Екатерина Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 66

Так, в Пруссии Фридрих II специально уехал из Берлина в загородную резиденцию Сан-Суси, куда не допускались женщины, и оставался там, пока наша героиня не покинула его земли. Старый лис сумел и оказать Дашковой почести (ее пригласили на аудиенцию королева и принц Генрих), и ничем не вызвать неудовольствия Екатерины II, ведь сам он не принял скандальную путешественницу.

Прусский этикет запрещал являться ко двору инкогнито. Но, согласно «Запискам», Фридрих II воскликнул: «К черту этикет! Княгиню Дашкову надо принять под каким угодно именем!» Наша героиня часто вкладывала свои суждения в уста стороннего человека, чтобы они прозвучали убедительнее и беспристрастнее {557}. Знала ли она, что после переворота этот же человек назвал ее «мухой, которая сидит на телеге и думает, будто правит волами»?

В Париже, напротив, все хотели ее видеть. «Чета Неккеров» — королевский банкир с супругой, мадам Жофрен — хозяйка самого модного политического салона, Рюльер и даже первый министр герцог Шуазель. Пришлось сократить визит до семнадцати дней. Но и этого времени хватило, чтобы понять: путешественницей наперебой интересуются люди, находящиеся в неприязненных отношениях с Екатериной II. Вопрос Дидро: «Намереваетесь ли вы вернуться в Россию по окончании ваших путешествий?» — должно быть, не раз вставал перед самой Дашковой. От ответа на него зависели стиль поведения, контакты, степень откровенности в разговорах. Согласно Манифесту о вольности дворянства, земли человека, отказавшегося вернуться по первому требованию государя, могли быть конфискованы. Терять имущество — единственную основу личной независимости — Екатерина Романовна не могла.

Тем не менее она сразу оскандалилась. Во время прогулки по саду Тюильри ее узнал один из горожан и закричал: «Вот русская княгиня, которая приказала задушить Петра III!» Собралась толпа зевак, глазевшая на нашу героиню, как на диковинного зверя {558}.

Эту историю рассказал немецкий писатель и ученый Д. Тьебо, повстречавший Дашкову в Берлине уже на возвратном пути в 1771 году. «Эта барыня, дюжая, как мужчина, весьма некрасивая, с высоко закинутою головою, с смелым и повелительным взглядом, с широкою поступью» {559} — портрет, нарисованный Тьебо, очень бы подошел героине другого анекдота, записанного Ж.Б. Шерером. Он утверждал, будто целью визита Дашковой в Париж являлась месть аббату Шаппу д'Отрошу за его книгу «Путешествие в Сибирь». Шарль Массон добавлял, что княгиня грозилась «всадить бедному аббату пулю в лоб». Особенно нашу героиню возмутила гравюра, на которой пороли кнутом даму, «похожую на одну из ее родственниц». Картинка эта хорошо известна и часто публикуется: на ней полуобнаженная женщина с высокой прической и чуть вздернутым носом, лежащая на закорках одного из палачей, в то время как другой охаживает ее кнутом, скорее напоминает саму княгиню. Кто бы такое стерпел?

Дашкова отправилась к художнику Жану Лепренсу, но тот выставил ее, заявив: «Я во Франции, а не в Петербурге». Чистейшей воды сплетня: выставить княгиню было не так-то просто. А памфлет Шаппа не заслуживал ничего, кроме рукоприкладства: «В России никто не осмеливается думать… у русских грубая нервная организация, незатейливая и пассивная… Там можно видеть художников, прикованных цепями к мольберту… Нельзя предстать перед императрицей, не пав ниц… биясь лбом о землю» {560}. Жаль, «бедный аббат» скончался к моменту приезда нашей героини.

В мемуарах ангелом-хранителем Екатерины Романовны назван Дидро. На протяжении двух недель они встречались, по словам Дашковой, каждый день и разговаривали несколько часов кряду. Правда, сам энциклопедист назвал всего четыре рандеву. Но княгиня была мастерицей преувеличивать. Под ее пером парижские приключения превратились в один сплошной диалог с другом-философом. Уже оказавшись в Петербурге, Дидро так описал эти беседы: «Вы, конечно, помните, с какой свободой Вы позволяли мне говорить на улице Гренель… когда Вы, облокотившись на камин, следили за выражением моей физиономии, чтоб угадать, в какой мере и когда я должен воспламениться» {561}.

Один из самых ярких философов Просвещения находился на жалованье Екатерины II — тысяча ливров в год, причем сумма была выплачена на 50 лет вперед {562}. Он выполнял щекотливые поручения и, среди прочего, опекал княгиню, как прежде путешественницу опекали русские дипломатические чиновники в разных городах Европы. Были ли эти люди «шпионами» царицы или оказывали Дашковой неоценимые услуги? Всего понемногу. Та же роль предназначалась и философу. Но он воспылал к княгине дружбой, и наша героиня ответила взаимностью. «Все мне нравилось в Дидро, даже его горячность… Вследствие живого своего характера он впадал иногда в ошибки, но всегда был искренен и первый страдал от них» {563}. Разве перечисленные черты не принадлежали самой княгине?

В мемуаристике есть прием, называемый «другой голос», когда автор описывает себя, давая характеристики окружающим. Он выделяет у них черты характера, свойственные ему самому {564}. Таким образом, рассказывая о Дидро, Дашкова говорила о себе. Эту особенность текста надо иметь в виду, когда речь заходит о знаменитом споре по поводу крепостного права.

«Благосостояние наших крестьян увеличивает и наши доходы; следовательно, надо быть сумасшедшим, чтобы самому иссушать источник собственных доходов», — рассуждала княгиня. «Будь они свободнее, они стали бы просвещеннее и вследствие этого богаче», — возражал Дидро.

Особенность диалогов Дашковой — их внешний «сократизм». Читательница знаменитых философских бесед Платона, где Сократ выступает главным действующим лицом и логически подводит собеседника к нужному выводу, княгиня применила этот метод в «Записках». Однако она не любила говорить длинно, выстраивать цепь доводов, каждое предыдущее звено которой вело бы к следующему. Поэтому ее диалоги выглядят усеченными, а половина реплик — опущенной. С кем бы ни разговаривала Екатерина Романовна: с императрицей накануне переворота, с Алексеем Орловым на улице или с Дидро в парижской гостиной — она неизменно прерывает собеседника тогда, когда ее собственное мнение уже высказано. Прерывание — прием, обычно свойственный мужчинам. А если смотреть шире, то сильному, доминирующему партнеру {565}. В пространстве мемуаров Дашкова, безусловно, доминировала и не позволяла Дидро возразить.

«Какая вы удивительная женщина! — якобы воскликнул он в завершении спора. — Вы переворачиваете вверх дном идеи, которые я питал и которыми дорожил целых двадцать лет!» Как было на самом деле? Если учесть, что доводы княгини — сначала просвещение, затем освобождение — взяты из работы Беарде де Лабея, члена Дижонской академии, победителя конкурса Вольного экономического общества 1765 года {566}, то окажется, что читатель наблюдает вовсе не диалог с философом, а внутренний монолог героини.