Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 66

В организации июльского выступления виден почерк будущих сталинских шедевров. В Первом пулеметном полку, где полным-полно большевистских агитаторов, распространяются слухи об отправке полка на фронт. Предпочитающие сражаться на митингах солдаты приходят в ярость и объявляют о вооруженном выступлении. Большевики, конечно же, уговаривают его отменить.

Как они это делали, изложил в своих воспоминаниях один из руководителей Военной организации, В. Невский: «Я уговаривал их так, что только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно». Солдаты, естественно, не захотели быть дураками. Полк освоил «глубокий язык» своих агитаторов: просят не выступать — значит, просят выступать.

2 июля полковой митинг призвал к восстанию. Полк отправил делегатов в другие воинские части, на заводы и в Кронштадт. Вооруженные солдаты выходят на улицы. Ленин объявлен больным и исчезает из активной жизни.

В Кронштадтской крепости шел непрерывный митинг. Матросская вольница отличилась здесь уже в первые дни революции. В эти «бескровные дни» на кораблях Балтийского флота были расстреляны матросами 120 офицеров. Матросы сорвали погоны с адмирала Вирена, избивая, приволокли его на Якорную площадь и убили. В тот же день были расстреляны адмирал Бутаков и еще 36 командиров. Военная крепость превратилась в логово пиратов. Именно тогда в Кронштадте был организован большевистский комитет, который и руководил этой вольницей. Кронштадт стал ленинской цитаделью. Когда появились представители пулеметного полка, была продолжена все та же комедия: большевики уговаривали матросов не отвечать на призыв пулеметчиков, но уговаривали так, чтобы те непременно ответили. Большевик Раскольников, один из вождей Красного Кронштадта, писал: «У нас был очень хороший обычай, согласно которому я ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или Каменева… получал инструкции».

Но инструкции кронштадтцы получали и еще от одного руководителя. Поэт Демьян Бедный описывал, как он был в редакции «Правды», когда на столе у Кобы зазвонил телефон. Из Кронштадта спрашивали: следует ли морякам явиться на демонстрацию в Петроград вооруженными или безоружными? Попыхивая трубкой, Коба ответил: «Вот мы, писаки, свое оружие — карандаш — всегда таскаем с собой… А как вы со своим оружием?»

Все как всегда — он в центре дела, но он и ни при чем. В тот же день, как рассказывает Церетели в своей книге «Воспоминания о Февральской революции», Коба явился на заседание Совета и сообщил: вооруженные солдаты и рабочие рвутся на улицу, большевики разослали своих агитаторов, чтобы удержать их.

Это заявление Коба попросил занести в протокол и удалился. Чхеидзе сказал Церетели с усмешкой: «Мирным людям незачем заносить в протокол заявления о своих мирных намерениях».

Конечно, Коба совсем не предполагал, что ему поверят. Просто, продолжая шахматную партию, он выбрал себе удобную роль миролюбивого посредника между Советом и большевиками. И возможно, убедил Ленина поручить ему эту роль. Ведь грузину легче будет договориться с грузинами, коли демонстрация провалится.

4 июля вооруженные кронштадтцы погрузились на суда и поплыли брать Петроград. Со «своим оружием» высаживаются они на Васильевском острове и направляются к особняку Кшесинской. Миролюбца Кобы, естественно, в штабе большевиков нет, на балкон выходят Луначарский и Свердлов — «большевики второго ранга». Но матросы требуют Ленина. Им объявляют: Ленин болен. Матросы начинают волноваться.

Зная, что Ленин в особняке, изумленный Раскольников отыскивает прячущегося Вождя. И приходится «больному» произнести весьма осторожную речь. После чего демонстрация направляется к Таврическому дворцу требовать, чтобы Совет взял власть. Здесь матросы арестовывают вышедшего к ним главу эсеров Чернова и уже готовятся увезти его на автомобиле — расстреливать. Но Троцкий, поняв, что за это придется расплачиваться, прыгает на капот автомобиля и начинает произносить речь, славить матросов — «красу и гордость русской революции». Завершает он свой панегирик неожиданной фразой: «Гражданин Чернов, вы свободны».

Весь день шли беспорядочные манифестации. Толпы рабочих и вооруженные матросы бродили по улицам, Ленин уже перешел в Таврический дворец. Но в этот момент в город вошли воинские части с фронта, верные правительству. Судьба выступления была решена. В особняке Кшесинской мичман Раскольников начал готовить здание к обороне.

Выигранный эндшпиль

Итак, Ленин проиграл, а что же Коба? В случае победы он приходил к власти вместе с партией. Но и в случае поражения он тоже приходил к власти… внутри партии. Такова была его головоломная комбинация.

Временное правительство вело тогда секретное расследование. Перешедший линию фронта прапорщик Ермоленко показал, что был завербован немцами с целью вести агитацию в пользу мира с Германией и всеми силами подрывать доверие к Временному правительству. Он также сообщил, что агитацию поручено вести Ленину и что деятельность эта финансируется немецким генштабом, и назвал каналы получения денег.

К делу подключились Ставка и руководство военной контрразведки. С этого момента началась слежка за Лениным. Были перехвачены телеграммы о получении большевиками крупных сумм из-за границы.

Вопрос об участии Ленина в этой деятельности, которая квалифицировалась как шпионская, был взят под контроль лично Керенским, и о нем знал только самый узкий круг лиц. Но эсер Керенский, конечно же, понимал: доказательства вины большевиков будут использованы армией, монархистами и реакционерами против левых. Мог ли он не оповестить об этом следствии руководство эсеров (братьев по партии) и меньшевиков (сотрудников по Совету)?

Вскоре слухи о секретном расследовании уже бродили в обществе. И конечно, они стали известны члену Исполкома Кобе. Он просчитал: каждая демонстрация большевиков будет толкать правительство использовать результаты расследования. Эти обвинения исключат из легальной деятельности и все большевистское руководство, и Троцкого, — ибо все они так или иначе связаны с немецкими деньгами. Не замазан в этой истории он один — Коба. И он не «засветился» в июльском восстании. Он один останется на свободе.

Все так и произошло.

К вечеру 4 июля министр юстиции П. Переверзев оповестил газеты о материалах незаконченного следствия — о связях Ленина и большевиков с немцами. Ночью большевики поспешно объявляют об окончании демонстрации. Но поздно — «дело о шпионах» началось, джинн выпущен из бутылки. Конечно, Ленин знал об этой бомбе замедленного действия. Не потому ли он так спешил — рисковал с июльским выступлением?

Ленин обращается к Кобе. Он — единственный незапятнанный. И грузин Коба отправился к грузину Чхеидзе просить «пресечь клевету» — запретить публиковать материалы, пока не закончится следствие. Он добился своего: Чхеидзе обещал. Но опытному газетчику Кобе ясно: запретить всем публиковать такую сенсацию — невозможно. И непослушная газета тотчас нашлась: бойкий листок «Живое слово» напечатал письма двух революционеров — отсидевшего много лет в Шлиссельбургской крепости Панкратова и бывшего сподвижника Ленина Алексинского. Оба обвинили Ленина и его соратников в шпионаже. Так начался эндшпиль.