Жестокий век - читать онлайн книгу. Автор: Исай Калашников cтр.№ 172

– Ты что, Бадай! Бичикэ я одну не оставлю.

– Тогда поезжайте, останусь я.

– Оставайся. Нет, и тебе оставаться нельзя. Узнает Даритай-отчигин, что я убежал, скажет: были в сговоре. И ты лишишься головы. Как же быть? – Внезапно Кишлик вскочил, плюнул. – Тьфу, дурные наши головы! Собрались плыть через реку и думаем, как бы не замочить ноги. Что нам овцы и кобылицы нойона! Пусть разбредаются. Седлайте с Бичикэ коней, а я зарежу самую жирную овцу, набьем седельные сумы мясом – и в дорогу. Быстро!

Возвратился в свой курень хан Тэмуджин поздно вечером. Не пошел к женам, не стал ужинать, сразу же лег спать. Вокруг его юрты Боорчу поставил двойное кольцо кебтеулов – ночных караульных. И он, выходит, чего-то опасается.

Укладываясь спать, Тэмуджин положил рядом с постелью короткое копье и обнаженный меч. Сон был не глубок и чуток. Часто просыпаясь, он лежал с открытыми глазами, прислушивался к приглушенному говору кебтеулов. Под утро у дверей услышал торопливые шаги. Нащупал рукоятку меча.

– Кто там?

– Я, хан Тэмуджин, – ответил Джэлмэ – и кому-то другому: – Зажги светильник.

Тэмуджин вскочил, стал одеваться. Второпях не мог найти гутул, крикнул Джэлмэ:

– Дай скорее огня!

Прикрывая рукой пламя светильника, Джэлмэ вошел в юрту. Тэмуджин подобрал гутул, сунул в него ногу, выпрямился.

– Перебежчики, хан Тэмуджин.

– Опять?

– Да нет. Прибежали оттуда.

– Давай их сюда.

Он ждал увидеть нойонов и, когда вошли два замызганных харачу, почувствовал себя горько обманутым.

– Думаешь, теперь я буду доволен и этим? – с раздражением спросил у Джэлмэ.

Джэлмэ стоял, высоко подняв светильники. Бровастое лицо было хмурым и озабоченным.

– Ты их послушай, хан Тэмуджин.

– Я – Кишлик, а это мой товарищ Бадай… – не дожидаясь позволения, заговорил один из харачу. – Мы пастухи твоего дяди.

– Так-так, вы пришли сюда искать милостей? – Он все больше озлоблялся. – Предав своего нойона, вы ждете награды? За предательство и низкородным харачу и высокородным нойонам награда одна – смерть!

Бадай в испуге попятился, Кишлик побледнел, поклонился в пояс.

– Хан Тэмуджин, ты не можешь казнить нас. Мы принадлежим Даритай-отчигину, а он со всем своим владением – тебе. Так какие же мы предатели? И не за наградой мы пришли, а спасти людей от уготованной им гибели. – Кишлик подтолкнул вперед своего товарища. – Говори, Бадай, что ты видел и слышал.

Тому, о чем говорил пастух, верить не хотелось. Если все правда, страшная беда ждет улус. Окликнув караульного, он велел ему заключить пастухов под стражу и держать, пока все не прояснится. Посидел, подперев руками голову.

– Может быть, не правда, а, Джэлмэ? – Но тут же отбросил сомнение. Нет, правда. Так и должно быть. – Джэлмэ, прикажи гонцам седлать коней, и пусть они подымают курени.

– Кони уже оседланы, хан Тэмуджин.

– Молодец, Джэлмэ. Созывай нойонов.

– Они уже здесь. Стоят за порогом юрты.

– Позови пока одного Боорчу.

Боорчу уже успел надеть доспехи. Пламя светильника раздробилось на пластинах его железного куяка, туго стиснувшего грудь, с плеч свешивалась плотная накидка, меч бил по голенищу гутула.

– Садись. И ты, Джэлмэ, садись. Оба вы мои самые давние друзья. И только вам я могу поведать, что страх леденит мое сердце. Сколько у нас воинов?

– Около восьми тысяч, если всех соберем, – сказал Боорчу.

– А сколько, как вы думаете, будет у Нилха-Сангуна?

– Если с ним все наши нойоны и Джамуха… – Джэлмэ прикинул в уме, – тысяч тридцать. Самое малое – двадцать, двадцать пять.

– Утешил… Можем ли сражаться?

– Сражаться-то можем, – Боорчу сморщился, подергал плечами, поправляя тяжелый куяк. – Когда я был маленьким, моя бабушка говорила мне: козленок может забодать козу, но для этого козленок должен стать козлом.

– Надо отходить, хан, – сказал Джэлмэ.

– Отходить… – повторил он. – Когда отойдем, сколько куреней не досчитаемся? Ни вы, ни я этого не знаем. Но стоять на месте нельзя…

– А не двинуться ли нам навстречу? – спросил Боорчу, загорелся. – Помнишь, хан Тэмуджин, нас было трое, против нас – сотни и тысячи. Нам неведом был страх смерти, и мы победили. Разве мы перестали быть мужчинами?

– Боорчу, я мужчина. Умереть в битве мне не страшно. Но я еще и хан. Моя безрассудная гибель приведет к гибели тысячи людей… Мы будем отходить, друг Боорчу. Но куда? Направимся на полночь, там нас могут перенять меркиты. Пойдем на полдень – безводные гоби истребят нас быстрее воинов Нилха-Сангуна. Остается один путь – на восход солнца, в кочевья, когда-то принадлежавшие татарам. Как отходить? Вперед пустим кочевые телеги, стада, табуны, наши семьи и семьи воинов. Войско будет идти сзади, прикрывая кочующие курени и отбивая охоту повернуть назад, сбежать…

Перед лицом опасности, как всегда, его мысли были ясны и просты, все маловажное отлетало в сторону как бы само собой. Он знал, что принял верное решение, но все же спросил:

– Вы согласны со мной? Если согласны, зовите нойонов.

Один за одним в юрту вошли Мухали, Субэдэй-багатур, Джэбэ, неразлучные друзья Хулдар и Джарчи, Хасар… Полукругом стали у стены юрты. Тэмуджин поднялся, заложил руки за спину, ссутулился.

– Ну что, бесстрашные багатуры, немного засиделись, накопили лени… Не пора ли ее растрясти и косточки поразмять? – По лицам нойонов было видно – шутка не вышла. – В наши курени идет Нилха-Сангун. Гость, что и говорить, дорогой, и товарищей у него много. А встретить-приветить его по достоинству нечем. Не запаслись угощением. Потому, нойоны, самое позднее к полудню все курени должны быть отправлены вниз по Керулену… Воины с запасом хурута на десять дней собираются тут. За промедление и нерадение не помилую никого. Так и передайте всем.

И потянулись по обоим берегам Керулена, через ровные, как растянутая на колышках шкура, долины, через одинаковые, как верблюжьи горбы, сопки тяжелые телеги, табуны и стада. Шли почти без отдыха. На ночлег останавливались в потемках, а с первыми проблесками зари снова трогались в путь.

Бывшие кочевья татар были пустынны. Никто не мешал его движению, и он возблагодарил небо, что в свое время не дрогнул, без жалости и милосердия извел под корень опасное племя. Пусть будут жалостливы матери, баюкающие своих детей. Правитель, страшась пролить чужую кровь, поплатится своей.

От урочища Хосунэ повернули к озеру Буир-нур, миновав его, вышли к речке Халха. Начиналась летняя жара. На правом берегу, на сухих возвышенностях, трава увяла, посерела, на левом, более низком и ровном, была еще зеленой. Тэмуджин надеялся, что жара заставит Нилха-Сангуна повернуть назад. На северных лесистых склонах Мау-Ундурских гор он оставил небольшой заслон под началом Джэлмэ, сам дошел до урочища Хара-Халчжин-элет и тоже остановился. Через день прискакал от Джэлмэ гонец – кэрэиты приближаются.