Рудольф Нуреев. Неистовый гений - читать онлайн книгу. Автор: Ариан Дольфюс cтр.№ 99

Испытывал ли когда‑нибудь Нуреев настоящее любовное отчаяние? «Я уверен, что он блокировал все эмоции подобного рода, — считает Луиджи Пиньотти. — Бывая с ним в турне, я жил в соседнем номере и многое видел. К нему приходили парни, но это не было отношениями влюбленных. Впрочем, Рудольф никогда не говорил: „Я хочу любви“ или „Я хочу заниматься любовью“. Он говорил: „Мне необходимо к кому‑то прикоснуться“. Это было очень показательным в его категорическом отказе от привязанности» {778}. На это указывает и Гислен Тесмар: «По‑моему, Рудольф был терроризирован любовью. Очень робкий, он не хотел показать никакую слабость. Он считал, что проявление чувства может быть лишь потерей силы. А он не хотел ослабевать» {779}.

Сам Нуреев подтвердил это в 1968 году, когда ему было только тридцать лет и его отношения с Эриком Брюном закончились: «Любовь — это ярмо, тяжеленное ярмо. Это настоящая тюрьма — любить и быть любимым. Любовь — это то, что мы ищем всю жизнь, каждую секунду, каждый день. И когда появляется кто‑то, когда любовь вырывается из вас, но другой ее не хочет, — это вас убивает. Это вас убивает…» {780}. Нетрудно догадаться, что он говорил о единственном мужчине, которого любил по‑настоящему, глубоко и страстно. И безнадежно…

Нуреев и Брюн — они были самыми знаменитыми любовниками шестидесятых годов прошлого века, такими же, как Рэмбо и Верлен, чьи отношения также не продлились долго. К счастью, они не закончились револьверными выстрелами… Но, как и Верлен, Нуреев нашел в Брюне своего «инфернального супруга» {781}.

Когда они встретились, Рудольфу было двадцать три года, а Брюну — тридцать три, целая жизнь впереди, но… вместе они были как два бешеных пса, хотя по натуре оба интроверты.

После знакомства в Копенгагене они поселились в доме у Брюна. Весной 1962 года, приглашенные в Королевский балет, они переехали в Лондон. В Лондоне они чувствовали себя раскованно: ездили по городу без водительских прав, много пили, часто посещали ночные клубы, но утром вставали и шли в репетиционный зал. Надо было видеть, как они мерятся талантом, стоя у перекладины. Но однажды все закончилось: Брюн потерял уверенность в себе. Закат его карьеры совпал с завершением любовной истории. Брюн сам прекратил эту пылкую страсть через два года, и для Рудольфа это был ощутимый удар. По словам Флемминга Флиндта, Эрик Брюн по натуре был очень завистлив, и он не мог вынести неоспоримого преимущества Нуреева.

Этот разрыв, невероятно болезненный в личном плане, все же не был окончательным. Брюн и Нуреев танцевали вместе и даже ставили друг для друга хореографию {782}. Когда Брюн умирал от рака легких в 1986 году, Нуреев в спешном порядке сел на «Конкорд» и прилетел в Торонто, чтобы обнять друга в последний раз.

«Мы с Руди были как столкновение двух комет. Однако взрыв не может длиться долго, — размышлял датский танцовщик. — Если Руди хотелось, чтобы все развивалось по‑другому, мне очень жаль. С ним было интересно, шумно, часто даже очень, и очень хорошо. Конечно, я делал много такого, что доставляло ему боль или от чего он впадал в ярость. Но то же самое было и по отношению ко мне…» {783}.

Впоследствии Брюн признался, что Нуреев всегда присутствовал в его жизни. То же самое мог сказать и Рудольф. Датский танцовщик не только оказал влияние на танец и карьеру Рудольфа, но также изменил его взгляд на любовные отношения. Брюн говорил: «По моему мнению, любить — это не значит присваивать себе. […] Те, кто хотел мною обладать целиком и полностью, не имели успеха… Я прекращал любовные отношения, испытывая потребность в одиночестве. Быть одиноким — это значит быть свободным». Точно такие же слова мог бы произнести и Нуреев.

Тем не менее разрыв оставил на сердце Рудольфа очень глубокие раны. Весь мир его обожал, и парни, и девицы бегали за ним толпами, а тот единственный человек, которого он боготворил, вежливо ему отказал. Больше никогда в жизни он ни к кому так не привязывался, как к Брюну. Эрик был единственным человеком, за которым Нуреев был способен отправиться на край света. Впоследствии он говорил он Виолетте Верди: «Те, кто любит меня, должны следовать за мной…» {784}. Как видите, он усвоил урок.

Попутчиками Нуреева в поезде, несущем его по жизни, были еще двое, и что удивительно, совместное путешествие длилось довольно долго.

Уолласа Поттса Нуреев встретил в 1969 году. Парню шел двадцать первый год, Рудольфу перевалило за тридцать. Разница в возрасте — как с Эриком Брюном, только наоборот, и эта разница, как я считаю, была символической: отныне в роли ведущего мог выступать Рудольф.

Молодой студент‑физик из Атланты, Уоллас очень хотел стать кинематографистом. Он был хорош собой и обладал покладистым характером. Он был в меру скромным и хорошо воспитанным. Отличный «эскорт‑бой», мальчик для сопровождения… Не знаю, где они пересеклись в первый раз, но однажды Рудольф пригласил его в Метрополитен посмотреть, как он будет танцевать с Королевским балетом. После спектакля он предложил Уолласу поехать с ним. «“Что ты будешь делать летом на каникулах? Не хочешь ли поехать со мной в Европу?“ Я был наивным молодым американцем, который никуда никогда не ездил. И я согласился» {785}.

В течение семи лет (!) Уоллас Поттс следовал за Рудольфом по всему миру. Он жил с ним в Лондоне, в огромном доме у Ричмонд‑парк. Парень снимал Нуреева в моменты репетиций и спектаклей, в их частых вылазках по городу, и эти кадры на 16‑миллиметровой пленке сегодня являются ценными свидетельствами жизни Нуреева {786}.

Если Нуреев и Брюн были «инфернальными супругами», то Уоллас для Нуреева был «идеальным супругом». Он всегда оставался в тени своего солнца, он это солнце успокаивал, усмирял и даже заставлял смеяться. В 1993 году Уоллас признался: «Рудольф был единственным человеком, которого я когда‑либо любил». Но русский танцовщик вряд ли был ему признателен. Со своим юным другом он мог быть порой невыносимым.

Уоллас сам ушел от Рудольфа. «Почему? Не знаю. Наверное, хотелось иметь свою собственную жизнь. Но мы остались друзьями. Возможно, даже лучшими друзьями…»

Через два года Рудольф повстречал еще одного молодого американца. Роберту Трейси было двадцать три года. Он окончил Школу американского балета Джорджа Баланчина и был среди двенадцати счастливчиков, отобранных Баланчиным для его постановки «Мещанин во дворянстве». Для Рудольфа это был удачный момент жизни: он наконец‑то танцевал для Баланчина! В репетиционном зале он увидел молодого парня с кудрявыми волосами, воодушевленного и техничного — великолепные прыжки и красивые поддержки не могли не вызвать восхищения.