Моя биография. Три начала - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Харламов cтр.№ 17

Наверное, в числе первых я, разумеется, должен назвать Михайлова и Петрова. Но не только с моими партнерами дружен я. Я очень близок и с Александром Мальцевым, это большой мой друг, но было бы неловко перед остальными друзьями, например, перед теми же Владимиром и Борисом, называть его самым-самым лучшим. Все-таки мы с Петровым и Михайловым играем в одной тройке и вместе радуемся победам, вместе огорчаемся после поражений.

С Сашей Мальцевым у нас очень много общего. Мы одного возраста, судьбы наши в спорте сложились схоже, мы почти в одно время начали играть и в своих клубах, и в сборной команде: впервые Александр на чемпионат мира попал тоже в 1969 году. Мы тянемся друг к другу в часы, свободные от тренировок. Да и в дни зарубежных поездок, как правило, мы живем вместе, в одной комнате.

Пожалуй, я могу считать Мальцева не только другом, но и партнером. Впервые мы сыграли вместе в Праге на чемпионате мира 1972 года, затем тройка в том же составе (Викулов — Мальцев — Харламов) проводила первые матчи советских хоккеистов против канадо-американских профессионалов Национальной хоккейной лиги осенью 1972 года. Зимой 1975/76 года, когда хоккеисты ЦСКА выехали в США и Канаду на матчи суперсерии, в команду были, как известно, включены два игрока из московского «Динамо» — защитник Валерий Васильев и нападающий Александр Мальцев. Сначала Мальцев выступал в третьем звене, а когда Петров получил травму, то тренеры перевели Сашу в нашу тройку.

В таком же составе (Михайлов — Мальцев — Харламов) звено отправилось и на чемпионат мира, проходивший в польском городе Катовице в апреле 1976 года.

К сожалению, играли мы вместе мало — Саша был травмирован и досрочно уехал в Москву.

Когда Александр уезжал, то, прощаясь с нами, он улыбнулся и сказал мне:

— Хорошо, что в этот раз мы прически с тобой не меняли…

Смысл шутки поняли многие игроки сборной.

Несколько лет назад, когда сборная СССР совершала зарубежное турне, мы с Мальцевым жили в одном номере. И вот однажды утром решили подурачиться: одновременно изменили прически, сделали пробор на другую сторону. А вечером во время матча соперники, игравшие, в общем-то, достаточно корректно, разбили клюшкой лицо мне, а затем и Мальцеву.

Кто-то из хоккеистов постарше объяснил:

— Слишком уж вы оба выглядели сегодня непривычно, вот обоим и досталось…

У нас с Мальцевым много схожего. Не только путь в сборную. Но и манера игры. И манера одеваться. Мы одного роста, одного веса, и потому коньки подбирает один — размеры совпадают. И рубашки, и брюки, и костюмы каждый легко подбирает и для приятеля — совпадают не только размеры, но и вкусы.

Значит, лучший друг — Мальцев?

А как же Владимир Лутченко?

Едва ли погрешу против истины, если самым близким другом назову я Владимира Лутченко, человека общительного и в высшей степени скрытного одновременно.

Мы прошли весь путь от новичков до двукратных олимпийских чемпионов вместе. Мы играли в юношеских, в молодежной команде ЦСКА, потом стали подключаться к основному составу — Володя, хотя и моложе меня на год, в большой хоккей вступил немного раньше. Практически одновременно стали мы игроками команды мастеров, потом нас стали пробовать в сборной Советского Союза, и на чемпионатах мира мы дебютировали снова вместе — все в том же «Юханнесхофе» в Стокгольме в марте 1969 года. И в отпуск четыре года подряд мы ездили вместе, я не представлял до самого последнего времени, до автокатастрофы, разлучившей нас на четыре месяца, что можно прожить на свете целый день и не увидеть Лутченко.

Друг — это, по моим представлениям, человек, который всегда тебе поможет, человек, которому можно довериться в любой ситуации. Друг поймет твое настроение и поспешит принять какое-то участие в твоих заботах, если у тебя неприятности или просто плохое самочувствие.

И таких друзей у меня много. Если речь идет о дружбе, я — везучий человек.

Спасибо за это хоккею!

Когда осенью 1976 года я выписывался из госпиталя, куда попал после автокатастрофы, врачи объяснили мне, что меня так сравнительно быстро вернули в строй в решающей мере мое собственное здоровье и спортивная закалка. Хоккеисту не требовались какие-то дополнительные уколы, массажи или прогревания. Организм, все мышцы были подготовлены к этому неожиданному испытанию.

Однако, прощаясь с врачами, с медицинскими сестрами, я вспоминал, что далеко не все, кто осматривал меня или просто навещал, верили, что я вернусь на лед. С сочувствием расспрашивали, что буду делать без хоккея, привлечет ли спортсмена какая-то другая работа, кроме тренерской. Впрочем, были и другие, кто, напротив, утешал, убеждая, что я скоро поправлюсь.

Кто же был прав? Ответ мог дать только я — все предстояло решать самому.

Никогда бы прежде не поверил, что, приближаясь к своему тридцатилетию, стану вспоминать, прямо сопоставляя с собственной судьбой, кого-то из литературных героев, тех, о ком когда-то читал или кого видел в кинофильмах. Но ведь и вправду, оказывается, ищет человек в трудную минуту поддержку и в литературе. Я вспоминал и Алексея Маресьева, и Владислава Титова, чью книгу «Всем смертям назло» я успел прочитать до дурацкой моей истории, вспоминал и понимал, что им было неизмеримо труднее, и тем не менее они вернулись в жизнь, справились с несчастьем. А у меня все проще. Моей жизни ничто не угрожает, а уж справиться с такими, в общем-то, не слишком необычными травмами я должен как можно быстрее.

Не нужно, конечно, чтобы у человека были такие вот поводы для самоутверждения, но, говорят, человек только предполагает…

Мне хотелось, чтобы и я сам, и Ира, моя жена, и родители поняли, что чемпионом я стал не только потому, что попал в хорошую компанию, к хорошим тренерам, что мне повезло. Хотел прояснить и для себя самого извечный вопрос, чего же я стою.

Не только везение, но и настойчивость, мужество, характер у меня есть — вот что хотелось мне доказать. Повторяю — прежде всего самому себе.

Появилось что-то вроде плана. Нигде, разумеется, не зафиксированного. Пункт первый — научиться ходить на костылях. Потом без них. Пункт третий — научиться бегать. Когда сняли гипс, стал заниматься с гантелями. Старался, с разрешения врачей, так нагрузить мышцы, как привыкли они работать в дни самых интенсивных тренировок.

Наиболее трудное, однако, было потом. Когда уже вышел на лед. Когда нужно было догонять ушедших далеко вперед. Пункт четвертый моего плана — заниматься больше, чем партнеры.

Это было третье начало моей хоккейной жизни.

Благодарен товарищам, тренерам, которые поддерживали меня, отмечали при каждом удобном случае, порой просто захваливали, хотя я этого и не заслуживал.

Похвала нужна, я знаю это по собственному опыту, она поддерживает, окрыляет, но по тому же собственному опыту я знал, что добрых слов своей игрой, увы, пока не заслуживаю.