Приговор - читать онлайн книгу. Автор: Кага Отохико cтр.№ 140

Наверное, Коно сказал Карасаве что-то в этом духе. Карасава подтвердил и дополнил идеи своего ученика. Существует мнение, что в капиталистическом обществе все преступления возникают в результате классовых противоречий. Отсюда следует весьма оптимистический вывод — как только реально завершится формирование коммунистического общества, основанного на диктатуре пролетариата, и будет уничтожено государство, а заодно и классовые различия, преступления исчезнут сами собой. Невольно в ушах Такэо зазвучал голос Сунады с его специфическим выговором уроженца Акиты: «Что такое этот пролетариат и где ты его видел? Давай, покажи! Я убил человека потому, что страсть как хотел женщину. Ты убил, скорее всего, потому, что хотел денег».

Такэо примерил эти слова к своему случаю. Почему он затянул провод на шее Намикавы? Из-за классовых противоречий? Или потому, что хотел денег? И Коно, и Сунада, каждый по-своему, слишком уж ограничены. Сам он стал злодеем не потому, что убил, наоборот, он убил потому, что был злодеем, вот и всё. Зло ещё до совершения им преступного деяния разъедало его изнутри, как злокачественная опухоль. Если считать преступлением только само действие, то есть убийство, то всё очень просто, но ведь он ещё до совершения этого действия уже был потенциальным убийцей… Этого, скорее всего, не поймут ни Коно, ни Сунада.

До него по-прежнему доносились голоса Коно и Карасавы, но он не вслушивался в то, что они говорят, был слишком поглощён собственными мыслями. Ну говорят и говорят, ничего особенного. Вдруг до него дошло, что Коно зовёт его, и он поспешно откликнулся:

— Что тебе?

— Что это с тобой? Оглох, что ли? Я тебя давно уже зову.

— Задумался. — и Такэо отвёл взгляд от стены, вдруг показавшейся ему какой-то впалой, может оттого, что он постоянно сверлил её глазами. В приоткрытое окно был виден внутренний дворик, заваленный снегом, особенно мягким и пушистым в голубоватом свете ртутной лампы.

— Не слышишь, что ли? Карасава-сан просит тебя позвать Какиути. Посигналь-ка ему!

— Да, позови его, мне хотелось бы с ним поговорить, — попросил Карасава.

— Ладно. — И Такэо, подавая условный сигнал, четыре раза ударил кулаком по стенке, за которой была камера Какиути. Никакого ответа. Он постучал ещё несколько раз, и наконец тот отозвался. Послышался стук открываемого окна.

— У Карасавы к тебе какое-то дело, — сказал Такэо.

— Какое ещё дело? Знаю я эти дела! — испугался Какиути.

— Да ты не бойся, — вмешался Карасава. — Просто хочу задать тебе один вопрос. Ты ведь у нас христианин, так? Скажи, это правда, что христиане не боятся смерти?

— Ну, это для меня слишком сложно. Может, Кусумото-сан ответит, он лучше в этих вопросах разбирается. — Какиути, как всегда, немного заикался от волнения.

— Да нет, я тоже в этом полный профан, — сказал Такэо. — Сам хотел просить Кукиути, чтобы просветил меня.

— Вот и я прошу, — сказал Карасава. — Ты как-то говорил, что смерть — это путешествие, или что-то вроде того. Что это значит? Путешествие куда?

— По-моему, я ничего такого не говорил.

— Да нет же, говорил! Якобы после смерти все отправляются в какую-то там страну. Что это за страна такая у вас, христиан? Давай, выкладывай!

— Похоже, тебе невтерпёж самому туда отправиться!

— Да не в том дело! Просто о таких вещах надо знать, и чем раньше, тем лучше.

— Это точно. Потому что следующая очередь, с учётом допустимой погрешности в два процента — моя, — голосом Карасавы сказал Тамэдзиро.

— И это верно, — подтвердил Карасава, не заметив иронии.

— Вот уж не знаю, что и сказать! Кусумото, выручай!

— Ну, вообще-то говоря, — На этот раз Тамэдзиро передразнивал Такэо, — я католик, а ты протестант, у нас разные точки зрения по этому вопросу. Давай сначала ты объясни всё со своей протестантской точки зрения.

— Боюсь, не получится, — ответил Какиути, словно к нему действительно обратился Такэо. — Я в таких мудрёных вещах не очень то разбираюсь.

— Ну ладно, нам всё равно, кто из вас будет говорить, — сказал Карасава. — Валяйте, объясняйте, в чём тут дело. Как, согласно христианскому учению, устроен загробный мир?

Такэо, с трудом ворочая языком, заговорил. Он говорил, с ненавистью вглядываясь в пустоту, словно там, в этой пустоте, было узкое, с тонкими губами лицо Карасавы.

— Верующий из меня никудышный, поэтому глупо мне тут перед вами распинаться, но, если вы настаиваете, я скажу, что думаю по этому поводу. О загробном мире в Библии ничего определённого не написано. Хотя там и упоминается мир огненный, мир тьмы, мрака, что-то вроде ада, Геены или Шеола. О воскресении впервые заговорили после Павла. А разделение на ад, чистилище, Царство Небесное произошло ещё позже. Но, откровенно говоря, я бы не стал цепляться за эти догмы. По-моему, все люди верят по-разному, даже те, кто называет себя христианами. У католиков, во всяком случае, дело обстоит именно так. У святого отца А. Бог может быть один, а у святого отца Б. — немного другой. А если уж Бог у каждого свой, то что говорить о загробном мире…

— И ты можешь довольствоваться таким сугубо частным подходом? — обрушился на него Карасава, в голосе которого немедленно появились визгливые нотки.

— Но ведь смерть дело частное. Вера же напрямую связана со смертью, следовательно, и она — дело частное.

— Тут-то мы с вами и расходимся, — перешёл в наступление Коно. — Наша революция — она для всех. Революция ни в коем случае не частное дело. Правда ведь, Карасава-сан?

— Совершенно верно. Революция — общий идеал для всего человечества.

— Видел? — победоносно вскричал Коно. — Твой Бог всего лишь иллюзия, имеющая исключительно частное значение. А революция — общая для всех людей, объективная реальность.

Коно ещё что-то говорил. Но его голос постепенно сошёл на нет, словно у приёмника вдруг уменьшили звук, и Такэо перестал прислушиваться. Этот человек, проглатывающий одну книгу за другой, ради чтения экономящий даже на сне, был буквально начинён словами и мыслями других людей, причём он свято верил в то, что эти слова и мысли — его собственные и что истина открыта только ему. В этом его зазнайстве, беспредельной самоуверенности, партийной запальчивости проглядывало юношеское высокомерие. Ему было очень уютно в ограниченном и примитивном мирке, центром которого являлся он сам и в который не допускались жалкие, отсталые реакционеры, то есть люди думающие иначе. Может, когда-нибудь и Коно прозреет и поймёт, что он — всего лишь один из многих, ничтожная капелька в реке жизни, именуемой человечеством. Такэо открыл брошенную у изголовья книгу

«Место человека в природе». Человек — частица жизни. Для того чтобы определить, какое именно место занимает человек во Вселенной, следует прежде всего понять, что такое жизнь в рамках этой самой Вселенной. А именно это-то и невозможно понять. Что есть Вселенная? Что есть Жизнь? И что есть Человек? Разве можно строить какие-либо умозаключения, не имея представления об исходных посылках? Пойми же, Коно, по-настоящему важно знать только одно — что человек ничего не знает, а единственный действительно достоверный факт — человек — мельчайшая частица чего-то большого. Как сказала та женщина в киотском баре, когда мы разговаривали с ней о Боге, «мы, люди, не сами по себе, а часть чего-то большего».