Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Анисимов cтр.№ 22

– Как не живет? – Лена побледнела, но, понимая свое положение, эмоции контролировала.

– По словам директора детского дома, ее удочерил замечательный человек. Такой же афганец, как твой покойный муж. Ты, скорей всего, сможешь вернуть ребенка, но формальности возьмут время.

– Я поняла. А вторая новость? Вы же сказали, их две…

– Вторая очень хорошая. Директор глуховского детдома согласна принять тебя на работу. Тебе доверят младшие классы. Я поручилась за тебя, и надеюсь, не пожалею…

– Я постараюсь…

– Я хочу тебе сказать, только не обижайся, я своей стариковской мудростью должна же с кем-то делиться… Ты еще очень молода. Я в двадцать шесть только поступила в аспирантуру. Ты вполне привлекательная. Тоскливое больничное выражение скоро тебя оставит, и станешь просто красавицей. Не сторонись хороших мужиков. Выходи замуж.

– Мне пока рано об этом думать, – смутилась Лена.

– Женщине никогда не рано думать о замужестве. Бывает только поздно. – Возразила Пучкова: – И вот еще, – она взяла со стола свою сумку, напоминающую огромный кошелек, расстегнула ее и достала конверт: – Здесь тебе на первое время.

– Что это? – Вздрогнула Лена.

– Деньги. Возьми, знаю, они тебе очень пригодятся.

Лена отодвинула конверт:

– Нет, Мария Васильевна, денег я от вас не приму. Вы же работаете, и живете на это. Если будете каждому больному совать деньги, пойдете по миру.

Профессор улыбнулась:

– Милая, мы же стали друзьями. Скажу тебе, как вполне здоровому разумному человеку, твой случай очень редкий в нашей практике. Почти шесть лет ты не помнила ничего. Даже на имя свое не откликалась. И вдруг полное возвращение памяти при полной адекватности. Это даже в истории психиатрии чудо. Я тебе даю деньги не как пациентке, да ты и лечилась у меня всего месяц, а как своему молодому другу. Ты же совсем одна. Ни родных, ни близких. Скажу тебе по секрету, я их получила за статью, в которой описала ход твоей болезни.

Лена осторожно взяла конверт и заглянула в него. Там лежали три бумажки зеленого цвета.

– У нас теперь такие деньги? – Удивилась она.

– Это доллары. Их меняют на рубли в обменных пунктах. Таких пунктов сейчас очень много. Не меняй сразу все. На сто долларов можно скромно прожить месяц.

– Спасибо, Мария Васильевна. Я никогда не забуду вашей доброты.

– Оставь, милая. Я поступаю, как поступил бы всякий нормальный человек. Папа нас предупреждал, хочешь стать врачом, научись давать.

– Он же не деньги имел в виду…

Пучкова улыбнулась:

– Знаешь, милая, деньги дать гораздо легче, чем раздавать вам душу. Мои пациенты считаются душевно больными, значит, и души требуют больше. А захочешь меня отблагодарить, напиши, когда обустроишься. – И она снова раскрыла свою сумку-кошелек и достала визитку: – Здесь мой адрес и все телефоны.

Лена шла по улице и видела много нового и непонятного, но ничему не удивлялась. Ни вывескам казино, которых раньше никогда не было, ни витринам магазинов, заманивающих западными шмотками, ни плакатам с рекламой американских сигарет. Пучкова давала ей читать свежие газеты, и Лена некоторое представление о теперешней родине получила.

Да и память ее восстановилась полностью. Она вспомнила все. Не вспомнила только, как оказалась в Москве. Ей стало плохо на кладбище, когда в землю опустили пустой свинцовый гроб, якобы с останками мужа. Лена потеряла сознание и, очнувшись, ничего не помнила. Она даже не могла сказать, как ее зовут. Теперь она узнала, глуховские врачи оказались бессильны, и ее привезли в Москву, в институт имени Ганнушкина.

У метро Сокольники она спросила у старенького москвича, где находится автовокзал, и без проблем добралась до Щелковской. Автобус уходил через полтора часа. Она поменяла деньги, выпила в буфете стакан кофе с сосиской и уселась на скамейку в зале ожидания. В больнице ей вернули все ее вещи и документы. В паспорте лежала фотография. Она с мужем и дочкой. Дочке тогда исполнилось четыре года. На обратной стороне карточки рукой мужа было написано: «Ситенковы в сборе – папа Паша, мама Лена и Ирочка». Лена спрятала фото с паспортом обратно в сумку и заплакала. Здесь за ней врачи не следили, и сдерживаться больше необходимости не было. Она плакала тихо, не вытирая слез. К ней подошла уборщица с ведром и щеткой.

– Чего плачешь, молодуха? Кошелек сперли?

– Нет, все в порядке. – Ответила Лена. Достала из сумки платок, зеркальце и тушь. Вытерла слезы, подчернила ресницы.

– Ты чего-то уронила. – Сказала уборщица и потащила свое ведро дальше. Лена нагнулась и увидела бумажный квадратик. Это была визитка заведующей отделением. Она поднесла визитку к глазам и прочла: «Лауреат государственной премии, доктор медицинских наук, профессор Мария Васильевна Пучкова».

Лена бережно убрала визитку и подумала: «Такой большой человек и ничего из себя не корчит». Она еще не знала, что так обычно и бывает – чем значительнее личность, тем меньше ей нужно это демонстрировать.

Трофим благополучно выбрался из кащеевского кооператива прямо под носом у двух милиционеров. Они бродили вдоль забора, неся вахту снаружи, пока внутри шла облава. Прокравшись по заросшей крапивой канаве вдоль дороги, он добрался до пустыря, пересек его и очутился на глуховском городском кладбище. Здесь покоился его дядя, и Трофим с матерью иногда навещали его могилу. Молодой человек прошел по главной дорожке до маленькой часовни и свернул на узкую тропинку между памятниками. Дядю похоронили возле березки в самом конце кладбища. Березка тогда была совсем юная, теперь подросла и заматерела. Сейчас она стояла почти без листьев, сбросив их и на участочек с дядиным бетонным памятником. На нем имелась линялая фотография на керамическом овале и надпись «Ляхов Григорий Тимофеевич 1939–1985». Дядя Трофима утонул, прыгнув с обрыва в речку Глушу в нетрезвом виде. На его похоронах и произошла драка, за которую племянник получил срок.

Молодой человек руками сгреб листья с памятника, огляделся и присел на малюсенькую скамейку. Но в мыслях своих он находился далеко от покойника. Трофим думал о Маке. «Неужели ее арестуют?» Меркантильный страх лишиться работы сердце Трофима не тронул. Он по-человечески волновался за судьбу девушки. За то короткое время, что Трофим прослужил ее телохранителем, глубоко привязаться к хозяйке он не успел. Но жизнь рядом с ней настолько его захватила, что он не понимал, как сможет существовать дальше в другом качестве. С Макой Трофиму жилось интересно. Сейчас его словно лишили увлекательной книги, не позволив дочитать ее до конца. Все что творила молодая хозяйка кооператива, если и не нравилось ее телохранителю, то не восхищать его не могло. Мака сделалась его загадкой. Ему сейчас страшно хотелось посмотреть, что она вручила ему перед облавой, и он старательно боролся с этим искушением. Но любопытство пересилило. Трофим достал из-за пазухи конверт и сверток. Конверт отложил, а сверток спрятал обратно. Конверт Мака не запечатала. Ни адреса, ни фамилии на нем не имелось. Трофим осторожно открыл конверт и достал лист бумаги c гербом города. Под гербом шел текст, отпечатанный на машинке. В правом углу значилось – «В городскую прокуратуру». Трофим вздрогнул. Слово «прокуратура» действовала на него, как удар бича. Но любопытство взяло верх, и он прочитал весь текст