Кот ушел, а улыбка осталась - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Данелия cтр.№ 32

Презентацию снимали на станции метро «Университет». Нижний вестибюль украсили шарами, гирляндами, построили эстраду для оркестра. На каждой колонне написали «миллиард» на всех языках. (Художником на фильме был Леван Лазишвили.) Одели актеров, эпизодников, массовку. Среди них бизнесмены, дамы, депутаты, звезды, бандиты, музыканты, манекенщицы, клоуны, юные барабанщицы. Всего человек триста. Снимать в метро можно только ночью с часа до пяти утра. К открытию метро для пассажиров в 5.30 все должно быть убрано, никаких эстрад, гирлянд и шаров. Смена получается очень короткая, снимали несколько ночей. Съемки напряженные, метраж большой, денег мало, снимать надо быстро.

На третью ночь, когда снимали в нижнем вестибюле эпизод «вручение шубы двухмиллиардной пассажирке», ко мне подошел мой ученик но режиссерским курсам Юлий Гусман (он у нас играл ведущего). Отвел меня в сторонку и взволнованно сообщил, что сейчас возле метро его остановил какой-то тип бандитского вида и велел передать главному, что, если завтра тот не принесет 50 тысяч зеленых, они взорвут весь этот цирк. Они ночью у метро водкой и проститутками торгуют, а мы все машинами заставили.

В комнате дежурной по станции собрались на экстренное совещание директор Сергей Баев, оператор Павел, второй режиссер Юсуп Даниилов, художник Леван Лазишвили и Юлик Гусман. Я сказал:

— Первое. Об этом ультиматуме больше никто не должен знать. Второе, надо выяснить, кто здесь «крыша».

— А чего выяснять, здесь главный Валентин Широкий, — сказал Паша Лебешев.

— Номер его телефона можно узнать?

— Попытаюсь. Утром позвоню.

Пришел домой, спать, конечно, не могу. Ровно в 9.00 позвонил Паша и дал мне телефон Широкого. Позвонил, объяснил, что киношники сегодня нищие, второй месяц без зарплаты сидим. Широкий сказал, что сочувствует, но от него к нам никто не приходил. Скорее всего, это студенты прикалываются. Там МГУ рядом.

— Снимайте спокойно.

— Как спокойно? А если взорвут?

— Не взорвут. Я пришлю пацанов, они решат все проблемы, если что.

Позвонил Баеву, рассказал о разговоре с Широким. Баев не успокоился, когда я приехал на съемку, он мне сообщил, что попросил помощь милиции и сейчас здесь от СОБРа десять человек.

— А где они?

— Не знаю, где-то здесь, они в штатском.

Начали снимать. Триста человек массовки. Среди них замечаю молодых людей спортивного вида. Явно не наши. А кто они? Может быть, это милиция, может быть, люди Широкого, может быть, это те, кто собирается нас взорвать. Дикое напряжение. Жду Должен же кто-то подойти и спросить, принес я деньги или нет. Никто не подходит. Понял, что снимать дальше не могу. Остановил съемку.

— Быстро эвакуируй людей! — сказал я Даниялову. — Нет гарантии, что не взорвут.

— Георгий Николаевич, сработал СОБР, задержали рэкетиров, — сказал Даниялов.

— Чего ж вы молчите?

— Не хотели вас отвлекать. Они наверху, в комнате милиции.

— А вдруг это те, которые пришли нас защищать?

— Надо Юлика позвать, он видел.

И мы с Данияловым и Гусманом поднялись наверх. Там, в комнате милиции, сидели трое парней в наручниках.

— Говорят, что пришли сниматься, а талонов у них нет. И бригадиры массовки их не знают, — сказал командир СОБРа.

— Мы опоздали, не успели зарегистрироваться, — сказал небритый парень.

— Того здесь нет, — тихо сказал Гусман.

— Ладно, я знаю, кого надо спросить, — сказал я. Вышел на улицу, подошел к киоску возле метро.

Там ночью торговал сигаретами Лука, парнишка лет семнадцати, когда выходил покурить, беседовал с ним о жизни и искусстве. (Лука собирался поступать во ВГИК.)

— Лука, ты людей Широкого знаешь? — спросил я его.

— Все может быть. А что?

Я ему все объяснил. Он сказал:

— Если это пацаны Широкого, скажу: «никого не знаю», а если незнакомые, скажу: «первый раз вижу».

Когда пришли в комнату милиции, небритый парень поприветствовал Луку:

— Привет, бизнесмен, как жизнь?

— Георгий Николаевич, этих я не знаю, — сказал Лука.

— Извини, Лука, обознался, — улыбнулся небритый.

Задержанных отпустили. Мы перед ними извинились и поблагодарили.

— А дальше что? Есть гарантия, что не взорвут? — спросил я командира СОБРа.

— Мы проверили, все чисто, взрывчатки точно нет. Людей тоже всех проверили, бригадиры подтвердили, что чужих нет. Снимайте спокойно, а мы будем присматривать.

Между прочим. В тот день у меня был первый сердечный приступ. Но, к сожалению, не последний.

На следующую ночь во время съемки ко мне подошел круглолицый, румяный, улыбчивый, сильно пьяный человек лет сорока и спросил:

— Георгий, хочешь, гопака станцую?! — Он запел и заплясал. — Подходит? Сними меня.

— Домой иди.

— Успеется. Лезгинку смотри! Он начал танцевать лезгинку.

— Все, все, иди домой.

— Подожди, чечеточку посмотри, — он запел «Яблочко» и начал отбивать чечетку.

Я повернулся к старшему лейтенанту милиции.

— Почему пьяные на площадке?

— А откуда мне знать, что это не актер? — возразил лейтенант.

— Актер не актер, пьяных без всяких разговоров удаляйте с площадки!

— Сейчас сделаем.

Два милиционера подхватили танцора под мышки и потащили к эскалатору. Перед ними расступались дамы в декольте, мужчины во фраках, клоуны, священники, манекенщицы, цыгане, девочки-барабанщицы. А танцор громко пел: «Мама, мама, что я буду делать? Мама, мама, как я буду жить?..»

А потом задержали и меня. Было это так. Среди гостей любой презентации должны быть представители творческой интеллигенции. Этих представителей играли Юра Рост, Саша Адабашьян и я. И как всегда это бывает, первым из гостей в лоскуты надрался представитель интеллигенции. Этого представителя играл я. Пьяный интеллигент начал буянить, а другой интеллигент, которого играл Юра Рост, должен был его утаскивать. Пока ставили свет, мы пошли репетировать на лестницу в конце зала. Я что-то выкрикиваю, размахиваю руками, а Юра тащит меня вверх по лестнице. Тут же два милиционера подбежали к нам, оттеснили Юру, подхватили меня под руки и потащили.

— Ребята, это режиссер! Он здесь самый главный, — крикнул Юра.

— А нам это без разницы! Он пьяный, а у нас приказ! — и, не останавливаясь, потащили меня дальше.

Милиционеры меня тащат, а я думаю: «…вот и хорошо, сейчас покурю в обезьяннике…»

Но до обезьянника меня не донесли. Юра Рост позвал старшего лейтенанта, меня освободили, и я был вынужден вернуться на площадку.