Остров - читать онлайн книгу. Автор: Василий Голованов cтр.№ 77

Балки оленеводов оказались на краю плоского, как стол, плато, с трех сторон круто обрывающегося к реке. Из-за реки нам пришлось сделать крюк минут еще на десять, но странное дело – и чем ближе мы подходили, тем эта странность делалась очевиднее – стойбище выглядело необитаемым. Никого не было на плато. Кораль был пуст. Ни в одном из домиков не было видно ни огонька, ни дыма, вьющегося над трубой. Зачуяв нас, подняли лай собаки, но их гавканье скомкало ветром и унесло – и ни одна дверь не приоткрылась, ни одна железка не брякнула, ничто не отозвалось – хоть бы таящееся, не желающее быть услышанным шевеление разбуженного человека или сдавленный в груди кашель старости.

Только ветер гнал по плато свои табуны. Видны были опрокинутые набок нарты, обвязанные то ли веревками, то ли ремнями, которые ветер трепал, как длинные черные ленты.

Я чувствовал, что Алик и Толик поражены.

Ни один человек не вышел навстречу гостям: да такого просто быть не могло!

– Я все же пойду постучу, – тихо сказал Толик.

– Постучи: Егору, потом Сергею, Вовке Апицыну, – подсказал Алик, но по его голосу было ясно, что он отчаянно не понимает, что происходит.

Толик побежал.

И тут я услышал звуки. Поскольку птица так кричать не могла, я осмелился бы сказать, что это были звуки… музыки. Странной – как если бы вместе и не совсем всклад звучало несколько дудочек довольно низкого тона. Музыка эта слышалась откуда-то со стороны обрыва, может быть, долетала снизу, от реки.

– Слышишь? – спросил я Алика.

– Что?

– Ну, вот эти звуки, как будто флейта или фанфара…

– Нет, не слышу.

Я подождал. Звуки повторились.

– А теперь слышал?

Алик прислушался, потом внимательно взглянул на меня.

Некоторое время звуков не было, но потом музыка зазвучала вновь, особенно громко и чисто. Я отчетливо слышал аккорд возвышенной, печальной, очень красивой музыки.

– Ну, теперь-то ты слышишь?

– Нет, – с изумлением посмотрев на меня, сказал Алик.

К счастью, мы вынуждены были прекратить разговор, потому что прибежал Толик.

– У Егора кто-то есть, но не открывают, у Сергея вообще пусто, у Апицыных не отзываются…

– Послушай, – сказал я, – А эта музыка… Ты слышал там, у обрыва? – Мне было важно узнать, чтобы убедиться, что у меня все в порядке с головой, но Толик поглядел на меня еще более ошарашенно, чем брат.

– Какая музыка?

– Это ветер задувает в ствол твоего ружья, – вдруг изрек Петр, своей догадкой мигом рассеяв тот ужас, который сопутствует мыслям о том, что ты потихонечку сходишь с ума или слышишь трубы ангелов, призывающие тебя предстать пред престолом Всевышнего. И действительно: ружье Алика висело у меня за спиной и ветер, задувая в полый ствол, играл, как на флейте пана…

Этот случай чуть-чуть развеселил нас. Мы сбросили на землю рюкзаки. Спина мигом почувствовала холод, будто с нее содрали панцирь.

Никто не поможет. Мяса не будет.

Значит надо самим. Срочно…

Мысли появлялись с какой-то механической, телеграфной торопливостью.

Разводить огонь, заваривать чай, пить, горячий, с сахаром, и так разогревшись, сразу же варить кашу с тушенкой, занимать какой-нибудь пустой балок, забираться в спальник и спать. Иначе – воспаление легких обеспечено.

Под ногами были какие-то ветки, следы огня. Кострище. Топор. Все произошло мгновенно и само собой. И вот уже ребята перетаскивают в пустой балок наши пожитки, я, как сумасшедший рублю эти пружинящие толстые ивовые ветки, а Алик нашаривает на земле пригоршню веточек и щепочек посуше, раскалывает на лучинки, вырывает у себя из телогрейки кусок ваты и бережно, словно строит гнездо, собирает все это в комок, чтобы вспыхнуло от одной спички. Чирк! – порыв ветра, как ногой, прибил было пламя, но огонь прижился на клочке ваты, перекинулся на мох и вот уже с веселым треском пошел переламывать тонкие, как воробьиные ребрышки, веточки, постепенно крепчая и превращаясь в шарик света. Тут только я заметил, что все свои действия мы совершаем возле какого-то скопления материала, напоминающего человеческое жилье. Определенно: это был шалаш, выстроенный из старых досок и такого же старого рубероида. Больше того: из-за куска прорезиненной ткани, закрывающей вход, на нас смотрели человеческие глаза.

– Вась, дай топор, потухнет сейчас! – крикнул Алик, стоящий к шалашу спиной. Я протянул ему топор и тут полог откинулся, в темноте шалаша возникло лицо, на котором сидели эти глаза – невероятно темное лицо, как будто там, в шалаше, сидел негр – несколько раз пожевало губами и голос, выстуженный до самой сердцевины, как дерево зимой, вдруг просипел:

– Чего ты? Солярка есть…

Мы были все же не одни на этом плато ветров!

От солярки костер наш вспучился светом и затрещал. Я успел разглядеть человека, который вылезал нам навстречу из своего убежища. По счастью, я почти сразу узнал его – иначе бы, наверно, испугался. Это был Демьян, Демушка, который как раз был поваром в бригаде, когда случилась вся эта история с Оленем. Мне он нравился. Это был замечательно старательный и добрый мужик, среди товарищей прославившийся своим стремлением убежать от пьянства. Отказаться от водки совсем, живя на Колгуеве, он не мог – но он мог максимально отдалить себя от нее пространственно. Он подряжался на самую трудную работу – заготавливать лес на Кошке, перевозить балки, разбирать брошенную технику. В тундру тоже привозили водку, и если делились, Демьян ее пил, но расчет его – и расчет верный – заключался как раз в том, что чем дальше его ушлют и чем более трудное дело поручат, тем меньше водки он выпьет. Теперь он работал при оленях и, кажется, был доволен: упряжкой привез на плато несколько досок, рубероид, гвозди и сделал себе на первое время шалаш, намереваясь в дальнейшем прикопить материала и выстроить, как у всех, балок, чтобы свое отдаление от поселка сделать по возможности постоянным.

От Демьяна узнали мы о причине царящего в стойбище запустения: накануне случился «день оленевода». В результате часть мужиков, впустив в себя неистовый и неуемный дух spiritus vini, рванула гулять в поселок, а часть просто лежала по балкам в полумертвом состоянии, когда не только видеть другого человека не хочется, но и просто видеть, смотреть вокруг страшно и внутри человека, как северный ветер, все воет от безнадежности и страдания.

– А я на дежурство попросился, – не без гордости сообщил Демьян ребятам, чтобы они смогли оценить, как хитро на этот раз он убежал от водки. – Только что – комары. Олени разбрелись, не знают где прятаться. Я ветку сломал, махал – не помогает. Соленой водой намазал лицо. Меньше кусают. Соль не нравится им…

Несколько раз Демьян взглядывал на меня, но так и не узнал. Может, его отвлекла добыча, притороченная к рюкзаку Алика.

– Куда ходили-то?

– На западный берег, – Алик тоже не скрывал гордости, демонстрируя свои трофеи. Демьяна особенно впечатлила веревка. Он подержал шнур в руках, потянул: