Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - читать онлайн книгу. Автор: Любовь Виноградова cтр.№ 69

«Что же наш аэродром, далеко будет от Сталинграда?» — как будто невзначай поинтересовался техник Володи Лавриненкова перед вылетом, уложив вещи в фюзеляж самолета и устроившись за бронеспинкой. Его, как и всех, беспокоило то, что окруженная группировка будет пытаться прорваться. Володя провел рукой в перчатке по целлулоидному планшету, показав технику на карте их будущее расположение. От этого технику, видимо, не стало веселее: Зеты лежали как раз между окруженной группировкой и внешним фронтом.

От поселка Зеты остались одиноко стоящие в необозримой степи три хаты. Степь была белая, снег сделал все вокруг красивым, спрятав от глаз руины, воронки, разбитые танки и машины. Самолетам с жильем повезло больше, чем людям: на аэродроме от немцев остались для них капониры — земляные укрытия. Одну хату заняли под столовую, в другой разместился штаб, третью отдали летчикам и техникам. Литвяк и Буданову потом пристроили в отдельной комнатушке при штабе. Для тех, кому в домике не хватило места, — а их было две трети — стали срочно рыть землянки. Начав утром, до вечера они уже обзавелись жильем. Каждая эскадрилья выдолбила себе в промерзшей как камень земле около аэродрома ямы, которые прикрыли железом от разбитых машин и самолетов. Сверху насыпали земли и снега, инженеры приспособили в землянках маленькие железные печурки — вот и весь дом. Правда, никаких дров не было — степь. Зато на следующий день БАО (батальон аэродромного обслуживания) «раздобыл сена и мазута», и в землянках, над которыми заструился «густой черный дым», [372] стало уютно. В набитом до отказа КП постоянно звонил телефон, непрерывно слышался голос начальника штаба Никитина. Карта с нанесенной на ней «боевой обстановкой», висевшая на дощатой стене, шевелилась от порывов ветра. Линия фронта на ней пролегла уже вблизи Котельникова! Возле карты столпились летчики, ожидая приказа: аэродром расчистили от снега, и полеты решили начать в этот же день. Было ужасно холодно, и Амет-Хан, разглядывая карту, заметил: «Если так будем двигаться, успеем к курортному сезону в Алупку». [373]

Никитин принял по телефону боевое задание. Вылет на штурмовку аэродрома Гумрак!

У Володи Лавриненкова замерло сердце: его самолет готов к вылету, а он сам знает на аэродроме Гумрак каждое строение, каждую стоянку. Неужели его не возьмут? Но Шестаков назвал его фамилию: «Поведете шестерку воздушного боя». [374]

И прибавил: «В Гумраке находится добрая половина транспортной авиации Паулюса. Порядочно там и истребителей. Если они успеют взлететь, будет жарко».

Гумрак был пока что запасным аэродромом окруженной группировки, однако к основному аэродрому в Питомнике уже подходили советские части. Аэродром Гумрак, с его неудобной короткой взлетно-посадочной полосой, с каждым днем использовали все интенсивнее.

Шестаков приказал заходить на Гумрак от центра Сталинграда, откуда чаще всего заходили немецкие самолеты: так было больше шансов застать немцев врасплох. К огорчению Лавриненкова, командир, эшелонировав группу по высотам, отправил его шестерку «на верхотуру», а сам пошел на цель с другой шестеркой: Амет-Ханом, Алелюхиным, Королевым, Бондаренко, Будановой и Серогодским. Штурмовка была удачной: с ходу Шестаков поджег стоящий на аэродроме транспортный Ю–52, и сразу же загорелось еще пять транспортников. Аэродром затянуло дымом, через который лишь кое-где пробивалось пламя.

«Хорошо действовали пилоты!» — резюмировал Шестаков разбор полетов перед ужином. Летчики вздохнули с облегчением. Если кто-то выступил неудачно, Шестаков мог при всех жестко отчитать его. Но командир так же искренне восхищался смелостью, удачным маневром, проявлением инициативы и мог при всех обнять отличившегося летчика. На этот раз он так тепло говорил о шестерке, которую вел в этом вылете, что Лавриненкову стало обидно за свою группу. «Чем расстроен, Лавриненков?» — спросил, заметив это, Шестаков. Володя посетовал на то, что они не сбили ни одного немецкого истребителя, и Шестаков перебил его, сказав, что шесть подожженных транспортников принадлежат и Володиной группе, надежно прикрывшей его шестерку сверху.

Жизнь техников в Зетах пошла так же, как в Житкуре: работа, работа и работа, отдых в жарко натопленной землянке, редкие походы в баню. Самолеты Литвяк и Будановой Валя и Фаина уже не обслуживали, работали с другими экипажами и общались с другими летчиками. Экипаж самолета — это замкнутый мирок. День техника проходит в тяжелом труде и ожидании летчика из полета. Если летчик в настроении, он рассказывает, что было в воздухе, — но совсем не обязательно. О том, что происходит с другими летчиками, иногда можно узнать от их техников или подслушав чей-то разговор. Работа Литвяк и Будановой была в небе, работа Вали и Фаины — на земле, и ни в столовой, ни на ночлеге они не пересекались. [375] О боевой работе летчиц, как и работе летчиков-ребят, Валя слышала урывками.

Полк Шестакова ввели в бой 9 декабря, а уже 11-го группа летчиков, среди них Лавриненков, Амет-Хан и Дранищев, совместно с летчиками другого полка сбили в воздушном бою восемнадцать немецких транспортных самолетов, «следовавших со стороны Котельниково через Зеты на Нариман к окруженным войскам». Об этой победе командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник А. И. Еременко доложил самому Сталину, который вынес летчикам благодарность. [376]

Нередко взлетали и «по-зрячему»: когда наблюдатель докладывал, что в небе появились немецкие самолеты. Яки полка были прекрасно замаскированы в оставленных немцами капонирах, и пилоты немецких транспортников, не подозревая о существовании здесь аэродрома, часто летели на Сталинград прямо над головами. Увидев противника, летчики 9-го полка взлетали и «атаковали без разворота для набора высоты». [377] Дни, когда нагруженные продовольствием Ю–52 падали поблизости, были праздником для командира БАО майора Пушкарского — их груз был серьезным подспорьем для столовой.

Однажды Лавриненкову удалось сбить сразу два немецких транспортника, один из которых упал вблизи КП полка. Как только Володя приземлился, его позвали в штаб, чтобы познакомить со спасшимся на парашюте немецким летчиком. Высокий рыжий офицер снял с себя шлем, очки, планшет, попросил вернуть ему уже разряженный пистолет и передал все это Лавриненкову — такова была традиция. Потом стал показывать фотографии жены, детей и родителей. Его глаза, его заискивающая улыбка просили: пощадите, спасите для тех, кто смотрит с фотографий. [378] По-человечески это было Володе понятно, но он точно знал, что так себя в плену вести не будет.