Руфь - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гаскелл cтр.№ 36

Было уже поздно, когда Руфь проснулась после долгожданного, только под утро наступившего сна. Сойдя вниз, она увидела Бенсонов, ожидавших ее в салоне. Это была уютная, хорошенькая, старомодная комнатка. Как в ней светло, спокойно и чисто! Сквозь открытое окно в комнату проникали теплые лучи утреннего солнца и свежий воздух. Длинные ветки жасмина своими белыми звездочками почти врывались в дом. Маленький квадратный садик, окруженный серой каменной стеной, сверкал богатыми и мягкими осенними красками, от малиновых штокроз до янтаря и золота настурций, — все эти оттенки смешивались в чистом и нежном воздухе. Было так тихо, что волокнистая паутина, пропитанная росой, не только не дрожала, но даже и не шевелилась. Солнце притягивало к себе нежный запах цветов, и весь салон был наполнен запахами резеды и левкоя.

Мисс Бенсон нарезала в саду китайских и дамасских роз — еще не обсохшие от росы, они лежали на скатерти, — и как раз в тот момент, когда вошла Руфь, составляла букет, приготовив для него старинную вазу. Мистер Бенсон читал какую-то большую книгу. Они ласково поздоровались с Руфью, но спокойствие картины сразу же нарушило появление Салли. Высунувшись из кухни и укоризненно взглянув на Руфь, она спросила:

— Ну что, теперь можно подавать завтрак? — особенно ударяя на слово «теперь».

— Простите, я так запоздала, — сказала Руфь.

— О, ничего страшного, — кротко заметил мистер Бенсон. — Мы сами виноваты, не сказав вам, в каком часу завтракаем. Мы всегда собираемся на молитву в половине восьмого и никогда не меняем этого часа, чтобы Салли могла спокойно распределить свои дела.

— Гм!.. — кашлянула мисс Бенсон, явно выражая сомнение в непоколебимом спокойствии Салли во всякое время дня.

Однако ее брат продолжал, будто не услышав:

— Но ничего страшного, если завтрак начнется немного позже. Вы ведь так устали после вчерашнего путешествия.

Стуча башмаками, вошла Салли. Она поставила на стол немного засохшие тосты.

— Я не виновата, что хлеб теперь похож на кожу, — сказала она, но, так как никто не показал виду, что слушает ее, тут же ушла в кухню.

Руфь покраснела, как мак, досадуя на себя за причиненные другим неудобства.

Целый день она чувствовала то, что чувствует человек, который начинает жить в новом для себя доме с малознакомыми людьми. Сперва надо было освоиться с новой атмосферой, а потом уже действовать без стеснения. Теперь Руфь дышала более чистым воздухом, чем тот, к которому привыкла за бесконечные последние месяцы. Руфь вспоминала свою кроткую мать, превратившую дом ее детства в святое место. И сама Руфь по характеру была, подобно матери, далека от земных страстей и искушений. О таких, как она, поэт сказал:

Когда священный долг зовет,

Как в юности, спокоен он!

Вопросов уж не задает,

Лишь сердца глас ему закон [10] .

В доме Бенсонов Руфь ощутила то же бессознательное уважение к личности, то же нежелание подсматривать и взвешивать всякий поступок, что и в доме своей матери. Казалось, жизнь Бенсонов была чиста и хороша не только из-за их любящих и добрых натур, но еще и вследствие некоего закона, подчинение которому вело к гармоническому согласию. Они следовали этому скрытому правилу почти так же слепо, как неторопливое и непрерывное движение блестящих звезд повинуется вечному закону.

В их доме было много недостатков: здесь жили всего лишь люди, и при всем их желании привести свои жизни в гармонию с волей Божией они часто заблуждались и терпели неудачи. Однако сами ошибки и заблуждения одного домочадца служили на благо другому — именно так они относились друг к другу, и потому результатом кратких несогласий была еще большая гармония и мир. При этом, однако, они не представляли себе подлинного положения вещей. Они не заботились о том, чтобы отмечать какие-то вехи своего самосовершенствования. Если мистеру Бенсону и случалось иногда, в часы физической слабости, обратиться к собственной внутренней жизни, то только для того, чтобы воскликнуть с отчаянием: «Господи, помилуй мя, грешного!» Он предавал свою жизнь в руки Господа и забывал о себе.

Весь первый, очень долгий день Руфь провела тихо и спокойно, сидя без дела. Она была очень слаба и все еще чувствовала усталость после путешествия. А кроме того, она не сомневалась в том, что сумеет помочь по хозяйству, и боялась только помешать. Пребывая в состоянии прострации и неуверенности, она всматривалась в новый для нее образ жизни людей, с которыми свела ее судьба.

После завтрака мистер Бенсон скрылся в кабинете, а мисс Бенсон отнесла в кухню блюдца и чашки и, оставив дверь в салон открытой, принялась мыть их, разговаривая то с Салли, то с Руфью. У Салли нашлась работа наверху, и Руфь обрадовалась ее уходу, потому что та, пока была внизу, продолжала сурово посматривать на нее за опоздание к завтраку.

Мисс Бенсон помогала приготовить обед. Она принесла фасоль и принялась варить ее в кастрюле со свежей ключевой водой, где так и играли солнечные лучи. Мисс Вера сидела у раскрытого окна салона и толковала с Руфью о вещах и людях, о которых та ничего не знала и которых не могла представить. Так детям, бывает, дают кусочек разрезанной картинки, и ребенок недоумевает, откуда этот кусок, пока ему не покажут картинку целиком.

В центральной части этой картинки находились мистер и миссис Брэдшоу. Их дети и прислуга были дополнительными кусочками. Помимо того, Руфь часто слышала еще несколько имен. Сначала Руфь удивлялась, а потом начала уставать от удивительной манеры мисс Бенсон, без конца толковавшей ей о совершенно незнакомых людях. Но в действительности мисс Бенсон слышала голос измученного сердца Руфи, которое принималось жаловаться, как только его оставляли в одиночестве, и оно могло свободно вспоминать прошлое. Острый слух мисс Бенсон улавливал и глухие раскаты отдаленного грома — монологи и реплики в сторону, которые произносила Салли, чтобы их услышали другие.

Вдруг мисс Бенсон позвала Руфь наверх, в свою спальню, и стала что-то искать в ящичках старинного бюро.

— Дорогая моя, я была очень глупа и опрометчива. Как я рада, что вспомнила об этом еще до прихода миссис Брэдшоу. Вот оно!

Она вынула старое обручальное кольцо и поспешно надела его Руфи на палец. Та опустила голову и покраснела от стыда. Глаза ее щипали горячие слезы. Мисс Бенсон продолжала нервно и торопливо:

— Оно принадлежало моей бабушке. Тебе великовато, но тогда их так делали, чтобы написать внутри девиз. Вот, посмотри:

Пускай мое кольцо блестит,

Пока нас смерть не разлучит.

Я думаю, оно тебе подходит. Бери, бери! Иди и постарайся привыкнуть к нему. Представь, что ты всегда его носила.

Руфь пошла к себе в комнату, бросилась на колени перед кроватью и заплакала так горько, как будто ее сердце разрывалось на куски. Затем, точно свет проник в ее душу, она успокоилась и стала молиться. Нет слов, чтобы выразить, с каким смирением и с какой верой обращалась она к Богу. Когда Руфь сошла вниз, лицо ее было все еще мокро от слез и бледно. Теперь даже Салли посмотрела на нее иначе, чем раньше: в поведении Руфи появилось достоинство, происходившее от осознания важности цели, которую она преследовала, — счастья ребенка. Руфь села и задумалась, но теперь уже без тех горьких вздохов, которые так терзали мисс Бенсон поутру.