Памятное. Новые горизонты. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Громыко cтр.№ 59

По приглашению Сержа (так Сергея стали называть в Америке) Кусевитского мы с женой однажды присутствовали в Бостоне на концерте этого знаменитого симфонического оркестра, который впервые в США исполнил Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича. За дирижерским пультом стоял сам Кусевитский, что еще больше подчеркивало значение события, причем не только музыкального. Руководя Бостонским оркестром, Кусевитский, можно сказать, сросся с ним, и получилось так: дирижер – выходец из нашей страны, состав музыкантов – американский, репертуар оркестра насыщен русской, советской музыкой.

– Синтез, конечно, сложный, – сказал по этому поводу сам Кусевитский, – но понятный.

Кусевитский немало полезного сделал для Советского Союза и до, и во время войны. Он принимал участие в работе дружественных нашей стране общественных организаций США. Часто посещал советское посольство, обычно в сопровождении племянницы. Вся Америка знала, что Серж Кусевитский является выходцем из России, выдающимся деятелем искусства, сформировавшимся на почве русской культуры. Уже после войны он бывал не раз со своим оркестром на гастролях в СССР и всегда встречал теплый прием у нашей публики.

В советской печати в тридцатых годах не раз упоминалось имя профессора Сергея Александровича Воронова. Этот крупный ученый-биолог попал в эмиграцию еще юношей, уехав за границу с родителями. Получив медицинское образование во Франции, он работал главным хирургом госпиталя в Париже.

Позже Воронов увлекся геронтологией, главным образом изучением проблемы омоложения. В те времена, отчасти под влиянием и его исследований, эта интригующая область науки стала привлекать внимание общественности. В годы войны Воронову удалось ускользнуть от фашистов во Франции и добраться до Соединенных Штатов, где он продолжал заниматься своей научной работой.

С советским посольством у Воронова установились хорошие, дружественные контакты. Чувствовалось, что жизнь у него в Америке нелегкая. Его научная деятельность там особой популярностью не пользовалась. В беседах с сотрудниками посольства он открыто сетовал на жизнь. По всему ощущалось, что его научная работа продвигалась медленно. Поэтому, когда речь заходила о его трудах, он проявлял сдержанность.

Мне приходилось встречаться и беседовать с ним. Он интересно рассказывал об обстановке в кругах эмиграции, делился своими впечатлениями об уровне медицины в США. Особенно вдохновлялся он, когда мы заводили речь об идее продления жизни человека.

– Лучшей темы для приятной беседы найти нельзя, – говорил он и принимался рассказывать о своих теориях омоложения организма.

– А не могли бы вы привести примеры с результатами ваших опытов? – спрашивал я.

Он их приводил; однако, скажу прямо, они не казались убедительными. Во-первых, их, судя по всему, было не так уж и много, а во-вторых, речь шла о явлениях неприметных, судьба людей, подвергшихся операции, да и результаты медицинского воздействия на них со стороны профессора оставались малоизвестными широкой публике.

Задал я ему однажды вопрос:

– А как вы начали заниматься проблематикой геронтологии?

Он лукаво улыбнулся:

– Совершенно случайно.

И рассказал интереснейшую историю.

– Задолго до этой войны мне как-то довелось побывать в Египте, – поведал он. – Я посетил район пирамид возле Каира. Неподалеку от знаменитой пирамиды Хеопса был ресторан, в основном его посещали туристы. Вошел в него и сразу же обратил внимание на странный вид одного из официантов. Человек этот, если судить по походке и быстрым четким движениям, был, бесспорно, молод, но его внешность, особенно дряблая кожа лица и рук, совершенно сбивала с толку: казалось, что передо мной старик. Пришел я туда еще как-то раз. Каково же было мое удивление, когда я заметил еще трех официантов, по внешним признакам в точности похожих на того, который уже встречался здесь ранее. Интересно?

Рассказчик вопросительно посмотрел на меня. Я не стал скрывать:

– Очень интересно.

Это его, как мне показалось, вдохновило, и он продолжал:

– Как медик, я стал наводить справки, выяснять, в чем тут дело и что же это за люди. Оказалось, что им еще в детском или отроческом возрасте были сделаны операции, которые их фактически изуродовали как мужчин. Так, выяснилось, фараоны поступали еще в Древнем Египте. Эту, с позволения сказать, «традицию» уже в новое время продолжил королевский двор современного Египта. И тут я задумался над тем, нельзя ли устранить это уродство, нельзя ли помочь этим людям, можно ли вместо того, чтобы убыстрять процесс старения кожи и самого человека, сделать так, чтобы этот естественный биологический процесс замедлить и даже обратить вспять? И вскоре дал себе слово: посвятить жизнь решению этой задачи. Все, что я делал в научном плане в дальнейшем в Европе, точнее, во Франции, а затем в США, было подчинено именно этому.

Профессор С.А. Воронов прислал мне в посольство на память свою книгу с автографом, изданную в Америке на английском языке. Эта книга и сейчас находится в моей домашней библиотеке. У нее броское название «От кретина к гению». Не берусь судить о ее научных достоинствах, но читается она как захватывающий роман. Высказанные им мысли, видимо, спорны с научной точки зрения, хотя и занятны, даже увлекательны с чисто человеческой.

Его приглашали к нам в посольство и на приемы. Сергей Александрович всегда приходил на них со своей женой-француженкой. Сам он был высокого роста, производил впечатление атлета. На первый взгляд казалось, что он молод, но его возраст выдавала абсолютно седая голова. Его жена, блондинка, пожалуй, не уступала ему в росте, но была по крайней мере вдвое моложе.

Держался Воронов корректно. Он считал себя человеком далеким от политики, однако в среде русской эмиграции проводил самую настоящую политическую работу – рассказывал правду об успехах нашей страны и в довоенный период, и на фронтах, собирал средства в помощь советскому народу, раненым воинам Красной армии, в общем-то вел себя как настоящий патриот земли российской. В годы войны вдали от родины он жил с пользой для нее. Мы в посольстве были признательны ему за это.

Воронов принадлежал к числу тех эмигрантов, в груди которых билось сердце патриота. Будучи оторванными от родины в силу разных причин, чаще не связанных с политикой, они во многом жили мыслями и чувствами своего народа. Эти переживания хорошо выражены в литературных произведениях и письмах из-за рубежа А.Н. Толстого, А.И. Куприна, И.А. Бунина и других известных писателей.

Советские люди старшего поколения, возможно, помнят, как в тридцатых годах наша печать выступала с осуждением поступка академика В. Ипатьева. Он был крупным специалистом в области химии. Выехав в командировку в США, Ипатьев не возвратился. Повел он себя, разумеется, антипатриотически. И конечно же за рубежом наши недруги это использовали не на пользу Советскому государству.