Горячий снег - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Бондарев cтр.№ 13

Слева от орудия шел по обочине медвежьей развалкой Уханов с Зоей, посмеиваясь, говорил ей что-то, а она, будто переломленная ремнем в талии, рассеянно слушала, кивала ему потным, усталым лицом. Санитарной сумки на ее боку не было, - наверно, положила на повозку санроты.

Они давно, по-видимому, шли вместе за батарейными тылами и сейчас оба догнали орудия. Утомленные солдаты недоброжелательно косились на них, как бы отыскивая в наигранной веселости Уханова тайный, раздражающий смысл.

– И чего конюшенным жеребцом заливается? - заметил пожилой ездовой Рубин, покачиваясь в седле квадратным телом, то и дело корябая рукавицей зябнущий подбородок. - Ровно показать перед девкой хочет героическое состояние нервов: живой, мол, я! Ты гляди-ка, сосед, - обратился он к Чибисову, - как наша зелень батарейная вокруг девки-то городские амуры разводит. Ровно и воевать не думают!

– А? - отозвался Чибисов, старательно поспешая за передком, и, высморкавшись, вытер пальцы о полу шинели. - Прости за-ради Бога, не слышал я…

– Глухарь аль притворяешься, пленный? Щенки, говорю! - крикнул Рубин. - Нам с тобой бабу хоть в полной готовности давай - отказались бы… А им хоть бы хны!

– А? Да-да-да, - забормотал Чибисов. - Хоть бы хны… верно говоришь.

– Чего "верно"? Блажь городская в башках - вот что! Всё хи-хи да ха-ха вокруг юбки. Легкомыслие!

– Не болтайте глупости, Рубин! - сказал сердито Кузнецов, отстав от передка и глядя в направлении белого полушубка Зои.

Вперевалку ступая, Уханов продолжал рассказывать ей что-то, но Зоя теперь не слушала его, не кивала ему. Подняв голову, она в каком-то ожидании смотрела на Дроздовского, тоже, как и все, обернувшегося в их сторону, и потом, как по приказу, пошла к нему, мгновенно забыв про Уханова. С незнакомым, покорным выражением приблизясь к Дроздовскому, она неровным голосом окликнула:

– Товарищ лейтенант… - и, шагая рядом с лошадью, подняла к нему лицо.

Дроздовский в ответ не то поморщился, не то улыбнулся, украдкой тыльной стороной перчатки погладил ее по щеке, проговорил:

– Вам-то советую, санинструктор, сесть на повозку санроты. В батарее вам делать нечего.

И пришпорил коня в рысь, исчез впереди, в голове колонны, откуда неслась команда: "Спуск, одерживай!", а солдаты затеснились вокруг упряжек, около передков, облепили орудия, замедлившие движение перед спуском.

– Так что, мне в санроту? - сказала Зоя грустно. - Хорошо. Я пойду До свидания, мальчики. Не скучайте.

– Зачем в санроту? - сказал Уханов, совершенно не обиженный кратким ее невниманием. - Садитесь на орудийный передок. Куда это он вас гонит? Лейтенант, найдется место для санинструктора?

Ватник Уханова распахнут на груди до ремня, подшлемник снят, шапка с незавязанными болтающимися ушами оттиснута на затылок, открывая до красноты нажженный ветром лоб, светлые, как бы не знающие стыда глаза сощурены.

– Для санинструктора может быть исключение, - ответил Кузнецов. - Если вы устали, Зоя, садитесь на передок второго орудия.

– Спасибо, родненькие, - оживилась Зоя. - Я совсем не устала. Кто вам сказал, что я устала? Шапку даже хочется снять: до чего жарко! И пить немного хочется… Пробовала снег - от него какой-то железный вкус во рту.

– Хотите глоток для бодрости? Уханов отстегнул фляжку от ремня, намекающе потряс ее над ухом, во фляжке забулькало.

– Неужели?.. А что здесь, Уханов? - спросила Зоя, и заиндевевшие стрелочки бровей поднялись. - Вода? У вас осталось?

– Попробуйте. - Уханов отвинтил металлическую пробку на фляжке. - Если не поможет - убьете меня. Вот из этого карабина. Стрелять умеете?

– Как-нибудь сумею нажать спусковой крючок. Не беспокойтесь!

Кузнецову неприятна была эта ее неестественная оживленность после мимолетного разговора с Дроздовским, это необъяснимое ее расположение и доверчивость к Уханову, и он сказал строго:

– Уберите фляжку Что вы предлагаете? Воду или водку?

– Нет уж! А может быть, я хочу! - Зоя тряхнула головой с вызывающей решимостью. - Почему вы меня, лейтенант, так опекаете? Родненький… вы что, ревнуете? - Она погладила его по рукаву шинели. - Этого совсем не надо, Кузнецов, прошу вас, честное слово. Я одинаково отношусь к вам обоим.

– Я не могу вас ревновать к вашему мужу, - сказал Кузнецов полуиронически, и это, почудилось, прозвучало вымученной пошлостью.

– К моему мужу? - Она расширила глаза. - Кто вам сказал, что у меня муж?

– Вы сами сказали. Разве не помните? А впрочем, простите, Зоя, это не мое дело, хотя я был бы рад, если бы у вас был муж.

– Ах да, сказала тогда Нечаеву.. Какая чепуха! - Она рассмеялась. - Я хочу быть вольным перышком. Если муж - значит, дети, а это совершенно невозможно на войне, как преступление. Понимаете вы? Я хочу, чтобы вы знали это, Кузнецов, и вы, Уханов… Просто я вам верю, вам обоим! Но пусть у меня будет какой-то серьезный и грозный муж, если вам хочется, Кузнецов! Ладно?

– Мы запомнили, - ответил Уханов. - Но это не играет роли.

– Тогда спасибо вам, братики. Вы все-таки хорошие. С вами можно воевать.

И, закрыв глаза, как перед ощущением боли, преодолевая себя, отпила глоток из фляжки, закашлялась, тотчас засмеялась, помахав варежкой перед вытянутыми, дующими губами. С отвращением, как заметил Кузнецов, она отдала фляжку, посмотрела сквозь влажные ресницы на Уханова, невозмутимо завинчивающего пробку, но сказала не без веселого изумления:

– Какая гадость! Но как все же хорошо! У меня сразу лампочка в животе зажглась!

– Может, повторить? - спросил добродушно Уханов. - Вы разве в первый раз? Это самое…

Зоя качнула головой:

– Нет, я пробовала…

– Уберите фляжку, и чтоб я не видел! - резко сказал Кузнецов. - И проводите Зою в санроту. Там ей будет лучше!

– Ну, зачем вы хотите мной командовать, лейтенант? - шутливо спросила Зоя. - Вы, по-моему, подражаете Дроздовскому, но не очень умело. Он бы железным голосом приказал: "В санроту!", и Уханов ответил бы: "Есть".

– Я бы подумал, - сказал Уханов.

– Ничего не думали бы. "Есть" - и все!

– Од-держивай!.. Спуск! - донеслась спереди угрожающая команда. - Тормоз! Расчеты к орудиям!

Кузнецов повторил команду и пошел вперед, в голову батареи, где вокруг упряжки первого орудия густо столпились солдаты, руками придерживая станины и колеса, упираясь плечами в щит, в передок, а ездовые с руганью и криками натягивали поводья, сдерживали лоснящихся от пота лошадей, приседающих на задние ноги перед крутым спуском в глубокую балку.