите выпить для храбрости, потому что дело у меня очень страшное.

– Ну-ну! – сказала милиция, но уже с меньшей уверенностью. – Что же это за дело?

– Ну вы же слышали про вампира? – спросил я. – Так вот, он приходит из потустороннего мира. И я этот его лаз нашел. И хочу его засыпать. А из него каждую минуту может вылезти вампир. Лучше идите отсюда, пусть я один пострадаю в случае чего.

– Да брось, – сказала милиция, но уверенности в ее голосе прозвучало еще меньше.

Слухи по деревне ходили упорные, милиция про них знала и хоть и храбрилась, но в душе с непривычки побаивалась.

– Да, – сказал я, – не нужно мне мешать. Я сейчас буду Богу молиться, а милиции присутствовать при этом не полагается. Милиция должна бороться с проявлениями религиозности.

– Молиться не надо, – еще менее уверенно ответила милиция.

– Если я молиться не буду, вампир из ямы вылезет и у вас кровь выпьет, – пообещал я.

– Из какой ямы? – не поняла милиция.

– Да вон из той, – показал я.

Милиция осторожно приблизилась к яме, и вдруг оттуда раздался жуткий вой, и высунулась голова с взлохмаченными волосами и дико вытаращенными глазами. Милиция закричала, отскочила и кинулась бежать. Поэт же выскочил из ямы и с диким криком погнался за ними вниз по косогору. Но, поскольку трезвым поэт не был, с ним случилось то, что часто случается с теми, кто бежит вниз по склону, не умея этого делать. Тело его понесло вперед так, что ноги за ним не поспевали. Он грохнулся на землю, и милиция на бегу услышала исходящее от вампира отчетливое слово – «блядь»!

Тут милиция слегка приостановилась, поскольку матерная ругань не до конца соответствовала мистическому образу вампира, страшное потустороннее существо не должно было материться в принципе. Милиция повернулась и осторожным шагом приблизилась к лежавшему поэту. Даже беглого взгляда было вполне достаточно, чтобы понять, что это охающее существо вампиром быть не может.