Из Америки с любовью - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Серебряков, Андрей Уланов cтр.№ 113

Я мысленно проклял профессора и всех его предков. Вот же типичный американец. Его страна – пуп Земли, а во всем остальном мире хоть трава не расти.

– Третий, – продолжал профессор, – это мир нескольких соперничающих националистических диктатур. Историю там переписывают по три раза на дню, и установить, откуда взялся это кошмар, мы не смогли, однако, по косвенным данным, точка расхождения находится тоже в начале века.

И, наконец, четвертый. Точка расхождения – самое начало века, год девятьсот четвертый или девятьсот пятый. В этом мире монархия в России была свергнута, и власть захватила группировка радикальных социалистов. На данный момент этот мир поделен между Россией и Соединенными Штатами, причем США постепенно побеждают. Из всех четырех – это единственный вариант истории, в котором человек достигает Луны.

Пришла мне пора тихо свистеть сквозь зубы. Мне трудно было представить себе Соединенные Штаты мировой державой, но в истории и не такое случалось.

А выводы делались почти что сами собой.

– Все эти миры отделились от нашего в девятисотых годах, – проговорил я.

– Верно, – согласился Талбот. – Резонансные эффекты размазывают точную дату, но узловой точкой, полагаю, можно назвать год девятьсот четвертый. Все остальные расхождения являются более поздними.

– Значит, должны быть и более ранние узловые точки? – уточнил Анджей.

– Да. Мы примерно установили даты для нескольких из них. Это самое начало XVIII века и середина века XV.

– Подойдите сюда! – внезапно воскликнула Кейт.

Анджей немедленно кинулся к ней, я остался стоять, не выпуская профессора из виду.

– Сергей, вам тоже стоит на это посмотреть, – сообщил Заброцкий через секунду.

– Кажется, ваши сообщники, – не без ехидства заметил профессор, – нашли мой ящик с экспонатами.

Я медленно отошел к столу. Кейт и Анджей вытаскивали из большой картонной коробки предметы, за которые любой музей отдал бы все, включая души персонала, если бы только куратор смог поверить в их реальность.

Первой шла небрежно перевязанная пачка банкнот разного размера, разных достоинств и стран. Некоторые были американскими долларами – по-видимому, из нескольких миров, потому что заметно отличались и от привычных мне, и друг от друга. Остальные происходили из других стран и выглядели очень чудно. На английских монетках вместо тонколицего Вильгельма IV красовалась надменная женщина средних лет – если верить надписи, ее королевское величество Елизавета Вторая. Оставалось гадать, то ли у Эдуарда VIII в том мире не было сыновей, то ли история совершила какой-то выверт. Вдобавок сами монеты были какого-то странного достоинства. Французские деньги вообще не походили на наши аналоги. Ни южнокитайских, ни российских монет или банкнот я не нашел, однако в отдельном конвертике обнаружились несколько интересных купюр с надписями на русском – рубли, но хождение имеющие в государстве, называемом Союз Советских Социалистических Республик. Купюры все были очень большого достоинства. Я почти не удивился, увидев на них портрет своего двоюродного дедушки.

– Знаете, Сергей, – заметила Кейт, – а вы на этого джентльмена немного похожи.

– Да нет, – возразил ей Анджей, подметив, очевидно, как я изменился в лице, – ничуть не похож. Разве что бородкой.

Умный все-таки парень. Мне меньше всего хотелось состоять в родстве с человеком, «украсившим» Московский Кремль пифагорейскими звездами вместо державных орлов.

На других купюрах г-н Ульянов изображался вместе с мистером Стильманом – очевидно, в том мире грузинский прохиндей не стал бежать в Америку – на фоне футуристического небоскреба. Вместе с ними лежали банкноты совершенно фантастические – песо Королевства Испания, злотые Польской Народной Республики (при виде их Анджей заверещал от восторга), доллары какого-то Демократического Альянса и Республики Техас.

Кроме денег, в ящике лежали газеты – все американские, но трех разных миров. Их я отложил в сторону, хотя некоторые заголовки показались мне завораживающе-ужасными. А под газетами...

Под газетами лежала автоматическая винтовка.

– Интересная какая модель, – пробормотал Анджей.

Я молча кивнул. Похоже на наши «сударевы», но спутать нельзя никак – другая конструкция затворной коробки, ударного механизма. Упрощенная модель. Для массовой штамповки. Такую с руками оторвали бы в довоенной армии – когда винтовок требовалось много, а стоить они должны были дешево. Хотя нынешним штатникам тоже пригодится – «галки» и «ремингтоны» никак не подходят на роль универсального оружия для армии, формируемой рекрутским набором.

– О, смотрите! – оторвала нас от раздумчивого созерцания Кейт. – Тут еще коробка.

Во втором ящике, полупустом, валялись граммофонные пластинки и всякая бытовая мелочь – зажигалки, счетчики, проспекты, не всегда отличимые от наших. Кейт наметанным взглядом отыскала в этой груде модный журнал, гарпией накинулась на него, открыла и тут же захлопнула с видом девочки, которой гадкие гимназисты подсунули в пенал мышь.

– Гос-споди, – проговорила она с чувством. – И они там это носят?

Андрей отобрал у нее журнал и посмотрел сам.

– Видимо, носят, – подтвердил он. – Интересно было бы пройтись там по улице. Бесплатный стриптиз.

На мой взгляд (я не удержался, глянул через плечо), они слегка преувеличивали.

– Мужлан! – прошипела Кейт, однако глаза ее как-то нехорошо блеснули. – Похабник!

– Угу, – подтвердил Андрей. – Сибирский медведь, никакой культуры.

– Все это, конечно, очень интересно, судари мои, – прервал я их пикировку. – Но я предлагаю собрать кое-что из экспонатов и поскорее избавить профессора Талбота от нашего общества.

– Буду признателен, – поддержал меня профессор.

Андрей вытряхнул содержимое из второй коробки прямо на стол перед ним, отчего почтенный старец впал в ступор, и принялся перебирать эту груду. В ящик полетели штук шесть граммофонных пластинок – по какому принципу он их отбирал, не представляю, потому что классической музыки там точно не было. Кейт воровато оглянулась, прицельно выдернула свой журнал и отправила вслед.

Втроем мы довольно быстро доверху набили коробку экспонатами. Я налегал на газеты, Анджей, не устояв, прихватил польские злотые, Кейт – еще какую-то ерунду. Одним словом, профессору оставалось только постанывать от ужаса.

– Ну вот, – подытожил я, когда свидетельства богопротивных опытов (а иначе я не мог назвать то, что творилось в этой лаборатории) наполнили ящик. – Теперь пора уносить ноги. Хотя до этого ответьте на пару вопросов, профессор.

– Сколько угодно. – Поняв, что трогать его не станут, Талбот впал в расслабленное благодушие.

– Для чего все это?

Профессор поник.

– И вы туда же? – вздохнул он. – Я трачу драгоценные нервные клетки, объясняя важность фундаментальной науки этим имбецилам в опереточных мундирах, – очевидно, имелись в виду минитмены, – а вы спрашиваете о том же. Возможно, открытие патахронов – это величайший научный прорыв со времен Эйнштейна! Один только обмен научными достижениями мог бы окупить все расходы на поддержание деформирующего поля...