Мозг прирученный. Что делает нас людьми? - читать онлайн книгу. Автор: Брюс Гуд cтр.№ 45

Аналогично тому, что любой из нас с большей вероятностью поможет человеку, с которым можно себя идентифицировать, мы с меньшей вероятностью нанесем такому человеку вред. В ситуации с мостиком мы скорее пожертвуем незнакомцем, чем родственником, и скорее человеком, которого ненавидим, чем незнакомцем. Этим объясняется и тот факт, что в вышеописанной ситуации люди готовы пожертвовать собственной жизнью, если чувствуют себя близкими родственниками или членами той же крепко спаянной социальной группы, что и пятеро рабочих. Все они теперь одна команда.

Почему же моралью иногда управляют наши эмоции, а не разум? Грин утверждает, что в процессе эволюции у человека выработалась способность принимать быстрые решения на основе чувств и инстинктивных реакций. В угрожающих ситуациях нам нужно действовать быстро, не думая; именно поэтому люди часто делают для спасения других такое, что никогда бы не сделали по трезвом размышлении. Несмотря на то что ситуацию на мостике мы рассматриваем без спешки, с применением более медленной системы логических рассуждений, мы все равно чувствуем, что такое решение неправильно, и, поступив так, мы испытали бы вину.

Вина — мощный мотиватор конформизма. Мы чувствуем вину, когда делаем что-то неправильное. Но откуда мы знаем, что правильно, а что нет? В раннем детстве мы, возможно, интуитивно чувствуем, что хорошо и что плохо, когда речь заходит об оценке действий тех, кто помогает или мешает, но остальные правила нам приходится усваивать позже. Усвоение всевозможных директив, которым подчиняются окружающие нас люди, — часть процесса одомашнивания. Среди этих правил как моральные законы (те, что защищают права других, к примеру предписывают воздерживаться от насилия), так и социальные правила (договоренности, воплотившие в себе социальные ценности, вроде представления о том, когда и как уместно одеваться). Примерно в три-четыре года дети, судя по всему, начинают понимать последствия нарушения правил. Внутренне эти последствия проявляются как чувство вины.

Когда дело доходит до закона, большинство детей до семи-восьми лет действуют как судья Дредд — футуристический правоохранитель, не признающий в законах никаких исключений. Они сосредоточиваются на абсолютном результате и судят случайное действие, вызвавшее большой ущерб (если кто-то ненароком сшиб со стола пятнадцать чашек), более сурово, чем злонамеренное действие, ущерб от которого меньше (если кто-то пытался стащить чашку и нечаянно разбил ее). Если маленький ребенок узнаёт, что кто-то поступил плохо, он видит ситуацию в черно-белом свете, рассуждает так же и не видит ни полутонов, ни исключений. Он уверен, что муж, укравший в аптеке дорогущее лекарство, чтобы спасти умирающую жену, поступил неправильно, даже если аптекарь продает это лекарство по грабительской цене.

С возрастом и опытом дети начинают анализировать каждую ситуацию более глубоко и выносить не столь однозначные оценки. Одна из моральных дилемм, с которым мы сталкиваемся постоянно, заставляет нас решать, говорить правду или нет. Первоначально дети усваивают, что говорить неправду нехорошо, но в возрасте около одиннадцати лет они начинают понимать, что иногда обман необходим и морально оправдан. И дело не в том, что маленькие дети не в состоянии понять обман. В конце концов, уже в четыре года они начинают применять теорию сознания, которой невозможно пользоваться без представления о том, что такое обман. Просто они в некотором смысле сильнее связаны правилами.

Никто не любит, когда ему лгут, но при этом практически каждый лжет. Ложь — это попытка искусственно создать заблуждение или неверное представление о чем-то и таким образом повлиять на ситуацию. Можно либо утаить важные сведения, либо внедрить в чужое сознание ложную информацию путем обмана, чтобы управлять мыслями и поведением других людей. Если кто-то утверждает, что никогда не лжет, то: а) либо он не знает, что такое ложь; б) либо ему просто некому лгать; в) либо он лжет.

Изучение дневников, которые испытуемые вели в течение недели, показывает: менее чем один из десяти человек готов поклясться, что ни разу не солгал за все это время. Многие считают, что лгать — значит выдумывать, но иногда ложь — это утаивание или неполное представление информации в тот момент, когда она важна. Конечно, иногда для лжи есть серьезные основания. Если на пороге нашего дома появится убийца и спросит, где прячется намеченная жертва, нам, пожалуй, стоит солгать, даже если мы знаем ответ. Это будет оправданная ложь, потому что раскрыть местонахождение жертвы в такой ситуации совершенно неправильно с точки зрения морали. Мы не можем и не должны всегда говорить правду.

Лгать — значит быть человеком, и даже если бы можно было не лгать совершенно, вряд ли стоило бы это делать. Как часто мы лжем, чтобы не обидеть кого-то? Но мало того что всегда говорить правду было бы весьма неловко; через некоторое время такой жизни любые отношения распались бы, а социальные механизмы перестали бы действовать. Шелдон Купер, гениальный чудак-физик из комедии «Теория большого взрыва», постоянно сталкивается с этим аспектом нормальных человеческих социальных взаимоотношений. Если всегда говорить правду, то быстро потеряешь всех друзей и партнеров. Чтобы сохранять мир, нужно лгать.

Вообще-то большая часть лжи направлена не на то, чтобы другие чувствовали себя лучше, и вообще относится не к ним; согласно исследованиям, вдвое чаще наша ложь имеет отношение к тому, что другие думают о нас. Люди лгут, чтобы повысить самооценку, чтобы понравиться другим, чтобы завоевать уважение. Кроме того, они лгут, чтобы избежать наказания. Такая ложь призвана скрыть наши истинные чувства, мотивы, планы и действия, потому что мы уверены, что окружающие, узнав правду, осудят нас.

Основная проблема с ложью заключается в том, что на лжи можно попасться. Очень часто страшна не ложь, а сам факт обмана и утрата доверия. Каждый хочет избежать разоблачения, но ложь — мощный стимулятор, поэтому каждый из нас ведет непрерывную борьбу за то, чтобы обмануть других и при этом разоблачить тех, кто пытается обмануть нас. Предполагается, что цель одомашнивания — научить нас уживаться друг с другом, но иногда для этого требуется умение обмануть, чтобы избежать остракизма или наказания.

Один из способов избежать разоблачения — убедить самого себя в том, что говоришь чистую правду. Здесь-то и пригождается наша способность к самообману. Социолог Роберт Триверс утверждает, что человек развил ее у себя именно для этого: чтобы легче было обманывать других и не показывать при этом своим видом, что лжешь. Если человек вынужден рассказывать правду и ложь одновременно, это предъявляет к его организующим функциями серьезные требования: необходимо сочинить непротиворечивую историю и не запутаться в подробностях. В зависимости от степени и масштабов лжи обманщик всегда рискует запутаться в собственной паутине. Обманывая себя, мы получаем возможность лучше обманывать других.

Самообман дает множество преимуществ и открывает множество дополнительных возможностей. Он позволяет нам успешнее убеждать окружающих в том, что мы лучше, чем есть на самом деле. Нам нравится, когда все вокруг уверены в нас, даже если сами мы чувствуем себя слабыми и беззащитными, и эта уверенность окружающих в нас, в свою очередь, закрепляет нашу первоначальную ложь самим себе и внушает реальную уверенность. В любых значимых для нас ролях — от любовников до политических лидеров — мы предпочитаем видеть тех, кто излучает уверенность; мы готовы верить таким людям и выполнять их указания. Улучшая свой имидж при помощи обмана, мы усиливаем иллюзию контроля, которая, в свою очередь, придает нам уверенность в правильности выбора и действий и реально улучшает результат. Кроме того, чем старательнее мы занимаемся самообманом, тем больше начинаем себе верить. Здесь играет роль и реконструктивная природа воспоминаний, и проблема ложных воспоминаний. Участники эксперимента, сами сочинившие выдуманную историю по мотивам просмотренного короткого фильма, через два месяца поверили в собственную ложь. Они уже не могли отличить правду от выдуманного ими самими сюжета. Короче говоря, самообман со временем становится чем-то вроде самосбывающегося пророчества.