Иван Грозный. Жены и наложницы "Синей Бороды" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 46

Согласимся, что все это выглядит как полный бред. Но приказ есть приказ, а приказ такого человека, как Иван Грозный, — это даже больше, чем приказ. Это вопрос жизни и смерти.

* * *

Федору Андреевичу Писемскому, понятное дело, ничего не оставалось, как ехать решать поставленную задачу. Для помощи к нему были присоединены агент Muscovy Trading Company Эгид Крью и лекарь Роберт Якоби, которому было дано особое поручение — сообщить королеве Елизавете о намерении царя тайно посетить Англию.

Как отмечает Казимир Валишевский, «Иван готовился к серьезной атаке, которая, по его мнению, должна была увенчать успехом его заветную мечту».

Писемский приехал в Лондон 16 сентября 1582 года, но первую аудиенцию в Виндзоре королева дала ему лишь 4 ноября. Правда, как отмечают Роберт Пейн и Никита Романов, «его приняли со всеми положенными почестями». На встрече присутствовали лорды, пэры, придворные сановники и купцы из Muscovy Trading Company. Русский посланник вручил королеве письмо государя и подарки от него (несколько дюжин куньих шкурок), которые она милостиво приняла, посетовав на незнание русского языка, спрашивая через переводчика о здоровье Ивана Васильевича и соболезнуя ему в связи со смертью царевича Ивана, погибшего год назад. Конечно же, вежливая королева Елизавета выразила желание когда-нибудь увидеть «своего дорогого брата» и спросила, воцарилось ли наконец на Руси спокойствие. Федор Андреевич Писемский, конечно же, заверил ее, что никаких проблем больше нет, а все преступники, раскаявшись, получили прощение государя.

По мнению Роберта Пейна и Никиты Романова, «то был лишь обмен любезностями, настоящая работа ожидала впереди».

Впрочем, подобная пустая болтовня, полностью соответствовавшая дипломатическому протоколу, могла длиться еще очень долго. А тем временем часть поручения Ивана Грозного уже потеряла свое значение. Летом 1581 года Стефан Баторий вторгся на русскую территорию и осадил Псков. Тогда же шведы взяли Нарву, затем Ивангород и Копорье. В результате царь вынужден был пойти на переговоры с Польшей и согласиться на не самые выгодные для себя условия (десятилетнее перемирие было подписано 15 января 1582 года). Естественно, московский посол притворился, что не знает об этом событии.

Казимир Валишевский уточняет: «Возможно, что его уже снабдили новыми инструкциями, предписывавшими ему добиться заключения союза, чтобы явилась возможность начать новые военные действия против Польши. Но он очутился в смешном положении, так как не хотел выступать открыто в то время, когда и посол Батория был в Лондоне и не терял времени даром. Польше, казалось, суждено было победить Россию и на поприще дипломатических сношений. Как ни старался Писемский ускорить начало переговоров, они откладывались со дня на день под разными предлогами. То придворные празднества мешали, то чума. “Не мешает же вам чума вести переговоры с поляками”, — ворчал русский посол. Он дождался отъезда поляков и только тогда догадался, что его хотят вежливо спровадить».

Тем не менее 13 декабря 1582 года переговоры возобновились. На этот раз — в Гринвиче. На них русский посол настаивал на создании военного союза против Польши, а британцы упорно говорили лишь о преференциях в торговле. Но Писемский упрямо стоял на своем, так что нечего было и думать о каком-то компромиссе, так как представителей королевы Елизаветы интересовало лишь одно — защита своей торговли на Белом море от Дании.

Чтобы добиться необходимого для этого содействия русских, она согласилась дать Федору Андреевичу в январе 1583 года еще одну аудиенцию. Там-то он и решил возобновить разговор о сватовстве. Но, приехав к месту встречи, посол был очень удивлен, увидев в Ричмондском дворце празднество. Повсюду гремела музыка, шли танцы, и создавалось впечатление, что никому нет до него никакого дела. Впрочем, королева все же оставила бал, чтобы поговорить с ним наедине, в присутствии одного лишь Роберта Якоби в качестве переводчика.

* * *

Разговор зашел и о Мэри Гастингс. Писемский выразил желание увидеть девушку и списать с нее портрет. Королева, казалось, была несколько смущена и сказала, что была бы очень рада быть в родстве с русским царем, но она слышала, что он является «известным ценителем женской красоты», а Мэри замечательна своими душевными качествами, но, к сожалению, некрасива.

— Более того, — добавила Елизавета, — она только что переболела оспой, и я не могу допустить, чтобы художник писал ее портрет в тот момент, когда лицо бедняжки покрыто следами этой ужасной болезни, пусть даже мне дадут за это богатства всего света.

После этого королева сделала вид, что интересуется условиями брачного договора, и выразила беспокойство за участь будущих дочерей английской супруги русского царя.

— Наши государи, — ответил Федор Андреевич, — обычно выдают своих дочерей за иноземных властителей.

На предложение привести пример он смог припомнить лишь единственный за несколько веков случай брака княжны Елены, старшей дочери Ивана III, с великим князем Литовским Александром. Было это в далеком 1495 году.

Говорили еще много о чем, но русский посол каждый раз сворачивал в одну и ту же сторону: а как же русско-английский союз, о котором надо было бы подумать раньше, чем о свадьбе? В ответ на это Елизавета пообещала ускорить дело, и тем все закончилось.

Безусловно, королева Елизавета I просто тянула время. Она была дочерью того самого Генриха VIII и той самой Анны Болейн, обезглавленной в 1536 году (о них говорилось выше), а дочь английской Синей Бороды, по словам Анри Труайя, была «не сторонница того, чтобы искать спутницу жизни, будучи женатым». Да и просто перспектива семейных отношений с русским аналогом отца ее никак не устраивала. В отличие от монопольного права на всю внешнюю торговлю с Москвой — но это уже был совсем другой вопрос.

* * *

Биограф Ивана Грозного Казимир Валишевский пишет: «Прошло еще два месяца, когда посол получил ответ. Он был разочарован. Королева соглашалась вступить в союз с царем и помогать ему против его врагов, но за это она требовала для Англии монополии на всю внешнюю торговлю России. Писемский еще раз проявил детскую наивность и не понял, что над ним и над его повелителем смеются.

Он стал спорить и торговаться из-за выражений документа, точно тот был не неприемлем без этого. Там предложения были названы просьбами и царь именовался кузеном королевы. Английские дипломаты соглашались переменить стиль, но не условия документа. В апреле посла пригласили на банкет, где присутствовало семнадцать сановников. Королева пила за здоровье Ивана. Когда пир кончился, русскому послу объявили, что королева даст ему прощальную аудиенцию».

Как громом пораженный, Федор Андреевич Писемский воскликнул: «Прощальную? А как же сватовство?»

В ответ ему показали газеты, в которых сообщалось о великом для Руси событии — 19 октября 1582 года Мария Нагая подарила Ивану Грозному сына, которого назвали Дмитрием.

— Пусть королева этому не верит, — попытался возражать Писемский, — это злые люди и подлые предатели придумали такую сказку, чтобы поссорить ее с моим государем. Королева должна полагаться только на письмо царя и мои заверения!