Тень Роксоланы - читать онлайн книгу. Автор: Айрат Севийорум cтр.№ 36

Но нет, на пашу смотрели два глубоких колодца, и дна их достичь было невозможно, не потеряв жизнь.

– Послушай меня, Паргалы. – Султан покрутил на пальце драгоценный перстень, сверкнувший алмазными гранями. – Послушай внимательно. Ты умрешь не сегодня, нет. Не сейчас. Но… вскоре. А сегодня ты придешь ко мне на ужин. Если придешь…

Ибрагиму показалось, что повелитель хочет что-то сказать ему, намекает на что-то, не имея возможности произнести свою мысль вслух.

– Конечно приду! – заявил он. – Это великая честь для меня!

– Что ж… Приходи… – Сулейман опустил голову, и взгляд его уткнулся в алмазное сияние перстня.

* * *

Весь день Ибрагим ломал голову – что же хотел сказать ему султан? Что подразумевал, так странно приглашая на ужин? Он даже сделал небывалое: пошел посоветоваться с женой. Все же Хатидже Султан была сестрой повелителя, она знала его характер.

– Да что ж тут думать! – воскликнула Хатидже Султан, когда Ибрагим рассказал ей о беседе. – Беги, великий визирь, беги отсюда. Собирай вещи, которые сможешь унести, бери золото и беги. Мой брат дает тебе возможность избежать казни, он не хочет убивать тебя. Но если ты останешься, то смерти не избежать. Он сделает то, что должен. Он ведь султан всего мира!

Ибрагим задумался. В словах Хатидже Султан был смысл. Становился понятным странный взгляд повелителя, его запинающийся голос.

Побег… Побег мог сохранить жизнь. Но ради чего? Он потерял любовь повелителя. Бежав, он утратит пост великого визиря, несметные богатства, накопленные за долгие годы службы султану. А главное – честь и достоинство. К чему же нужно то, что останется? Жизнь – это такая малость, когда не остается ничего, кроме нее…

Ибрагим Паргалы принял решение. Он не будет бежать от судьбы. Если она такова, если суждено умереть от руки любимого, что ж, он примет эту смерть как избавление от всех страданий, что причиняет ему любовь, не имеющая ответа.

И он отправился на ужин с султаном, прекрасно зная, что может быть его завершением. Но пусть, пусть так. Иншаллах!

* * *

Еще будучи шахзаде, санджак-беем Манисы, Сулейман встретил Ибрагима Паргалы, и любовь к молодому греку вспыхнула в его сердце, окутав наследника престола сияющим теплом. Но в этой любви не было ничего плотского, никакой страсти, жажды телесного единения. Это была любовь дружеская, желание постоянного присутствия друга рядом, радость от возможности разделить мысли и чувства, счастье от того, что нашелся кто-то, кто думает так же, как и ты, чувствует так же, счастье единомышленника. Менее всего Сулейман помышлял о благе или счастье Ибрагима, и это иногда мучило его. Совесть человека пересиливала долг правителя, и Сулейман страдал, понимая, что Ибрагим – это еще один инструмент для управления государством. Пусть и любимый, ценный, ценимый инструмент. Но и только. Мучения усиливались от осознания того, что любовь Ибрагима к нему куда как более бескорыстна и чиста, несмотря на то, что овеяна бурями плотских желаний. Но эти терзания и радовали Сулеймана, ведь когда они начинались – просыпался Мухибби.

Эй, чернобровый друг мой!

Только твоя стрела пронзит мою грудь,

Наконечник стрелы твоей я в сердце свое приму,

Иначе я не мужчина.

Эй, друг, я отдал мое сердце тебе,

И ко мне оно больше никогда не вернется.

А если тебе нужна и душа моя,

То она давно уже на пути пред тобою положена…

Но вот пришло время отказаться от этой любовной дружбы. Отказаться ради блага государства. И Сулейман страдал куда как глубже и сильнее, чем ранее. Своими руками он должен был убить эту любовь, родившуюся в давние времена в сладостной Манисе. Родившуюся тогда, когда он еще не был султаном и имел право на чувства. Но долг настойчиво требовал: убей! Убей и вырви из сердца даже самое малейшее воспоминание об этой любви. Султан шел по пути долга, в то время как человек корчился в смертных муках.

– Хоть бы он не пришел! – молил Аллаха Сулейман. – Пусть бы бежал, пусть!

Но Ибрагим пришел, и ужин был таким же теплым и дружеским, как в старые добрые времена, когда оба были еще юны и строили планы на будущее.

– А помните, повелитель, как вы хотели завоевать христианский мир, подобно Александру Македонскому? – вдруг вспомнил Ибрагим, отхлебывая приторно-сладкий шербет. Во рту появился неприятный привкус, вызванный то ли чрезмерной сладостью напитка, то ли нежным воспоминанием, и Паргалы бросил в рот виноградину, густо-синюю, почти черную, источающую пряный прохладный сок.

– Что ж, завоевание еще не закончено, – заметил Сулейман. – И много, много походов впереди.

Его лицо на мгновение исказилось, как от боли, но тут же вновь замерло в спокойной маске. Он подумал, что Ибрагиму не суждено больше увидеть эти походы, не командовать армиями. И кто же сможет заменить его в сердце султана и в сердце государства?

Шесть вечеров длились эти мучительносладостные ужины. Паргалы с Сулейманом вспоминали молодость, много смеялись, радуясь обществу друг друга. Недоброжелатели великого визиря, прознав про это, готовили фиалы с ядом – для себя, чтобы не попасть под тяжелые удары мести Ибрагима, не быть ославленными предателями и ворами, сохранить честь семей. Они рассчитывали, что султан казнит своего любимца, но тот, похоже, стал только сильнее.

Но на седьмой день все закончилось. Четыре немых палача гарема поджидали Ибрагима у дверей султанских покоев. Жажда жизни внезапно проснулась в сердце великого визиря, и он боролся как мог. Но их было четверо, а он, хоть и искусный воин, один и без оружия. Его затащили в соседнюю комнату, где он частенько ночевал, когда оставался в Топкапы. Рядом с султанскими покоями, чтобы быть к обожаемому другу и повелителю как можно ближе. Кинжалы пронзали тело Ибрагима, но он почти не замечал боли. Ему удалось отнять один из клинков, и палачи на себе узнали его остроту. Ибрагим кричал, звал на помощь – теперь он хотел жить! В последний момент он понял, что жизнь – куда как большая ценность, чем ему казалось. Любовь приходит и уходит, дружба может оказаться не вечной, но пока человек жив, жива и надежда, и впереди ожидает вовсе не тьма, но свет новой зари. Может, в изгнании он встретил бы новую любовь, новую дружбу, новое счастье… Ничего этого уже не было суждено. Гарем молчал, будто вымер. Никто не желал слышать крики великого визиря, обреченного на смерть самим султаном.

– Повелитель! – воззвал Ибрагим, умирая. – О, Сулейман!

И не получил ответа.

Победа далась палачам нелегко, и все же они победили. Одного из палачей вынесли мертвым – Ибрагим достал его сердце кинжалом. Но и сам погиб, не смог спасти свою жизнь. Израненное тело задушенного визиря погрузили на коня, покрытого черной попоной, и конь направился к Галате, в монастырь дервишей. Там было выбрано место последнего упокоения великого человека, мудрого управителя, верной тени султана Сулеймана, и ни один камень не отметил его могилу.