Холод пепла - читать онлайн книгу. Автор: Валентен Мюссо cтр.№ 45

Алиса встала. Я с волнением взял тонкую стопку, уверенный, что в моих руках оказались важные, исключительные свидетельства, касающиеся нацистских родильных домов.

«Дневник» состоял из разрозненных листков, исписанных плотным, но разборчивым почерком.

15 июня

Я не должна писать, это бесполезный риск. Тем не менее я не могу удержаться. Папа не захотел, чтобы я брала с собой свои записные книжки в сафьяновом переплете, а также мамины дневники. Сейчас я пишу на разрозненных листах, но надеюсь найти что-нибудь получше. Я уже отыскала временный тайник. Я обнаружила, что одна из досок шкафа, который стоит в моей комнате, плохо прикреплена к днищу. Ее можно приподнять и спрятать под ней какой-нибудь тонкий предмет. Никому не придет в голову искать в таком месте.

В родильный дом я приехала два дня назад. Сюда меня привезла мадам Г. Всю дорогу она предостерегала меня от возможных опасностей, которые меня поджидают. И сейчас мне очень страшно. В родильном доме у меня есть только один союзник. Это доктор Коше. Он занимается нами и знает о моем прошлом. Но я ни под каким предлогом не должна разговаривать с ним наедине. Это очень опасно для нас обоих. Я это понимаю. Впрочем, мне хорошо и одной.

Я обошла почти весь родильный дом. Это настоящий маленький замок, словно сошедший со страниц романа девятнадцатого века. Помещения огромные, спальни отделаны со вкусом. Ничего общего с больничной обстановкой. Стены моей комнаты оклеены шелковыми обоями в розовых и серых тонах. Там стоят две кровати, но сейчас я живу одна.

Кормят нас сытно и разнообразно. Всегда дают мясо, овощи, свежие фрукты. Даже чай и кофе, и никто не считает это удивительным. Что в нас такого особенного, если нас так обхаживают, в то время когда столько людей испытывают жуткие страдания?

Но, несмотря на эти приятные моменты, место, куда я попала, производит пугающее впечатление. Мадам Г. предупреждала меня об этом, но мне будет трудно абстрагироваться от некоторых деталей. В первый же день я заметила в вестибюле таблицу рас. Там в фас и профиль изображены лица мужчин, женщин и детей, которых немцы называют «арийской расой». Предполагается, что мы похожи на них.

Хотя здание огромное, здесь очень мало пациенток, что удивило меня. Если я правильно посчитала, нас около двадцати. Я вхожу в группу самых юных. Некоторые женщины уже родили. Самому старшему ребенку чуть меньше восьми месяцев. Молодые матери живут в южном крыле здания, там, где располагаются ясли. Днем они гуляют с детьми в парке. Несколько раз мне выпадала возможность взять малышей на руки. Я все еще с трудом представляю, что в конце года сама стану матерью.

Другие молодые женщины находятся на поздних сроках беременности. У меня живот едва заметен, хотя я чувствую, как с каждым днем растет мой ребенок.

Только сейчас я поняла, что написала слишком много, ведь бумагу надо экономить. В дальнейшем постараюсь писать исключительно о главном.

19 июня

Теперь я знаю всех. Я сблизилась с двумя пансионерками примерно моего возраста. Их зовут Катрин и Мария. Я попыталась выведать у них как можно больше, но они оказались не очень-то разговорчивыми. Думаю, им всем велели ни с кем особо не откровенничать. Катрин призналась мне, что отец ее ребенка — солдат СС, расквартированный в Мурмелоне, в нескольких километрах отсюда.

Все молодые женщины — француженки, кроме двух немок, которые старше нас и порой смотрят на нас так, словно мы выскочки, и одной голландки по имени Лизбет. Она хорошо говорит по-французски. Мне так хочется поболтать с Лизбет на ее родном языке, но это слишком опасно для меня. Катрин утверждает, что это замужние женщины, приехавшие во Францию, чтобы тайком родить ребенка.

23 июня

Каждый день я думаю о папе. Где он? Что сейчас делает? Ни под каким предлогом я не должна стремиться установить с ним контакт. Папа и мадам Г. были непреклонны по этому вопросу. Когда я покидала Париж, папа обещал, что постарается как можно быстрее передать мне письмо. «Это будет кодированное послание, — предупредил он. — Как в рассказах Эдгара Алана По». Сейчас я понимаю, почему он так сказал. Мне стало известно, что вся почта просматривается.

В целом, персонал относится к нам благожелательно, за исключением главной медсестры, немки, которую все боятся, как чумы. Я сблизилась с молодой медсестрой, Николь, которая обращается со мной, как со своей младшей сестрой. Мне странно слышать, как меня называют Ивонной. Я все время думаю, что зовут другую молодую женщину, находящуюся в комнате. Мне всякий раз приходится следить за собой.

26 июня

У меня появился новый друг: садовник Кристоф. Сегодня, когда я прогуливалась по парку, мы обменялись с ним несколькими словами. Он воспользовался тем, что нас скрывала изгородь, поскольку он не имеет права вступать в беседы с пансионерками. Когда я спросила его почему, он ответил: «Порядок есть порядок. Они хотят, чтобы с вами обращались как с маленькими восковыми куклами из ларца». Его слова рассмешили меня.

2 июля

Мы ничего не знаем о том, что происходит за стенами нашего поместья. Слова Кристофа, которые тогда рассмешили меня, теперь вызывают у меня желание плакать. Мы действительно оказались в золотой клетке.

Главная медсестра отругала девушку, работающую в кухне, за то, что та разговаривала с пансионеркой. Это была самая банальная болтовня о беременности. Чего же они так боятся?

6 июля

Сегодня жарко и душно. В полдень солнце, казалось, прожарило парк. На улицу мы смогли выйти только около шести часов вечера.

Я о многом хочу написать, но у меня очень мало бумаги. Я спрашиваю себя, имеет ли смысл продолжать вести дневник?

13 июля

Сегодня утром я вновь столкнулась с Кристофом, моим единственным источником информации. Он сообщил мне, что Советский Союз вступил в войну с Германией. Смеясь, он добавил: «Для вас будет лучше, если немцы не так скоро проиграют войну». Я с трудом выдавила из себя улыбку. Слово за слово, я попыталась расспросить его об участи евреев, оставшихся в столице. Но он ничего толком не знает. Кристоф только сказал, что были арестованы тысячи евреев. Это, несомненно, связано с антикоммунистической кампанией. Я не стала больше расспрашивать его из страха, что у него могут возникнуть подозрения. Я просто в отчаянии, что от папы нет никаких вестей. К тому же у меня закончилась бумага. Придется использовать форзацы моих книг.

[…]

3 августа

Наконец-то я смогла достать листочки. Это бумага для писем, которой Катрин не пользуется. Мне кажется, что время тянется нестерпимо долго. Никогда ничего не происходит, но атмосфера — гнетущая. К тому же я очень беспокоюсь о папе.

7 августа

Я счастливее королевы. Сегодня нас навестила мадам Г. Пансионеркам и персоналу было велено оказать ей радушный прием. Но Кирхберг пришла в дикую ярость. Вероятно, она думает, что кто-то посягает на ее власть. Мадам Г. улучила минуту, чтобы поговорить со мной наедине. Она сообщила мне новости о папе. Все хорошо. Он по-прежнему в Париже, в добром здравии. Она сказала мне, что я не должна волноваться. Я спросила, почему он не попытался передать мне с ней письмо. Она ответила, что переписываться сейчас опасно. Verba volant, scripta manent, как повторял мой учитель латыни. Сегодня я буду спать спокойно. Я представлю себе, что папа спит в соседней комнате.