Жестокий век - читать онлайн книгу. Автор: Исай Калашников cтр.№ 129

Снова звенела под копытами каменистая пустыня и горячий воздух иссушал тело. По дороге украли из табуна по две заводных лошади. Земли тангутов пересекли вдвое быстрее. А что дальше? Что? Возвращаться в свои кочевья нельзя. Куда же направиться? В стороне заката лежат владения кара-киданьского гурхана Чжулуху. Там тоже много христиан.

Основал государство кара-киданей родственник последнего императора династии Ляо Елюй Даши. Когда чжурчжэни разгромили «железную» империю, молодой Елюй Даши, ученый, знаток древней китайской поэзии, храбрый воин, увел на запад сорок тысяч воинов, обосновался в Джунгарии, подчинил себе раздробленные племена, покорил крепости Кашгар и Хотан. Мусульмане встревожились. Махмуд-хан, правитель Самарканда, собрал большое войско. Но счастье сопутствовало не ему, а Елюй Даши. Под Ходжентом Махмуд-хан был разбит наголову.

После этого мусульманские владетели много раз пытались вытеснить пришельца, но ничего не добились. Им пришлось смириться с властью гурхана и уплачивать ему дань.

Гурхан Чжулуху был внуком прославленного Елюй Даши. Ван-хан понимал: он для такого великого владетеля – ничтожество. Но Ван-хан знал, что кара-кидане не могут ужиться в мире и дружбе с найманами. Может быть, ради того, чтобы досадить своим старым противникам, гурхан Джулуху окажет ему помощь и поддержку?

На пригорке, обдуваемом ветром, стояли шатры. Полоскались шелковые полотнища знамен. Охотничья ставка гурхана Чжулуху была похожа на воинский стан. Маленький человек с округлым, добродушным лицом передал сокольничьему кречета, скатился с лошади, положил мягкую руку на плечо Ван-хана.

– Ты доволен охотой?

– Да, мне было интересно. – Ван-хан вздохнул.

Уж много дней он мотался по степям следом за Чжулуху. Днем охотились с кречетами на птицу, вечером пили вино и услаждали слух музыкой. Однако стоило Ван-хану заикнуться о деле, Чжулуху махал короткими руками.

– Потом, потом… – Смеялся: – От дел я бегу из дворца. А дела бегут за мной. Пощади меня, хан!

Чжулуху любил вино, музыку и охоту. Все остальное отметал от себя. Но Ван-хан не мог бесконечно предаваться вместе с ним удовольствиям – до того ли?

– Выслушай меня, великий гурхан…

– Потом…

– Я не могу больше ждать.

– А что тебе нужно?

– Разбить найманов.

– Так бы сразу и сказал. Найманы нам надоели. Беспокойные люди. Танигу, Махмуд-Бай, мы должны помочь этому хорошему человеку. Надо поколотить Инанча-хана.

– Государь, мы в прошлом году условились с ними о мире. – Чернобородый Махмуд-Бай склонил перед гурханом голову в чалме, приложил к груди руки.

– Какая досада! – всплеснул руками гурхан. – И ничего нельзя сделать?

– Нет, государь, – сказал Танигу, недобро глянул на Ван-хана узкими глазами. – У нас хватает врагов и на западе. Мы сами просили мира с найманами.

– Ну, раз нельзя… Видишь, хан, я ничего не могу сделать. – Гурхан Чжулуху был огорчен. – Но не горюй. Потом, может быть, что-то и получится. Хочешь, я подарю тебе своего кречета? Лучшего кречета нет в моем государстве. Ну, не хмурься, хан. Идем в шатер, вино отогреет твою душу.

Часто перебирая короткими ногами, Чжулуху покатился в шатер.

Перелесками, глухими тропами, пробитыми зверьем, пробирался Чиледу на север, в земли своих соплеменников хори-туматов. Недавно сын Оэлун вспомнил о нем, пригласил в свою юрту. Он был один. Озабоченно хмуря короткие брови, спросил:

– Это верно, что хори-туматами правит твой родственник?

– Раньше – да, а кто там сейчас, я не знаю.

– А хочешь узнать? – Тэмуджин испытующе посмотрел в глаза. – Хочешь побывать у них?

Чиледу вспомнил, как много лет назад они с Тайр-Усуном ездили к хори-туматам, просили воинов у Бэрхэ-сэчена. Воинов тогда старик не дал…

Бэрхэ-сэчена давно нет в живых. Его место занял Дайдухул-Сохор. Жив ли он?

– Я хотел бы побывать там.

– А возвратишься? Не останешься?

– Если нужно вернуться, я вернусь.

– На тебя возлагаю трудное дело… Пусть хори-туматы потревожат тайчиутов. Сейчас, когда Ван-хан пал, тайчиуты посматривают в нашу сторону и ждут случая, когда удобнее ударить. Если же хори-туматы стукнут их по затылку, им будет не до нас.

– Они не пойдут на это, хан Тэмуджин.

– Откуда ты знаешь?

– Они не любят встревать в чужие драки, хан Тэмуджин.

– Сделай так, чтобы эта драка стала их дракой. Сможешь?

– В моем возрасте, хан Тэмуджин, люди стараются создавать, а не рушить покой.

Тэмуджин недовольно хмыкнул. С короткой рыжей бородой, не закрывающей тяжелого подбородка, светлоглазый, Тэмуджин был мало похож на свою мать, все в его лице – нос, уши, короткие брови – было другое, в то же время, особенно когда улыбался, что-то неуловимое было и от нее, когда же сердился и во взгляде возникала угрюмость, он становился чужим для Чиледу.

– Ты не так уж и стар, чтобы говорить о возрасте.

– Не стар… Но ты мог бы быть моим сыном. – Он вложил в эти слова свой, одному ему понятный смысл и горько усмехнулся: слаб человек, тешит себя тем, что могло быть.

– Тем более ты должен понимать, что наш покой недолог. Мы не можем допустить, чтобы на нас обрушился подготовленный удар. Тайчиутам не надо давать спокойно спать. Но и это не все. Твои хори-туматы все время пригревают меркитов. Чуть что – Тохто-беки бежит в Баргуджин-Токум. Если ты поссоришь хори-туматов с тайчиутами и меркитами, окажешь моему улусу великую услугу. Сколько воинов возьмешь с собой?

Чиледу понял, что это не просьба, а повеление. На душе стало тоскливо.

– Не нужны мне воины. Я поеду один.

– Одному удобнее остаться там?

Подозрительность Тэмуджина показалась обидной.

– Здесь мой сын Олбор. Он – твой заложник.

– Зачем же так! – Тэмуджин поморщился. – Заложников берут у врагов, а разве ты мне враг?

Чиледу не торопил коня. Не по душе ему было то, с чем ехал. Сын Оэлун как будто и верно судит. А все же…

Лето было на исходе. Днем солнце хорошо пригревало, но не жгло.

Легкая желтизна охватила березняки и осинники, листва стала шумной. Чуть потянет ветерок – плывет шорох по лесу. На солнечных косогорах, сплошь застланных мягкой хвоей, желтели маслята. В лесу Чиледу чувствовал себя в безопасности, но тропа, петляющая в чаще, в зарослях ольховника и багульника, была трудна и неудобна для коня, привыкшего к просторам степи.