Дом в небе - читать онлайн книгу. Автор: Аманда Линдаут, Сара Корбетт cтр.№ 26

На второй день я отправилась в посольство Сомали и получила журналистскую визу на три месяца, заплатив пятьдесят долларов. Сомали считалась самой опасной страной в мире, но двери туда были широко распахнуты.

Пришло очередное сообщение от Найджела. Он наконец решился. Он приедет. Купил билет, упаковал фотоаппарат и через несколько дней вылетает из Лондона в Найроби.

Признаться, я была удивлена. Что это значит? Между нами осталось так много недомолвок. В последний раз мы виделись с ним в Австралии шестнадцать месяцев назад – мы расставались в аэропорту, уверенные, что наши отношения продлятся вечно. Но вышло по-другому. Честно говоря, я приглашала его в Сомали, чтобы услышать его «нет», чтобы он помучился, жалея об утраченной мечте. Но он сказал «да», он согласился! Представив себе, что я его увижу, что он физически будет рядом, я занервничала. Что ему от меня нужно? Что я буду с ним делать? Что бы нас ни связывало в прошлом, какие обиды ни остались бы невысказанными, мне не улыбалось начинать все заново, особенно в Сомали.

Очертаниями Сомали напоминает цифру «семь». С запада страну подпирает Эфиопия, более короткая береговая линия смотрит на север в сторону Йемена, а более длинная обращена на восток, к северной оконечности Индии, отделенной от Сомали сотнями морских миль. Благодаря тому, что Сомали располагается между Ближним Востоком и остальной Африкой и имеет выход к морю, открывающий сравнительно простой путь в Азию, эта территория всегда имела большое значение, особенно для торговли. В былые дни в порт Могадишо доставляли на судах специи из Индии, увозя обратно золото, слоновую кость и пчелиный воск. Позже сюда пришли итальянцы и британцы, и страна стала модным курортом. В сороковых – пятидесятых годах европейцы приезжали сюда поваляться на белом песочке пляжа Лидо-Бич близ Могадишо и побузить в ночных клубах и кафе. Но того Сомали давно нет. О современном Сомали в Интернете пишут совсем другое.

Например, в Могадишо, в шестистах тридцати милях к северо-востоку от Найроби, царят хаос, анархия и насилие – что нормально для столицы раздираемой войной страны, откуда местные жители еще пятьдесят лет назад выгнали колонизаторов в надежде построить демократию, но так и не построили. Власть без конца делят группировки различного толка – родовые и криминальные кланы, военные. В течение двадцати лет страной правил диктатор-социалист Сиад Барре, которого свергли в 1991 году. И в течение семнадцати лет эти группы боевиков, порой объединяясь с исламскими фундаменталистами, ведут борьбу за власть. Тринадцать попыток установить центральное правительство не увенчались успехом. Четырнадцатое по счету правительство, сидящее в одном из пригородов Могадишо, по всем признакам абсолютно неэффективно. Дипломаты называют Сомали «несостоявшимся государством», подразумевая, что не существует способа решить многочисленные проблемы этой территории, поскольку институты государства тут разрушены и восстановлению не подлежат.

Кроме того, лето выдалось ужасным. За сезон дождей не выпало ни капли дождя. Урожай погиб, начинался голод. Вооруженные бандиты, понимая, что продовольствие – это власть, захватывали грузовики, перевозящие гуманитарные грузы ООН, иногда убивая водителей. По меньшей мере двадцать сотрудников гуманитарных миссий были убиты в этом году, еще несколько похищены с требованием выкупа. Международные благотворительные организации отказывались работать в Сомали.

Однако я не испытывала сомнений накануне поездки. Опыт подсказывал мне, что каким бы ужасом ни разило от заголовков международных новостей, на месте всегда есть что-то более обнадеживающее и человеческое. Когда приезжаете в страну, вы видите, что ее образ, созданный в вашем воображении средствами массовой информации, мягко говоря, отличается от действительности. В каждой стране, в каждом городе, в каждом квартале найдутся родители, любящие своих детей, соседи, которые помогают друг другу, и дети, готовые играть. Я верила, что найдутся и достойные сюжеты для моих репортажей и что моя работа принесет пользу. Нет, я не была наивной дурочкой, не подозревающей, что случается и плохое, – ведь я успела повидать много оружия и горя. Но поскольку я наблюдала за всем со стороны и пыталась делать добро, то зло проходило мимо, не задевая меня, будто меня там и нет.

Найджел вышел из таможни в международном аэропорту Найроби днем 16 августа, неся красный рюкзак, знакомый мне по Эфиопии. Он почти не изменился – те же яркие глаза, те же ямочки на чисто выбритых щеках.

– Иди сюда, Траут! – крикнул он, распахнув объятия.

Траут – это мое школьное прозвище, созвучное фамилии. Найджелу оно нравилось, и он привык звать меня так в Эфиопии.

Мы обнялись.

– Рада тебя видеть, – сказала я абсолютно искренне.

Мне было очень одиноко в последнее время, ведь меня ненавидели почти все знакомые. Правда, незадолго до отъезда из Ирака у меня завязалась легкая интрижка с одним американским журналистом, соседом по «Хамре», несмотря на весь его снобизм. Но это вызвало еще большее отторжение у остальных.

Дружеская фамильярность Найджела действовала на меня благотворно, успокаивающе. Он обнял меня за плечи, и мы вышли на улицу. Я позволила себе обольщаться его присутствием, тем, что он сел в самолет и прилетел в Африку – да, он прилетел работать, но еще и повидаться со мной. Мы взяли такси и поехали в гостиницу. Найджел оставил вещи у себя в номере, и мы прибегли к единственному средству, помогающему быстро преодолеть смущение при встречах после долгой разлуки, – напились.

Сначала мы выпили пива в кафе, потом поужинали с вином в ресторане, затем перебрались в бар на другой стороне улицы. Там было полно кенийцев в деловых костюмах. Пробившись к стойке, мы заказали текилу и снова пиво. Мы уже болтали как ни в чем не бывало и перестали смущенно отводить глаза, если случалось встретиться взглядами. Однако щекотливых и эмоциональных тем избегали.

К тому времени, когда мы добрались до дымного бара с караоке, когда мы, совершенно пьяные, влезли на сцену, включили динамики на полную мощность и выдали в микрофон песню Джорджа Майкла для группы местных, которые встали и отплясывали, пока мы пели, я почувствовала, что нам не нужно обсуждать наши отношения. Почти не нужно. Я была где-то на девяносто процентов, даже на девяносто пять, уверена, что мы больше не любим друг друга и можем быть просто друзьями. Напоследок, к восторгу кенийской толпы, я еще кое-что спела и дала себе обещание утром подумать о работе.

Когда мы наконец вернулись в гостиницу, Найджел, пошатываясь, наклонился и поцеловал меня – неловко, будто по принуждению, и это было так странно и неуместно, что сомнений больше не осталось: между нами все кончено.

* * *

Несколько дней спустя мы снова были в аэропорту Найроби, готовясь сесть в самолет авиакомпании «Даалло Эйрлайнс». Мы сосредоточенно тащили по взлетному полю свои тяжелые сумки и фотоаппараты к старому и ветхому на вид самолету. С собой у нас было несколько тысяч долларов наличными, поскольку в Сомали американский доллар более популярен, чем все местные валюты, вместе взятые. Накануне вечером мы пошли в итальянский ресторан «Траттория», устроив себе что-то вроде последнего застолья перед отбытием в голодный край. Зная, что в Сомали все мусульмане, а мусульмане не пьют, мы напоследок также хорошо заправились спиртным. Потом Найджел снова попробовал поцеловать меня, но не тут-то было. «У тебя есть девушка», – оттолкнула его я. Надо думать, что девушка была тоже им по многим причинам недовольна.