Я окончательно сникла, вяло размешивая сахар в кофе. Но отец обнял меня за плечи, свободной рукой соорудил бутерброд и, как в детстве, принялся кормить. Это было так… по-домашнему и забавно, что я даже улыбнулась. Впереди забрезжила надежда!
Когда столик вернулся на место, отец встал.
– Зара, в шкафу есть одежда. Умойся, приведи себя в порядок, переоденься и выходи в кают-компанию.
Я уставилась на абсолютно целенькие очки. И удивленно подняла взгляд на отца:
– Сколько я спала?
– Всего двенадцать часов. У Триниона было запасное стекло. Я не стал посвящать его в детали своего плана, так что он довольно тяжело пережил твой отъезд. Хороший парень этот Трин.
– Хороший, – эхом отозвалась я.
А когда дверь каюты с мягким стуком задвинулась, опомнилась и отправилась в душ.
Вообще, меня преследовало навязчивое ощущение, что корабль тот же, на котором я летела к Бетельгейзе. И каюта моя. Хотя, наверное, они все типовые и я страдаю ерундой вместо того, чтобы думать о том, как помочь Грейстону. Но отец ведь знает, что делает. Правда, я совсем не представляла, как можно заставить Грейстона захотеть жить. Но надеялась, что какой-то план у нас есть.
Я переоделась в удобные серые брюки и свободную черную рубашку, лежащие в ящике встроенного в стену шкафа. Я заказывала что-то подобное в самом начале жизни на Кларии, но так и не надела. Грейстону нравились платья. Но сейчас лучше одежды нельзя было и придумать. И на ноги предполагалось надеть спортивные ботинки, напоминающие кроссовки.
Я почувствовала себя намного лучше, помывшись и переодевшись. И желание поскулить в уголочке сменилось желанием скорее со всем покончить, причем с результатом, приемлемым для меня.
Планировка корабля была мне знакома, и я без труда нашла дорогу в кают-компанию. Без Эми и ее указаний было непривычно.
Я сразу увидела отца, который смотрел на экраны огромного лэптопа. Клавиатура проецировалась прямо на поверхность стола, а куча маленьких экранчиков поверх большого и вовсе оказалась для меня загадкой. Но не это было удивительным. В кают-компании находился еще один человек, и, когда он повернулся, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
– Леди Торрино, – император даже поклонился, – рад вас видеть. Вы в порядке?
Не дожидаясь моего ответа, отец пояснил:
– Он нам поможет, дорогая.
– Он пытался меня убить!
– Что? – Фаран изобразил искреннее удивление. – Нет, юная леди, никоим образом. Я пытался спасти вашу любовь. У меня и в мыслях не было причинить вам вред.
– То есть заставлять меня влезать в опасное расследование, удерживая моего отца, – это спасение моей любви? Как-то странно вы ее спасаете, отправляя меня на встречу с психом, для которого святая цель – прикончить меня изощренным способом и отправить – угадайте кому.
Он, кажется, несколько опешил. Отец скрывал улыбку.
– Садись, сейчас закажу тебе кофе, – сказал он. – А наш высокопоставленный друг поведает, где и как он ошибся, принесет свои извинения и расскажет, как он планирует все исправить.
– Но-но, Эдвард, не забывай, что я все еще твой император, – хмыкнул Фаран.
– Мой? – Отец поднял брови. – А что, Земля вошла официально в состав Империи? Не знал…
– А что, ты официально – подданный Земли?
Я переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
– А ты сейчас с кем разговариваешь? – вежливо уточнил отец. – А то, по-моему, ты меня с кем-то путаешь. Кто такой Торфилд? Зара, милая, ты помнишь нашу фамилию?
Император срегка покраснел. Но отец миролюбиво добавил:
– Фаран, сейчас не время выяснять, у кого из нас зубы острее. Я уважал твоего отца и действительно был ему предан. Но твои поступки ничего, кроме порицания, у меня не вызывают.
О чем он? То есть, конечно, император явно перегнул палку с моим участием в расследовании, но кого, в сущности, интересуют такие вещи?
– Только не напоминай мне о моих ошибках. – Фаран поморщился. – Я и без тебя о них знаю.
– Тогда, может, объяснишь, почему Грейстон расплачивается за то, что совершили вы оба? Хотя о чем я? У парня есть совесть, а у тебя ее отродясь не было.
– Я помогаю Грейстону!
– Да, теперь, когда угроза нависла и над тобой. А перед этим ты пытался использовать мою дочь.
– Па-а-ап, – протянула я, совершенно не понимая смысла разговора, – вы о чем говорите?
– Зара, твой Грейстон, я не спорю, виновен в уничтожении Ксицани. Но часть вины, безусловно, лежит на императоре. Потому что без его разрешения такие приказы не проходят.
– Я доверял его решению! – возразил Фаран.
– А потом, когда запахло жареным, ты признал приказ ошибочным, поставил лучшему другу клеймо и выбросил его в соседний сектор, не разделив с ним ответственность за случившееся. Было проще объявить, что с опасной организацией, угрожающей галактике, покончено, выплатить спасшимся компенсацию и прикрыть лазейки журналистам, надеясь, что тебе простят миллионы жизней. А Грейстон тем временем мучился угрызениями совести не только из-за приказа, но и от того, что подвел тебя. Ты очень умело изображаешь жертву, Фаран, но не надо устраивать представление для меня. Плевать я хотел, что у вас с Грейстоном происходит, хоть поубивайте друг друга, но дочь мою в это ты впутал зря. Так что теперь помоги нам, оставь в покое, себе найди другие развлечения, иначе ты знаешь, что я сделаю.
– Да кто ты такой, – Фаран презрительно прищурился, – чтобы угрожать мне?
– Я? Дай подумать. С двадцати лет был личным помощником твоего отца, прежнего императора. В двадцать шесть получил должность советника, а в тридцать ушел в отставку и занялся разработками биооружия на Ксицани. Продолжать?
Император молча рассматривал нас, явно оценивая угрозу.
– Продолжаю, – невозмутимо хмыкнул отец. – Я знаю все тайны твоего отца и его приближенных. Вряд ли ты хочешь, чтобы вашу фамилию трепала вся Империя.
– Ты не посмеешь, если был верен моему отцу.
– Он мертв, ему все равно. И я уверен, он бы только одобрил мои воспитательные методы. Это еще не все. Также я провел расследование относительно твоих… увлечений. Некая Синди Ди Брауэн может много интересного рассказать прессе и твоей жене о тайных пристрастиях императора. Ты точно хочешь, чтобы я продолжил?
– Эдвард, со мной опасно играть.
– Со мной тоже. Именно поэтому мы здесь, чтобы закончить все эти игры раз и навсегда. Тебе кофе со сливками или с ликером?
Я пораженно смотрела на отца. Он всегда казался мне умным и надежным, но то были впечатления маленькой девочки, его дочери, которая училась жить с больными глазами и всегда пряталась за папу. А теперь… в общем, отец предстал в новом свете, и я никак не могла решить, нравится ли мне этот Эдвард Торрино. Или Торфилд…