В поисках памяти - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Кандель cтр.№ 118

Ухаживание у самцов дрозофилы представляет собой инстинктивную форму поведения, для которой необходим особый белок, называемый бесплодным. Этот белок существует в двух немного разных формах: одна свойственна самцам, другая — самкам. Эбру Демир и Барри Диксон сделали замечательное открытие: если свойственная самцам форма этого белка синтезируется у самок, такие самки ухаживают подобно самцам, за другими самками — или за генетически модифицированными самцами, которые выделяют характерное для самок пахучее вещество (феромон). Впоследствии Диксон установил, что ген бесплодного белка требуется для развития системы нейронных цепей, устройство которой обеспечивает ухаживание и половое предпочтение Итальянский нейробиолог Джакомо Ридзолатти открыл что, когда обезьяна совершает кистью руки некоторое действие, например кладет себе в рот арахис, в ее премоторной коре активируются определенные нейроны. Примечательно, что те же нейроны активируются, когда обезьяна только наблюдает за тем, как другая обезьяна (или даже человек) кладет себе в рот еду. Ридзолатти назвал такие нейроны зеркальными и предположил, что их открытие приближает нас к пониманию нейронных механизмов подражания, распознавания, сопереживания, а возможно, также и способности имитировать издаваемые звуки — то есть психических процессов, без которых люди не могли бы общаться друг с другом. Вилаянур Рамачандран получил данные о существовании подобных нейронов и а премоторной коре людей.

Эти три направления исследований знаменуют собой начало новой области биологии, которая может дать нам представление о том, что делает нас существами социальными, взаимодействующими друг с другом. Смелые работы в этом направлении могут не только позволить нам узнать факторы, благодаря которым члены сплоченной группы узнают друг друга, но и что-то рассказать о факторах, вызывающих трибализм (фанатичную приверженность своему племени), который нередко приводит к страху, ненависти и нетерпимости к чужакам.

Меня часто спрашивают: «Что дала вам психиатрическая подготовка? Помогла ли она в вашей нейробиологической работе?»

Меня всегда удивляют такие вопросы, потому что для меня очевидно, что психиатрическая подготовка и интерес к психоанализу лежат в самой основе моих естественнонаучных исследований. Они дали мне представление о поведении, которое повлияло едва ли не на все стороны моей работы. Если бы я отказался от резидентуры по психиатрии и сразу поехал во Францию, а также проводил бы часть времени в какой-нибудь молекулярно-биологической лаборатории, возможно, я немного раньше начал бы заниматься молекулярной биологией регуляции работы генов в нервной системе. Но те наиболее общие идеи, которые всегда влияли на мою работу и подогревали интерес к сознательной и бессознательной памяти, происходят из представлений о психике, открытых психиатрией и психоанализом. Поэтому первый этап карьеры начинающего психоаналитика едва ли был шагом в сторону от моей дальнейшей работы. Напротив, эта школа дала тот фундамент, на котором построено все, чего мне с тех пор удалось достичь.

Выпускники медицинской школы, которые хотят заниматься научной работой, нередко спрашивают меня, стоит ли им еще поучиться фундаментальным наукам или лучше сразу заняться исследованиями. Я всегда советую пойти работать в хорошую лабораторию. Курсы фундаментальных наук, разумеется, важны. Я продолжал ходить на такие курсы на протяжении всей моей работы в Национальном институте психического здоровья и по сей день продолжаю многому учиться на семинарах и конференциях у своих коллег и студентов. Но в чтении научной литературу по вопросам, связанным с экспериментами, которыми сам занимаешься, намного больше смысла и удовольствия чем в абстрактном изучении наук.

Мало что в этой жизни оживляет и стимулирует воображение больше, чем совершение собственного открытия каким бы скромным оно ни было. Собственное открытие позволяет человеку впервые увидеть какую-то частицу природы — маленькую деталь того пазла, собрав который можно понять, как работает тот или иной механизм. После того как мне удалось вникнуть в суть проблемы, мне очень помогает получить более полное представление о ней то, что о ней думали мои предшественники. Мне хочется не только понять какие направления мысли оказались наиболее продуктивными, но и разобраться в том, в чем другие оказались непродуктивными и почему это произошло. Поэтому огромное влияние на меня оказала психология Фрейда и таких его предшественников, занимавшихся обучением и памятью, как Джеймс, Торндайк, Павлов, Скиннер и Ульрик Найссер. Их идеи и даже ошибки дали мне удивительно богатый культурный фундамент для собственной работы.

Я также считаю, что важно быть смелым и браться за сложные проблемы, даже такие, которые поначалу кажутся сумбурными и бессистемными. Не нужно бояться пробовать свои силы в чем-то новом, например переходить из одной области в другую или работать на стыке разных дисциплин, потому что именно там можно найти некоторые из самых интересных проблем. Люди, которые занимаются научной работой, постоянно узнают что-то новое и не должны бояться вторгаться в малознакомые области. Ученый следует своим интересам инстинктивно и по ходу работы обучается всему необходимому. Нет ничего такого, что способствовало бы самообразованию больше, чем работа в новой области. Я не был по-настоящему подготовлен к естественнонаучным исследованиям, когда начал работать под руководством Грундфеста и Пурпуры, я очень мало знал о биохимии, когда объединил усилия с Джимми Шварцем, и я ничего не знал о молекулярной генетике, когда стартовало мое сотрудничество с Ричардом Акселем. И всегда оказывалось, что попытки испробовать свои силы в чем-то новом меня пугают, но также и вдохновляют. Лучше потерять несколько лет, пробуя свои силы в чем-то принципиально новом, чем проводить отработанные эксперименты, которыми занимаются все кому не лень и которые кто-то другой может провести не хуже (если не лучше), чем вы.

По-моему, важнее всего определить проблему или круг взаимосвязанных проблем, над которыми перспективно будет работать. Мне повезло с самого начала наткнуться на интересную проблему в ходе работы с гиппокампом и памятью, а затем решительно переключиться на исследование механизмов обучения у простого организма. Этим проблемам свойственны широта и размах, которые помогли мне преодолеть разочарования и неудачи в экспериментах.

В результате мне не довелось испытать тот недуг, который описывали некоторые коллеги, когда в среднем возрасте человеку наскучивает наука, которой он занимается, и он обращается к другим вещам. В ходе работы в университете я занимался многими другими делами помимо исследований, например писал учебники, участвовал в работе ряда университетских и национальных комитетов, а также приложил руку и основанию биотехнологической компании. Но всем этим я занимался отнюдь не потому, что мне наскучила научная работа. Ричард Аксель говорит о подкрепляющем свойстве научных данных (обыгрывании в своей голове новых интересных находок), что оно вызывает привыкание. Если Ричард не получает никаких новых данных, он приходит в подавленное состояние. Многим из нас тоже свойственно это чувство.

Моей научной работе в немалой степени способствовало и увлечение искусством и музыкой, которое со мной разделяет Дениз. В декабре 1964 года, когда мы переехали из Бостона в Нью-Йорк, мы купили столетний дом в квартале Ривердейл района Бронкс с прекрасным видом на реку Гудзон и хребет Пэлисейдс. За прошедшие с тех пор годы мы заполнили этот дом гравюрами, рисунками и картинами — произведениями декоративного искусства начала XX века, истоки которого связаны с Веной, а также с Францией. Мы собираем французскую мебель в стиле ар-нуво, вазы и лампы работы Луи Мажореля, Эмиля Галле и братьев Дом. Инициатором этого увлечения была Дениз. Ее мать положила начало нашей коллекции, подарив нам на свадьбу прекрасный чайный столик, сделанный Галле для его первой выставки.