Скажи красный - читать онлайн книгу. Автор: Каринэ Арутюнова cтр.№ 44

А они пироги на стол, – с рыбой, с землей, с песком, – кушать, говорят, жить, говорят. Бойся, говорят, – чужой идет, – последнее, говорят, отберет-унесет, – бей, говорят, дави, круши, говорят, солью, уксусом, отравой, мотыгой, – хватай, говорят, рви зубами его, – после белугой кричать, тряпицей завесить, плакать-жалеть, горлицей взмывать.

Баню топить, глину месить, к груди прижимать. Столы накрывать. Плакать, плясать, горевать, просить, подолом мести, скрести, отмывать, следы оттирать, отпевать, ждать.

…потом, знаешь, он перестал стареть. То есть старость его прошла, как болезнь проходит. Всех, гад, перехитрил, вокруг пальца обвел, – я ведь только что на одной ножке рядом не скакала, – как же, Лолита, прелестница, только матроски и не хватало, – это ваш дедушка? – меня эти расспросы смущали, и смешили, и умиляли, а после привыкла, – и даже подшучивала, бравировала, на колени с размаху, – дедуля, говорю, нежно так, и пальчиком седую прядь, – с породистого лба, гордого, львиного, – я благодарна ему была за фору, – я ведь еще и жить не начинала, и беспечность во мне такая появилась, драйв, – шутка ли, кто кого совратил, – дедушка внучку или внучка дедушку? – а потом попритихла, успокоилась, залоснилась, – любовники появились, – один другого моложе, – но все это будто не со мной, – параллельные линии, – приходили, уходили, – некоторые надолго, – а дедушка всех пересидел, – на кухоньке моей, в дыму, посреди белья неглаженого и чашек кофейных, – с сигаретой, – он с сигаретой, и я, – сидим, дымим, и так хорошо, непереносимо, дьявольски хорошо, как никогда и ни с кем, – стареешь, малыш, – я чуть не поперхнулась, – это он мне, мне, – жестко так, – за подбородок взял, – в глаза смотрит, серьезно так, сурово, – и я смотрю, не сморгну, – будто игра такая, – в гадкого растлителя и мелкую пичужку, юную бродяжку, – все как по сценарию, – и пуговички на комбезе – одна за другой, – и зеркало в передней, – а в нем – самое что ни на есть сладкое, – высокий мосластый старик, – без капли жира на бронзовом безволосом теле, и попискивающая девчонка за сорок, – стареешь, малыш, – так и застыла у зеркала, голая уже, в пупырышках, – рассматривала себя, его, – его, себя, – и вдруг так мне страшно стало, – так страшно, хоть волком вой, – потому что вмиг поняла – его старость прошла, истаяла, а мне еще стареть и стареть, – долго, мучительно, безнадежно.

…у неё потрясающая фигура, молодой любовник и затравленный взгляд. День забит «от и до» – телефонными звонками, визитами в массажный салон, в солярий. Она всегда в курсе, всегда начеку, всегда бодрствует, даже когда спит, – уголки глаз приподняты, кожа натянута где положено, блестит, ресничка к ресничке, волосок к волоску, – диеты, любовники, шопинг, педикюр, маникюр, круиз, держать спину, тянуть ногу, в чулке, на шпильке, – быть колкой, бойкой, искриться, звенеть, зажигать, – где «неспешность и подлинность», нега и безмятежность, – колесо, чертово, дьявольское, летит, запущенное чьей-то меткой рукой, несется, подпрыгивая на ухабах, поблескивает спицами, кренится, но не падает…

Она покинула их там же, где настигла год назад, – весной, на пересечении центральных улиц, – весь ужас заключался в том, что никто никого не предавал, никто никого не бросал, – они еще шли рядом, и даже держались за руки, – вернее, касались один другого, но как это касание отличалось от того, прежнего, – они шли рядом и внезапно остановились, пронзенные, – она еще говорила, с жаром, жестикулируя чуть более обычного, – похорошевшая за год любви, осмелевшая, отогретая, – он еще внимал, любуясь, отстраняясь и отдаляясь, как любуются выросшим ребенком, уходящим в собственную жизнь, – что это было? – весна, головокружение, головокрушение, – что это было? – а было все, – они еще держались за руки, пробираясь на ощупь между могилами убитых и воскресших любовей, разочарований, потерь, – между бесчисленными тенями покинутых и обнадеженных, – потрясенные надвигающейся потерей, опустошенные, они так и не смогли найти повод для разлуки, – и долго прощались, сжимая и разжимая пальцы, шутя и посмеиваясь, и, уходя, обернулись почти одновременно, с нескрываемым отчаянием…

Он для тебя – прошлое, – уверенно сообщает мне она, и я не успеваю возразить, потому как водопад ее красноречия… Еще бы, ее дедушка был раввином, – то ли по отцовской линии, то ли по материнской, но точно раввином, и потому глаза у нее мудрые, а в голосе нет и тени сомнения, – рефлексия – это мой удел, вечные какие-то копания, – она вешает трубку, а я продолжаю уныло выкапывать все «за» и «против».

Он – твое прошлое, – сообщает мне она, и я просто отчётливо вижу, как светится ее лицо, как вдохновенно горят глаза, – хорошо, – прошлое, – без боя сдаюсь я и устало спрашиваю, – ну а настоящее? Где оно?

Настоящее ты должна заслужить, отдать долги, понимаешь? – вкрадчиво шепчет она, и я неожиданно воодушевляюсь, – там, уже в обозримом будущем, расправило крылья мое настоящее, – как гордо реет оно и ревет, и раздувается на ветру, и несется на всех парусах, – часа полтора уходит на разработку тактики и стратегии, – оно уже буквально у порога. Ломится в дверь, бьется в окно, и вдруг мне становится безумно жаль отсеченного прошлого, которое еще не знает, что его уценили и отсекли, вот только что.

Он брал ее в аренду, на продолжительный срок, – все честно, – вместе? – да, – отвечала она взмахом ресниц, сиянием глаз, – эту готовность он выделил моментально, – готовность, смелость, наивность, бесшабашность, – вместе? – его пальцы властно перебирали ее лодочкой, еще робеющую ладонь, – вместе? – ожидая ответа и зная наперед, пытливо заглядывая в глаза, – туда, за пламенеющую радужку, в темнеющий укол зрачка, – за доли секунд он все просчитал, – день за днем, год за годом, – не плен, нет, рабство? – никогда, – только честные условия, – ее юношеская открытость, рефлексия, пылкость, яркость, – краска стыда и удовольствия, любопытство, смирение, бунт, – ее максимализм, неуверенность, желание нравиться и дарить, – его опыт, умение, почти отеческая нежность, властность, но и детскость, никогда не утоляемая жажда, любопытство, – все честно, – ее гибкость, – его сила, рассчитанная на десятилетия, – да, десять лет, – таков максимальный срок, – все честно, – пройдет год, два, пять, – она будет так же стоять перед ним, побледневшая, повзрослевшая, теперь уже красивая без дураков, на все сто, – несколько томной, бледной красотой, с едва заметными морщинками у глаз, – утолившая жажду свою и его, познавшая бунт и смирение, гнев и нежность, стыд и бесстыдство, – сотни раз переступавшая этот порог, – то с замиранием, то с решимостью, то в отчаянии, одержимая ревностью и обидой, вновь и вновь пробуждающимся желанием, уже привычным, – когда тело послушно складывается и обретает нужную форму, – договор будет пересматриваться, – дополняться новыми пунктами и подпунктами, – с кровью, потугами, потерями, некрасивой и безрадостной торговлей, – нечестной, базарной, уже без смешного лукавства, без мерцания глаз, без волнующего элемента игры, – она пойдет на уступки, потеряет лицо, будет бунтовать, хлопать дверью, уходить и возвращаться, – бренчать цепями, кандалами, оковами, – но сроки поджимают, неужели она еще не поняла, – у них все честно, все просто, – пока его глаза горят, а ее ладонь несмелой лодочкой, уточкой, птичкой…