Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - читать онлайн книгу. Автор: Уолтер Айзексон cтр.№ 72

Страница

Эйнштейн был убежден, что Марич настраивает детей против него. Он подозревал, и, наверное, небезосновательно, что из-за этого открытки, которые посылал ему Ганс Альберт, были иногда жалобными, что заставляло его чувствовать себя виноватым за то, что он не приехал в Цюрих, а иногда грубыми, как та, в которой он отменял их поход. “Моя жена, обладающая мстительным характером, уже в течение нескольких лет разлучает меня с моим чудесным мальчиком, – жаловался он Цангеру. – Открытка, которую я получил от маленького Альберта, была написана под ее влиянием, если вообще не продиктована ею”.

Он попросил Цангера, профессора медицины, осмотреть маленького Эдуарда, страдавшего отитами и другими хворями. “Пожалуйста, напишите мне, что случилось с моим маленьким мальчиком, – умолял он, – я очень сильно привязан к нему, и он все еще так нежен со мной и так невинен”55.

Только в начале сентября он добрался наконец до Швейцарии. Марич считала, что правильно было бы, чтобы он остановился в их доме, чтобы быть с мальчиками, несмотря на их натянутые отношения. Они, в конце концов, все еще были женаты, и она надеялась на примирение. Но Эйнштейн не проявил никакого желания останавливаться у нее. Вместо этого в тот приезд он остановился в отеле и много времени провел со своими друзьями Мишелем Бессо и Генрихом Цангером.

Получилось так, что за все три недели, которые он находился в Швейцарии, у него появилась возможность увидеть своих сыновей только дважды. В письме к Эльзе он корил за это свою бывшую жену: “Причиной был материнский страх: она боялась, что малыши станут слишком зависимыми от меня”. Ганс Альберт дал понять, что весь этот визит отца в Цюрих вызвал у него чувство неловкости56.

После того как Эйнштейн вернулся в Берлин, Ганс Альберт навестил Цангера. Добрый профессор-медик, дружески относившийся к обоим противникам в ссоре, попытался выработать соглашение, позволяющее Эйнштейну видеться с сыновьями. Бессо также играл роль посредника. В официальном письме, написанном после консультаций с Марич, он сообщил, что Эйнштейн может видеться со своими сыновьями, но не в Берлине и не в присутствии семьи Эльзы. Было бы лучше сделать это в “хорошей швейцарской гостинице”, сначала только с Гансом Альбертом, где они могли бы провести некоторое время одни и где ничто бы их не отвлекало. На Рождество Ганс Альберт планировал посетить семью Бессо, и он предположил, что и Эйнштейн сможет приехать57.

Лавина политических и личных потрясений осени 1915 года особенно ярко высветила способность Эйнштейна концентрироваться, несмотря на все отвлекающие моменты, и разграничивать свою научную работу и все остальное. В течение этого периода он напряженно и с огромным энтузиазмом работал над обобщением теории относительности. Достижение этой цели он позже назвал величайшим делом своей жизни58.

Когда Эйнштейн переехал в Берлин весной 1914 года, его коллеги рассчитывали, что он создаст институт и привлечет помощников для работы над самыми актуальными проблемами физики, касающимися сущности квантовой теории. Но Эйнштейн был по натуре одиноким волком. В отличие от Планка он не любил окружать себя сотрудниками или помощниками, предпочитая сосредоточенно работать в одиночестве. И тут он со всей страстью окунулся в работу по обобщению теории относительности59.

Когда его жена и сыновья уехали от него в Цюрих, Эйнштейн выехал из их прежней квартиры и снял другую, которая была ближе к дому Эльзы и к центру Берлина. Это была скудно обставленная холостяцкая квартира на третьем этаже нового пятиэтажного здания, но довольно просторная: в ней было семь комнат60.

В кабинете Эйнштейна главным предметом был большой деревянный письменный стол, заваленный бумагами и журналами. Ел и работал он только тогда, когда считал необходимым, спал, когда нельзя было этого не делать. Вот в этом-то приюте отшельника он и вел свою одинокую борьбу.

Всю весну и лето 1915 года Эйнштейн боролся со своей теорией Entwurf, перерабатывая ее и избавляясь от различных проблем. Вместо того чтобы называть ее “обобщенной теорией” относительности, он начал называть ее “общей теорией”, но это не решило всех проблем, от которых он продолжал отбиваться.

Он заявил, что его уравнения уже обладают наибольшей степенью ковариантности, которая допустима, учитывая его “аргумент дырки” и другие ограничения, накладываемые физикой, но начал подозревать, что это было неправильно. Он также вступил в изнурительную дискуссию с итальянским математиком Туллио Леви-Чивитой, который указал на проблемы с его операциями по вычислению тензора. И оставалась еще загадка с неправильным результатом, который эта теория давала для смещения орбиты Меркурия.

Но, во всяком случае, его теория Entwurf успешно объясняла (по крайней мере, так он думал в течение лета 1915 года) вращение как одну из форм относительного движения, то есть движения, которое может быть определено только относительно расположения и движения других объектов. Его уравнения поля, как он считал, были инвариантны при преобразовании во вращающуюся систему координат61.

Эйнштейн был настолько уверен в правильности своей теории, что изложил ее в недельной серии двухчасовых лекций в конце июня 1915 года в Геттингенском университете. Геттинген тогда был знаменитым центром “математизированной” теоретической физики. На первом месте среди геттингенских гениев стоял Давид Гильберт, и Эйнштейн особенно охотно – как оказалось, слишком охотно – объяснил ему все тонкости теории относительности.

Визит в Геттинген оказался триумфальным. В письме Эйнштейна к Цангеру слышится ликование по поводу того, что у него был “удачный опыт убеждения тамошних математиков [в его полной правоте]”. О Гильберте, таком же пацифисте, как и он, Эйнштейн написал: “Я познакомился с ним, и он мне очень понравился”. Через несколько недель в очередном письме он пишет опять: “Я смог убедить Гильберта в общей теории относительности”. Там же Эйнштейн называет его “человеком удивительной энергии и очень независимым”. В письме к другому физику Эйнштейн выразился еще более экспансивно: “В Геттингене я получил огромное удовольствие, когда убедился, что все [сказанное мной] было понято вплоть до мельчайших деталей. Я совершенно очарован Гильбертом!”62

Гильберт также увлекся Эйнштейном и его теорией. Настолько сильно, что он вскоре сам занялся выводом правильных уравнений поля и попытался обогнать в этом Эйнштейна. В течение трех последующих месяцев Эйнштейн столкнулся с двумя тревожными обстоятельствами: во-первых, его теория Entwurf действительно оказалась ошибочной, и во-вторых, он узнал, что Гильберт тоже лихорадочно пытается найти правильную формулировку этих уравнений.

Когда оказалось, что проблем немало, Эйнштейн пришел к выводу, что его теория Entwurf развалилась. Самое страшное разочарование наступило в начале октября 1915 года, когда на него обрушилось два удара.

Во-первых, в результате перепроверки Эйнштейн обнаружил, что вопреки тому, что он считал раньше, вращения фактически не удовлетворяли уравнениям теории Entwurf63. Он надеялся доказать, что вращение можно было считать просто одной из форм относительного движения, но оказалось, что на самом деле из уравнений Entwurf этого не следовало. Уравнения Entwurf не были ковариантны при равномерном вращении осей координат.

Страница