Германтов и унижение Палладио - читать онлайн книгу. Автор: Александр Товбин cтр.№ 250

– Какой неумелый у нас ребёнок, – с наигранным сожалением, поддразнивая Игоря, однажды вздохнула Катя.

– Почему это неумелый? – настороженно поднял голову Игорь.

– А разве умеешь ты бить баклуши?

И в другой раз:

– Мой примерный ребёнок, почему бы тебе, на радость любящим тебя предкам, не перевернуть вверх дном дом? – провокационно спросила Катя. – А как всем нам троим было бы весело: прыг-скок, обвалился потолок.

Не тут-то было! Игорь мотал головою, улыбаясь; он не желал прыгать и скакать даже ради обрушения родительского крова, не желал отвлекаться от вполне серьёзных своих занятий – бойкий, смешливый, а ведь и в самом деле никогда не шалил чрезмерно, не шумел; и позже, в переходном возрасте, психическая ломка и сомнительные перекосы не испытывали на прочность его характер, не меняли поведения, только-то и запомнилось, что он один из двух небесно-синих венецианских бокалов случайно разбил… Да, рядом с бокалами много лет раковина преспокойненько пролежала… Ну в чём его обвинять? К раковине мог потянуться, чтобы с сосредоточенно-серьёзной миной послушать шум океана – очень она, звучащая раковина, ему нравилась, – или попросту неосторожно повернулся ребёнок, задел локтем: жалко, конечно, памятная вещь всё-таки, сразу с Соней, Анютой и Липой связанная, но ведь ничто не вечно, второй же синий бокал целёхоньким пока оставался. Молча сокрушаясь, еле заметно напрягся Германтов, а Катя с натянутой весёлостью сказала, убирая прощально просиявшие, как итальянское небо, осколки:

– Посуда всегда разбивается к счастью.

Ох, если бы к счастью, если бы всегда…

Но повторяемость повторяемостью… Да, тоже сосредоточенный на себе, тоже ненавязчивый, не досаждающий взрослым вопросами и шумными играми кукушонок, – а интересы-то юного Игоря ничего общего не имели с интересами юного Германтова, а уж потом, когда повзрослели в свои времена они, два кукушонка, как разошлись интересы… «Дайте мне ребёнка в семь лет, и я скажу, каким человеком он будет», – говаривал, кажется, кто-то из раннехристианских философов-мудрецов, кажется, Блаженный Августин; что ж, действительно, в семилетнем Игоре, как теперь стало ясно, уже записан был будущий человек.

Заспиртованные гады были благополучно забыты. Внимание маленького Игоря едва ли не целиком поглощала техника, военная техника всех родов войск.

Как не вернуться к памятной прогулке по Петропавловской крепости? Вышли из Невских ворот, к слепящему блеску, плеску; вспоминая свои детские восторги, Германтов было умилился, что и Игорь, как бы повинуясь его направляющему жесту, с неменьшей, как показалось, восторженностью засмотрелся на дивный портик ворот, виртуозно пририсованный к тёмной гранитной крепостной стене, на золотой шпиль, взметнувшийся над суровой стеной, левее ворот… Увы, Игорь зачарованно провожал взглядом серебристый крохотный самолётик, который взбирался ввысь по бледно-лазурному своду чуть в стороне от шпиля. Уже в Эрмитаже, в зальчике третьего этажа, переходя от простенка к простенку с висевшими на них ярчайшими алжирско-марокканскими холстами Матисса, увидел Германтов, что Игорь под аккомпанемент его пояснений относительно «дикой» красочности Матисса, относительно композиций его, созданных цветом, восхищённо глядит в окошко – на Дворцовой площади репетировали под моросящим дождиком парад: от рявканья команд дрожали эрмитажные стёкла, внизу в одинаковых квадратах застыли, не дыша, будто испуганные, солдаты; потом, едва умолк духовой оркестр, вдоль безупречного геометричного строя медленно-медленно, с равными интервалами, покатили свежевыкрашенные тёмно-зелёные бронетранспортёры с откинутыми круглыми крышками люков; офицеры в рельефных чёрных шлемах торчали по грудь из люков, как бюсты заранее увековеченных героев.

Смешно и грустно: сентиментальная культурно-воспитательная программа не сумела пробить врождённую броню.

Германтов потерпел закономерное поражение.

У кукушонка Игоря были совсем другие интересы. А интересам Игоря, похоже, изначально отвечало и устройство его ума.

Совершенно особое устройство.

Когда Германтов наблюдал, с какой сноровистостью возился Игорь с кубиком Рубика, как ловко мял грани кубика, передвигал по ним разноцветные квадратики, раза три-четыре за час достигая разрешения объёмной головоломки, при том что он, ЮМ, как-никак и одноразового успеха в трансформациях кубика даже при предельной умственной концентрации на хитрой задаче не достиг бы и за целую свою жизнь, он сказал себе: мне повезло, мне ничего против воли жребия моего не навязали, вот и Игоря – мало что мявшего осмысленно кубик, так ещё и успевавшего следить за телевизионной стыковкой «Союза» и «Аполлона» – уже не удастся переориентировать, душа его, надо думать, вытянула военный жребий; не стоит мальчика ломать, пусть идёт своим путём.

Великие сражения, их сюжеты, лихие кавалерийские атаки, тайная, под покровом ночи, передислокация артиллерийских батарей, свист ядер…

– Юра, ты можешь себе представить место, где Наполеон и Александр I подписывали мир на плоту?

– Могу, и довольно точно, – к удивлению Германтова тотчас же выпала картинка из видеокартотеки памяти. – Ты и сам был в нежном возрасте в том малоприметном месте, но, естественно, ничего не запомнил, – действительно, после радостей Куршской косы они ведь плыли втроём по Неману в Каунас: справа поднимался округло-высокий зелёный берег с пасшимися на крутом склоне козами, а наверху, в небе уже, виднелись покосившиеся заборы Тильзита-Советска, над ними – крыши каких-то бараков, решётчатая опора электролинии и провисшие провода, одноэтажные заводики из силикатного кирпича с чёрными железными трубами на растяжках.

– Юра, почему Наполеон завидовал Александру? Неужели он мог завидовать красоте и высокому росту?

– Главное, думаю, в том, что Наполеон был выскочкой, а Александр – наследственным императором.

– Это важно?

– Очень.

– Но Наполеон так много всего достиг.

– Когда многое достигнуто, хочется как раз того, что недостижимо.

Игорь кивал с улыбкой.

– А ты знаешь как обзывали Наполеона его враги-ненавистники и даже недоброжелатели?

Игорь кивал, улыбаясь всё шире:

– Ужасный корсиканец, гениальное чудовище. Юра, ты обратил внимание: как угодно ругая Наполеона, ругатели не могли не подчёркивать его исключительность?

С детства у Игоря был специфичный круг чтения: «Наполеон перешёл Неман, война началась. Сорок тысяч быков сопровождали непобедимую армию, за время кампании их должны были съесть солдаты, по приказу императора интенданты заготовили также семьсот пятьдесят тысяч бутылок вина… Но не получался победный марш: население вовсе не ликовало. Стояла жара, войска и обозы освободителей продвигались по бездорожью в густой пыли, не хватало воды, героев, молниеносно-быстро покоривших Италию и Египет, замучили кровавые поносы… Даже мелкие столкновения с полковыми арьергардами отходящего противника не случались, а по мере продвижения вглубь России небоевые потери росли, коней было не подковать, армию словно затягивала трясина. Коварный план Александра? Обеспокоенный Наполеон вспомнил, что перед форсированием Немана он упал с лошади, но не придал плохой примете значения, озаботился только тем, многие ли из подчинённых увидели конфуз императора».