Набег - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Витаков cтр.№ 51

Но после первой попытки сердце мое оборвалось: стрела, не пролетев и шага, упала к ногам.

Если с Видвутом мне было хорошо от внутреннего просветления, то Лока была очень родной и одновременно недосягаемой. Особенно я любил ее испещренные синими венами маленькие руки. Сколько лет она прожила на земле до нашей встречи, определить, хотя бы приблизительно, я не мог. Да меня это меньше всего волновало. Однажды, уже по прошествии двух лет обучения, я не выдержал и, упав на колено, прижался губами к похожим на тонкие побеги перстам.

— В тебе просыпается мужчина, Ивор. Значит, сердце распахивает врата для любви. Но ты любишь еще пока свои чувства, а не другого человека. — Ее ладонь коснулась моего темени, и я почувствовал нарастающую дрожь во всем теле.

Обычно голова волхвы была всегда покрыта убором из беличьего или оленьего меха. Но в тот день она обнажила волосы. Бело-голубой иней рассыпался по плечам, ослепил, заставил зажмуриться. К тому тихому и радостному чувству, которое затопляло изнутри грудь, когда думал о Локе или вспоминал ее, примешалось после того случая еще одно: чувство ответственности. Я истово упражнялся в искусстве стрельбы из лука, в первую очередь для того, чтобы не подвести свою наставницу.

За один день обучения порой приходилось делать до тысячи выстрелов, а иногда и значительно больше. Когда пустел один колчан, Лока заставляла бить в другую сторону, а сама шла собирать стрелы. Через год я уже попадал в яблоко мишени с двухсот шагов. Через два бил, не целясь, на звук. Стрелял с завязанными глазами, а также в падении через плечо: вперед, назад и в стороны. Поражал цели сверху вниз, сидя на ветвях деревьев. И снизу вверх, лежа на спине. Еще на скорость. К концу срока мой лук выпускал по дуге до четырех стрел и разбивал на тончайшие лучики все четыре мишени еще в полете. Кое-что я придумывал сам. Например, бил по падающей стреле, целясь в наконечник. После контакта оба снаряда меняли направление и направлялись в цель, заранее мной выбранную.

— Это уже баловство! — качала головой Лока. Но я видел, что она гордится мной.

Внутренние части среднего и указательного пальцев покрылись каменными мозолями, поэтому нужда в наперстниках отпала. Да и Лока не успевала бы шить новые. А вот с браслетами на левую руку дело обстояло куда хуже. За пять-шесть дней кожаная защита превращалась в жалкие лохмотья. Таковы удары тетивы Локиного лука — первое время от страшных кровоподтеков на предплечье и запястье не спасал даже крепкий браслет.

Лока всегда ходила в длинном платье, доходившем ей едва ли не до пят. Лишь единожды я видел ее в мужском охотничьем костюме: в короткой куртке и кожаных штанах. Она шла из леса, неся на распущенных волосах, прихваченных узкой тесьмой, седину утреннего тумана. В тот день я проснулся слишком рано, гораздо раньше обычного времени, и только поэтому смог застать ее возвращение. Признаться честно, душа моя тогда уже окончательно потеряла покой.

Кроме владения луком и стрелами, у Локи были и другие достоинства, более важные для волхва. Одно из них — это глубокий, испытующий, все распознающий взгляд. Иногда Алвад приносил к ней новорожденного или приводил малыша мужеского пола со странностями в поведении. По движению глаз, жестикуляции, манерам Лока определяла причины расстройств и давала советы. В одном случае она покачала головой и сказала: «Этого нужно отправлять к ним». Она имела в виду страшных полулюдей-полуживотных, одетых в шкуры медведей или волков. Я видел их однажды в нашей деревне. Молчаливые, обросшие, больше напоминающие лесных дивов из наших сказок — а может, так и есть? — однажды они пришли и постучались в самый дальний, стоящий на отшибе, дом. Означало это только одно: мы хотим здесь остановиться. Хозяева, как правило, перед тем, как покинуть свое жилище и уйти жить по соседям, распахивали двери погребов и кладовок, давая понять, что отдают все съестные припасы, не помышляя даже прихватить с собой мелочь для детей. Горе тому, кто смел воспротивиться им, не знающим жалости, не ведающим ничего о добре и зле. Большая часть вообще не знала человеческой речи. Впрочем, в краях Верхнего Данапра беры задерживались крайне редко, так как наше племя не представляло для них интереса. В домах, где проживало по пять-шесть семей, поживиться было особо нечем. Наконечники стрел и гарпунов преимущественно изготавливались из кости; железо использовали исключительно в военных целях. Несмотря на то что мы, народ Великой Матери, еще не имели своей профессиональной дружины в то время, все же могли исполчиться и явить собой серьезную угрозу. Свирепых воинов интересовали страны, расположенные в срединной и нижней части Данапра. Страны, где правили фюры — могущественные и воинственные короли готов и гуннов. Рассказывали, что в бой они вступали скованные одной цепью, так как не могли вынести даже мысли о разлуке, при этом издавали звериные рыки, грызли щиты зубами и не чувствовали боли. В теплое время жили они в лесу, а в период особых холодов останавливались, как я уже сказал, не спрашивая дозволения, в любых встретившихся на пути селениях. Бродили эти ватаги по белу свету в поисках кровавой работы, то есть войны, и нанимались к тому, кто больше заплатит. Хотя мне по сей день непонятно: зачем им золото? Что может знать о его применении тот, кого отвергло человеческое общество! Заезжие люди из закатных стран называли их берсеркерами. Лока поведала мне, что много времени назад, когда еще наши деды не родились, ватаги берсеркеров объединились в одно большое войско и выступили против непобедимых воинов Рима. Уступать поле брани никто не хотел. Бились три дня и три ночи. Когда битва завершилась, на поле остались стоять, еле держась на ногах, полтора десятка медвежьих людей — римляне же полегли все до одного.

Только волхва Лока, женщина с серебряными волосами и без единой морщины на лице, могла увидеть в новоиспеченном человеке жажду крови будущего зверя.

Всю эту историю о способностях моей наставницы и о берсеркерах я вспомнил лишь потому, что она напрямую связана со мной. Лока как-то сказала мне: «Ивор, я в первую голову учу тебя охотиться, но ты, натягивая лук, перед мысленным взором видишь не зверя, а человека. У тебя есть враги? Вижу: ты полон обиды. Но еще вижу, что ты жаждешь превосходства. Но превосходство равно, как и власть, разлучает людей. За все то время, пока ты находишься здесь, я почти не слышала, чтобы ты нуждался в родственниках или вспоминал их. Изредка присутствует мать в твоих мыслях, да и то тогда лишь, когда ты весь наполнен жалостью к себе. Есть люди одинокие от рождения. Племя тяготит их. Таковыми их задумал Родящий. Каждый волен выбирать по своему сердцу. Оно не обманет. Если жить от ума, то, значит, идти против воли Родящего. Но ты будущий волхв, а волхв, живя в отдалении, ни на миг не забывает о служении, ни на мгновение не выпускает из своего сердца каждого человека, хоть раз встретившегося в его жизни. Ты не можешь позволить себе одиночество. Борись. Или….»

Помню, что мне стало страшно от ее слов. Страшно, ибо она сказала правду. Причем далеко не всю — открылось ей куда больше. И я почувствовал это. Хорошо почувствовал, что Лока знает обо мне то, о чем я сам не догадывался.

— Когда берешь в руки меч, то внутри твоего черепа должны вырасти пчелиные соты! — так любил говаривать повелитель меча, железный волхв Чарг. Эта полоска стали шириной в половину ладони, а длиной не более двух локтей с рукоятью из резного дуба приворожила меня сразу и надолго. Я видел боевые топоры, луки, стрелы, рогатины, щиты — все, чем были вооружены мужчины нашего селения, и мой отец в том числе. Но никогда доселе не видел я настоящего меча. Откуда он взялся у волхва? Оставалось лишь гадать.