Парижские тайны. Жизнь артиста - читать онлайн книгу. Автор: Жан Маре cтр.№ 60

Но моя судьба не дремала.

Жан показал сценарий Дешарму, но тот ничего не понял в произведении, столь отличающемся от тех, которые он привык читать. Он решил, что над ним издеваются, что Жан сделал халтуру, лишь бы побыстрее получить остаток гонорара. Дешарм аннулировал контракт и телеграфировал Жан-Пьеру, что фильма не будет.

Жан в отчаянии. Он настолько захвачен своим сюжетом, что для него будет настоящей драмой, если он не сможет его реализовать. Мы, друзья, видя его отчаяние, пытаемся помочь. Особенно старается мой импресарио и наш общий друг госпожа Ватье. Она предложила Жану самому поставить фильм на паях с исполнителями, представляемыми со-продюсером, все тем же Польве.

Все это потребовало времени. Когда мадам Ватье (для меня просто Люлю) удалось все организовать, Жан-Пьер Омон уже был занят. Роль Орфея предложили мне. Счастливый, я согласился. Нужен актер на роль ангела Эртебиза. Я предложил Жерара Филипа. Но он отказался. Жан пригласил Франсуа Перье.

На роль Смерти он хотел пригласить сначала Гарбо, потом Марлен Дитрих, наконец, Марию Казарес.

И, как всегда, все члены съемочной группы восхищались режиссерскими находками Жана. Он старался все понять, постичь, ничего не оставляя без внимания. Сам того не желая, Жан по-новому использовал технические приемы. Он строил некоторые декорации так, что стены домов стали полом, а пол стеной, что затрудняло походку актеров и придавало ей необычность. Поначалу техники съемочной группы сомневались, но на просмотре ревели от восторга.

Жан без конца придумывал новые трюки для зеркала, через которое мы должны были проходить. А главное, он использовал сверхъестественное экономно, подчиняя его определенным законам. Берар умер до начала съемок фильма, для которого он сотворил чудеса. Мы больше не увидим его бороду, шляпу, неряшливые костюмы, его собаку непонятного окраса, его пухлые руки ребенка, создающие красоту. Для нас это невосполнимая утрата, для Жана – больше, чем для всех остальных.

Когда фильм выйдет на экран, Жана, как обычно, назовут волшебником, не задумываясь, в чем секрет его успеха.

После фильма Жан уехал в Сен-Жан-Кап-Ферра. Он прислал мне стихотворение:

Мой Жанно! О, пусть небо

Нам позволит соединиться!

Без тебя жизнь нелепа

Даже в солнечной Ницце.

Приезжай сюда тоже,

Здесь царит красота.

Красота на тебя похожа,

И ее сестра – доброта.

Известный менеджер Фернан Лумброзо, организующий турне, предложил мне создать «Труппу Жана Маре». Я выбрал семь пьес, составивших шесть спектаклей: «Адская машина», «Священные чудовища», «Трудные родители» Жана Кокто, «Леокадия» Ануя, «Британик» Расина, «За закрытыми дверями» Сартра и «Леони пришла раньше» Фейдо. Я должен был играть в каждой из этих пьес, но в конечном итоге отказался от участия в пьесах «Леони пришла раньше» и «Священные чудовища».

Мы отправляемся в Египет и Турцию. Играть в Ливане нам не пришлось, уж не знаю, по какой причине. Жан и коллеги воспользовались этим, чтобы открыть для себя все чудесные места нашего маршрута. Меня работа приковывает к театру.

Наше турне проходит блестяще благодаря Жану. Он выступает перед публикой и озаряет своим светом всю труппу.

Меня предупреждали, что, раз мы не везем с собой хорошеньких девушек, мы не будем иметь успех в этих странах. Но, что гораздо важнее, у нас были прекрасные актрисы – Габриэлла Дорзиа, Ивонна де Бре, Таня Балашова, Габи Сильвия. Нас повсюду ждал триумф.

Жан Кокто настолько мало был знаком с современной Турцией, что перед отъездом спросил у Фернана Лумброзо, почему мы едем в Стамбул, а не в Константинополь. По прибытии мы узнали, что все билеты на наши спектакли давно проданы, за исключением «Британика». Одна труппа играла эту пьесу до нас в плохой постановке и с недобросовестными актерами, которые не знали текста. Это кажется мне чудовищным.

Жан знает, как я дорожу этим спектаклем. Он предлагает выступить на следующий день с лекцией. Я люблю его слушать, поэтому присутствую в зале. Перед железным занавесом, который забыли раздвинуть, находится красный занавес. Жан поднимается на сцену и начинает говорить. Он говорит, что публика, как стихия, вызывает у актера морскую болезнь…

Рабочие сцены замечают, что железный занавес не раздвинут, и включают механизм, приводящий его в движение. Возникший при этом поток воздуха подхватывает красный занавес и несет его в сторону зала, облепив тело стоящего посередине сцены Жана. Любой другой на его месте выглядел бы смешным. А он продолжает, как будто все это было заранее предусмотрено сценарием: «Сцена – это корабль, влекомый красными, расшитыми золотом, парусами, и рискующий попасть в бурю».

Буря разразилась, но… буря аплодисментов. Затем Жан рассказывает о Турции, о ее городах, деревнях, о революции в ее литературе, о школах, учителях, о корнях ее языка, заимствованного у многих народов. Помня, как малы его познания об этой стране, я думаю, что он сошел с ума, у меня на лбу выступает холодный пот. И снова триумф! Публика устраивает ему настоящую овацию.

Жан представляет «Британика», да с таким жаром, что мне приходится потихоньку уйти из зала. Уже из-за кулис я слышу, как он просит всех присутствующих прийти на спектакль. В тот же вечер все билеты были проданы.

После лекции я спросил Жана, откуда он так хорошо знает Турцию.

– Сегодня утром, – ответил он, – я попросил разрешения посетить университет.

Никогда еще у меня не было такой хорошей прессы. Вот урок, который актер может извлечь из турне: хвалят гораздо больше, чем в Париже, а слушать комплименты опасно. Я избегаю этой опасности тем, что не читаю газет, чем часто удивляю своих товарищей.

В свободное время мы совершали экскурсии по этому прекрасному городу. Нас предупредили никогда ничего не давать маленьким нищим. Как-то мы попали в бедный квартал. Едва мы успели выйти из нашего «кадиллака», как навстречу нам бросились дети с протянутыми руками. Мы сделали вид, что не замечаем их. Мое внимание привлек мальчик с бесформенным, скрюченным телом, он калека. После моего отказа он горько заплакал. Я подумал: «Черт побери, будь что будет!» – и дал ему мелочь. Мальчишка расхохотался и распрямился. Он оказался замечательным актером. Каждый вечер после спектакля я заставал его у дверей театра и всегда давал ему мелочь. Ему было, наверное, лет десять. Я подумывал о том, чтобы усыновить его. Но мне отсоветовали.

Когда я вернулся в Париж, мне предложили сниматься в экранизации «Шери». Но продюсер господин Дольберг не хотел приглашать Валентину Тессье на роль Леи, хотя она была в ней великолепна. Он находил ее слишком старой для этой роли. Я предложил Валентине сделать тайком фотопробы. Она выглядит на них лет на тридцать девять, не больше, это как раз возраст персонажа. Я послал их продюсеру. Несмотря на мои уговоры, Валентина настояла на встрече с Дольбергом. Мы пошли к нему вместе.