– Ну может ли быть иначе? Ты всегда все делал по-своему, – вздохнула Тру. – Но я должна сказать кое-что, прежде чем мы продолжим разговор.
– Давай!
– Вспомни, что первая песня, которую ты написал, была обо мне. Я думаю, это сделало тебя звездой.
– Ты хочешь сказать, что своим успехом я обязан тебе? Потому что много лет назад ты послала меня ко всем чертям и разбила мое юное сердце?
– Нет. – Тру помолчала. – Да. Немножко. Правильно?
– Нет.
– Не обидишься, если я попрошу тебя о маленьком одолжении?
Харрисон присвистнул.
– Прости, но ты уже получила некую компенсацию, мисс Мейбенк. Разве твой мир не сладкий чай и воскресный ужин с цыпленком, сервированный на фарфоре времен Джорджа Вашингтона и Войны за независимость?
Она не стала оспаривать его слова.
– Я просто подумала… раз уж так случилось, что ты здесь, не мог бы ты… простить и забыть?
– Эй, мы больше не в школе, – усмехнулся Харрисон. – Стоит ли говорить об этом?
– Спасибо. – Для нее это все еще было очень важно. Тру думала об этом и переживала из-за того, что случилось тогда после выпускного. – То есть, если наши пути разошлись, ты не станешь ворошить старое? Особенно то, о чем не знает никто?
Он приподнял бровь.
– Думаю, нет такого человека в Бискейне, который не догадывался бы, что в ту ночь на пляже мы не только прогуливались. Черт, девушка, на следующий день я должен был приехать за тобой на белом коне. Я приехал, только на потрепанном синем пикапе, но ты мне отказала. И получила то, что получила, стараясь быть принцессой, мисс Очарование.
Проехав мимо знака с гигантским алым помидором, Харрисон свернул на проселочную дорогу, ведущую к Мейбенк-холлу. Утренний свет заливал все вокруг, распространяя блаженство и негу, синие островки лаванды благоухали, аромат был такой сладкий, что Тру на какой-то момент успокоилась и забыла о том, что совершенно выбита из колеи.
Харрисону это никогда не грозило. Он делал то, что хотел. И знал не только свою собственную душу, но и умел заглянуть в душу другого.
– Дабз не знает, – сказала Тру. – Думает, что ты просто проводил меня домой тогда, после выпускного, и я…
– Он не настолько наивен, – перебил ее Харрисон.
– Моя мама встретилась с его матерью на следующий день.
– Значит, тебя прикрыла мама?
– Она не хотела, чтобы наши семьи рассорились. – Тру не любила вспоминать, в каком отчаянии пребывала тогда ее мать. – Дабз не винил меня за то, что оставила его в ту ночь, да и на тебя тоже не злится.
– Мне наплевать, злится он или нет. И потом, разве это имеет какое-то значение сейчас, когда прошло столько лет?
– Это имеет значение для него.
– Почему?
– Из-за тебя. – Она пожала плечами. – Можно ли его винить? Ни один мужчина не хочет, чтобы жена сравнивала его с другим парнем, который к тому же, по мнению журнала «Пипл», входит в сотню самых красивых людей мира.
– Он зря волнуется, твой жених. Я же не назван самым сексуальным мужчиной.
Хм. Тру на секунду задумалась над его словами, но, видимо, и Харрисон обдумывал такую возможность, а может, ему надоела эта идея, – во всяком случае, выражение его лица не изменилось.
– Ты живешь в нереальном мире, если думаешь, что знаменитости не раздражают девять из десяти человек. Все, что я прошу, это сохранить тайну. И мне не нужно, чтобы папарацци ехали за нами до самого Бискейна: от них одни неприятности.
– Все, что я хотел, это поговорить с тобой. Нормальные мужчины не любят сплетничать.
– Это моя точка зрения. Ты и «желтая пресса» неразлучны, тебе нужно купить акции «Нэшнл инкуайрер».
Харрисон припарковал машину перед домом, положил руки на руль и повернулся к Тру.
– Всегда одно и то же: что скажут соседи? Это девиз Мейбенков.
Пульс отдавался у нее в висках, как биение пчел в банке.
– Меня не волнует, что подумают соседи…
Расстегнутый ворот его рубашки открывал загорелую шею и темно-золотистую поросль на груди.
– Это что-то новое.
– Вовсе нет. Если ты способен объективно оценить события прошлого, то увидишь, что я не убежала с тобой, потому что… потому что во мне заговорил здравый смысл.
– Неужели?
Она тяжело вздохнула.
– Мне было восемнадцать, и предстояла учеба в колледже. И сейчас ты не можешь не понимать, каким несчастьем обернулось бы для меня бегство с тобой в Нэшвилл. Причем не только для меня, но и для тебя тоже.
– Я понимаю. Все правильно.
– Я хочу закончить со всем этим. Это старая история.
– Поверь, Тру, мне тоже неинтересно копаться в прошлом.
Харрисон наконец отвернулся от нее, и прищурившись, принялся осматривать дом.
Тру защищалась так же естественно, как дышала.
– Он постарел на десять лет с тех пор, как ты последний раз видел его, – поспешила напомнить она.
– Да, но… – Он колебался. – Черт побери, он выглядит вполне… прилично.
– Дом старый. Ему почти двести лет. – Сделав паузу, она убрала волосы со лба. – У нас все не хватает времени покрасить его.
Харрисон обозревал окружавшие дом поля и увидел двух сборщиков помидоров.
– Смотри, вон там, двое покупателей. Может, мне спугнуть их?
– Не вздумай!
Мейбенк-холлу принадлежали два больших поля, которые засаживали клубникой, ежевикой, помидорами и тыквами.
– То есть вы так заняты, что за десять лет не нашли времени покрасить дом?
– Я займусь этим. Очень скоро мы его обновим.
После того как Тру станет женой Дабза. Реставрация Мейбенк-холла станет ее свадебным подарком. Возвращение былой славы поместью. Дабз хотел начать работы еще в прошлом году, но она не позволила. Ей казалось, это неправильно, пока они не женаты. Тру до свадьбы не взяла у него ни сантима.
Харрисон резко повернулся к ней.
– Что-то не так в мире Мейбенков, да? Твоя семья не такая, чтобы пустить подобные вещи на самотек, и разрешить чужим людям хозяйничать на своей земле.
Тру покачала головой, стараясь не замечать интерес, вспыхнувший в его глазах.
– Нет, все хорошо.
– Я не уверен, – пробормотал он. – Ты сама не своя. Это отчаяние – что-то новое, что-то другое в тебе. И потом, тот… тот неприятный эпизод в аэропорту.
– Да, ты прав, я в отчаянии, – согласилась Тру. – Я все думаю, где достать хорошего флориста к свадьбе. – Пусть думает, что она невеста, придирчивая до чертиков, самая придирчивая из всех в округе.