Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Фомичев cтр.№ 3

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине | Автор книги - Владимир Фомичев

Cтраница 3
читать онлайн книги бесплатно

Не нашлось композиторского гения, которой был бы в силах написать симфонию, отразившую вакханалию звуков войны. А ведь какой богатый материал! Очень низкие басы, исполнителями которых являлась канонада тяжёлых дальнобойных орудий, дополнялась баритонами тяжёлых самолётов бомбардировщиков, тенорами падающих бомб, свистом мин и дискантами, трассирующих, рикошетирующих пуль, напоминающих колокольчики воробьиных стаек. Здесь присутствовало всё: воспитание, обучение и духовное образование, как говорится, три в одном. Так что, пошлая тирада, о потерянном поколении времён войны, вряд ли справедлива. Это поколение – дорогого стоит!


Я жизнь земную начинал рыдая,

Возможно, что в предчувствии беды…

Виляя задом, девка молодая,

Спешит к колодцу, чтоб набрать воды.

Восходы дни меняли на закаты

И я затих, вдруг сразу присмирев…

И парня, провожая как солдата,

Поникла девка, словно овдовев.

Тряслось в схороне маленькое тельце,

От взрывов и под канонадный вой…

Убили парня – убивать умельцы,

И девку, что спешила за водой!

* * *

Что касается меня, то я мало вникал в эти мирские дела, ел, что дают и что мог усвоить, мой мало месячный организм. Не любил темноты и, чтобы не нарушать светомаскировки, мать меня укладывала под стол и накрывала его одеялом и туда же ставила зажжённую лампадку. Тогда самолётики, нагруженные «бомбочками», пролетали мимо, не беспокоя моё уединение.

Но война – есть война! Наши наступали, и немцы погнали всех жителей деревни на запад, но уже немецкий порядок был не тот, видать разладился на российском бездорожье. Так что, пока гнали, все и разбежались. Отогнали немцев. Пришли наши освободители.

Глава четвёртая. Детские игры

Мне было несколько лет, когда освободили Смоленщину и, стало быть, нашу деревню. Я уже уверенно ходил, даже бегал, если в том была нужда. Научился говорить и мог вести бесконечные беседы, было бы только с кем. А так как собеседников было трудно найти из-за их постоянной занятости делами, то приходилось общаться, с кем попало: с цыплятами, валенками и даже с дедовой собакой Жучкой, которая зарычала и ткнула своим носом в мой нос, когда я помешал ей лакать свою еду. Я завыл и решил больше с ней не играть, и не дружить.

Где-то в этом возрасте я уже познакомился с оружием. Нет, не с теми деревяшками, которые изображают ружьё или пистолет, а с самым настоящим.

В нашу хату пришёл на постой лейтенант. Он поставил свои вещи, повесил на крюк в стене кобуру и пошёл по своим делам. Какой подарок судьбы! Момент и я уже уединился на печи с офицерским пистолетом. А тут, как всегда некстати, вошла бабка и, увидев до зубов вооруженного внука, бросилась вон из хаты с криком: застрелился!

На крик появился лейтенант. Он вбежал как раз в тот момент, когда я пытался снять затвор, оказавшийся очень тугим для моих пальцев. Поняв, что меня могут сейчас разоружить, я попытался отпугнуть лейтенанта, направив на него его же оружие. Но этот нехороший дядя очень ловко подскочил ко мне и вырвал пистолет. Я поднял такой истошный вой, что лейтенант тут же выскочил из хаты, выстрелил, вытащил обойму и вернул мне оружие! Лучше всех ароматов на свете, был для меня в этот миг запах пороховой гари, только что выстрелившего пистолета!

Немцев отогнали, но не так далеко, чтобы жизнь была спокойной. После того, как жители деревни разбежались от незадачливой немецкой эвакуации и возвратились в свои хаты, мать перекрестилась на образ Николая Угодника: Слава тебе, Господи, что теперь мы дома и не надо никуда ехать! На эту её молитву я, глядя в потолок, как бы там что-то читая, проговорил: ещё поездим… и на телеге поездим и на машине. Мать обрушила весь гнев, смертельно уставшей женщины, на голову малолетнего прорицателя! Но через несколько дней подогнали машины, комендант кратко объяснил, что немцы могут прорвать нашу оборону…, погрузили и отвезли всех жителей подальше на восток. Были и ещё случаи, когда лепет малолетнего оракула сбывался, так что мать уже стала побаиваться моих прогнозов и заранее предлагала мне помолчать, если я не желаю получить незамедлительное вознаграждение в виде берёзового прутика.

Я же, как настоящий патриот, желал только одного: попасть на войну, так как не понимал, что нахожусь в самом пекле этой самой войны! В небе постоянно гудели самолёты, которые по принадлежности и типам чётко различал всякий порядочный фронтовой ребёнок. Лично мне оставалось выбрать только понравившийся род войск. Пехота мне нравилась мало из-за её обмундирования: какие-то портянки, обмотки и все солдаты какие-то замусоленные… нет, не смотрятся! Конечно: танки, машины, пушки, наконец! Тут и рассуждать не о чем…, но здесь пока научишься, так и война кончится. Понятно, что больше всех не хотели, чтобы война кончилась – дети, особенно те, кто уже научился ходить и говорить.

Всё же случай мне помог. Мы с матерью шли по лесной дороге, когда мимо нас проезжала кавалерия. Лошади одной масти, на которых сидели осанистые кавалеристы в красивых мундирах и высоких шапках. Я на миг раскрыл от восхищения рот, из которого тут же вырвалось громкое пожелание: хочу с вами на войну! Кавалеристы ехали неспешно, копыта их лошадей чавкали по торфяной грязи и на мой призыв сразу же откликнулись: ты подрасти немного. А то ты ещё очень мал. На помощь мне пришёл высоко спиленный пень: поставь меня на него, – попросил я мать: Ну, теперь видите, какой я большой! Теперь возьмёте меня на войну? Кавалерия проходила мимо меня, кто из всадников усмехался, кто отворачивался, вытирая слёзы, а один вытащил из сумки шапку-папаху и, подъехав ко мне, нахлобучил её мне на голову: будем ехать обратно, мы за тобой заедим, – успокоил он меня. Я долго пытал мать: когда за мной заедут, а та рассуждала, что фронт большой и пока они его весь объедут…

Однажды в нашу хату назначили на постой солдат из хозяйственного взвода. Их было трое, но сплошной интернационал: молдаванин, литовец и украинец. Занимались они починкой обуви и гордо себя величали: мы сапожных дел мастера. Босиком много не навоюешь! В нашей хате на постое и до этих сапожников, и после них, было немало постояльцев, но все они, получив свой паёк: концентраты там разные, консервы, высыпали это всё на общий стол и просили мать, чтобы она готовила на всех. Мать и готовила, иногда добавляя что-нибудь и из своих запасов.

Сапожники сразу же повели себя по-другому. Была зима и в хате стояла временная небольшая печка. Вот её и приватизировали новые постояльцы, так что доступ к ней был для нас детей закрыт. Им подвезли дрова, для топки печки и для сапожных нужд. Они отпиливали деревянные колёсики, сушили их на печке, кололи и получали деревянные гвозди. Шилом прокалывали подошву и вбивали туда этот деревянный гвоздь. Смачивали и сухой деревянный гвоздь, разбухая, не давал подошве какое-то время отвалиться. Правда, наряду с деревянными гвоздями, был и некоторый процент медных гвоздей, изготавливаемых из медной проволоки этими же умельцами.

Помимо изготовления гвоздей, сапожники использовали печку и для приготовления себе еды. Печка зимой для детей самый необходимый ареал обитания, которого нас лишили, загнав нас на печь большую, русскую. Мало того, эти остроумцы стали придумывать себе развлечения. Мать нам строго запрещала подходить к людям, когда они едят и особенно, просить чего-нибудь и это «вето» мы не нарушали. Сапожники же садились есть, демонстративно нарезали хлеб, намазывали его толстым слоем масла или американской тушёнкой. Затем начинали своё пиршество, преувеличенно чавкая, сопя и даже похрюкивая от сладострастия. Покончив с трапезой, они изощрялись новой проказой, на этот раз с доброй порцией садизма.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению