Проклятое время - читать онлайн книгу. Автор: Габриэль Гарсиа Маркес cтр.№ 10

– Всему свой час, – сказал падре.

И добавил совсем другим тоном:

– Видит Бог, я не хотел бы состариться на глазах у прихода. Молюсь, чтобы со мною не произошло то, что случилось со смиренным Антонио Исабелем, настоятелем церкви Святого причастия и алтаря Кастанеды и Монтеро. Он сообщил епископу, что в его приходе идет дождь из мертвых птиц. Ревизор, посланный епископом, обнаружил священника на площади городка – он играл с детьми в полицейских и воров.

Правоверные католички пришли в изумление.

– О ком вы ведете речь?

– О святом отце, занявшем мое место в Макондо, – ответил падре Анхель. – Ему было сто лет.

Свирепость сезона ливней можно было ожидать уже, судя по последним дням сентября, а к концу этой недели он показал себя во всей беспощадности. Все воскресенье алькальд провел в гамаке, горстями принимая обезболивающее, а в это время река вышла из берегов и заливала нижние улицы.

Ранним утром в понедельник впервые ненадолго перестал лить дождь, городку потребовалось несколько часов, чтобы очнуться и поверить в это. Лишь бильярдная и парикмахерская открылись рано, а большинство домов было закрыто аж до одиннадцати. Сеньора Кармайкла ошеломило зрелище этого утра – возбужденные толпы простолюдинов выдергивали из грунта угловые столбы и переносили свои лачуги целиком – прямо с пальмовыми крышами и стенами из бамбука и глины повыше, дальше от реки.

С раскрытым над головой зонтом сеньор Кармайкл наблюдал из-под навеса парикмахерской за этой нелегкой эвакуацией, как вдруг голос парикмахера прервал его созерцание.

– Подождали бы, пока перестанет лить совсем.

– В ближайшие два дня не перестанет, – сказал сеньор Кармайкл и закрыл зонтик, – мои больные суставы никогда меня не обманывают.

Люди, которые по колено в грязи тащили дома на спинах, ненароком задевали стены парикмахерской. Сеньор Кармайкл увидел через окно одной из лачуг голую изуродованную комнату, спальню, зияющую срамными подробностями, – и его охватило предчувствие надвигающейся беды.

Ему казалось, что сейчас часов шесть утра, но желудок свидетельствовал о том, что скоро двенадцать. Сириец Мойсес пригласил переждать очередной дождь у него в лавке. Сеньор Кармайкл повторил свои предсказания о дожде и заколебался, перепрыгнуть ли ему на тротуар к соседнему дому. Мальчишки, игравшие в войну, бросили ком глины, и он расплющился на стене недалеко от его свежевыглаженных брюк. Сириец Элиас выскочил из своей лавки с метлой в руках и, мешая арабские слова с испанскими, осыпал мальчишек нецензурной бранью. Мальчишки радостно запрыгали и закричали:

– Лупоглазый турок обожрался булок!

Удостоверившись в безупречной чистоте своего наряда, сеньор Кармайкл закрыл зонтик, вошел в парикмахерскую и уселся в кресло.

– Я всегда говорил, что вы человек умный, – сказал парикмахер, завязывая ему на шее простыню.

Сеньор Кармайкл вдохнул запах лавандовой воды, такой же неприятный для него, как запах анестезии в зубном кабинете. Парикмахер принялся подравнивать волосы на затылке. Сеньор Кармайкл тут же заскучал и поискал взглядом, что бы почитать.

– Газет нет?

Не прерывая работы, парикмахер ответил:

– В стране остались только правительственные газеты, а их, пока я жив, в моем салоне не будет.

Сеньору Кармайклу пришлось заняться созерцанием своих потрескавшихся туфель, но тут парикмахер спросил его о вдове Монтьель – сеньор Кармайкл шел как раз от нее. После смерти дона Хосе Монтьеля, у которого он служил много лет бухгалтером, сеньор Кармайкл стал управляющим у его вдовы.

– Все благополучно, – ответил он.

– Одни убиваются за клочок земли, – сказал парикмахер, словно разговаривая сам с собой, – а у нее одной столько земли, что за пять дней на лошади не объедешь. Хозяйка десяти округов, не меньше.

– Не десяти, а трех, – поправил его сеньор Кармайкл. И убежденно сказал: – Она самая достойная женщина в мире.

Парикмахер перешел к туалетному столику, чтобы промыть расческу. Сеньор Кармайкл увидел в зеркале его козлиное лицо и лишний раз убедился, что не уважает парикмахера. Тот рассматривал свое отражение в зеркале и продолжал:

– Обстряпано лихо: у власти моя партия, ее политическим противникам полиция угрожает расправой, и им некуда деться – продают мне землю и скот по бросовым ценам, которые я же и назначаю.

Сеньор Кармайкл опустил голову. Парикмахер продолжал его стричь.

– Проходят выборы, – говорил он, – и я уже хозяин трех округов, и у меня нет ни одного конкурента – я на коне, хоть правительство и сменилось. Выгодней, чем печатать фальшивые деньги.

– Хосе Монтьель разбогател задолго до того, как началась политическая грызня, – отозвался сеньор Кармайкл.

– Ну да, сидя в одних трусах у дверей рисового хранилища. Говорят, он первую пару ботинок надел всего девять лет назад.

– Даже если и так, то вдова не имела абсолютно никакого отношения к его делам.

– Она только прикидывается дурочкой, – не унимался парикмахер.

Сеньор Кармайкл поднял голову и высвободил шею из простыни, чтобы не так давила.

– Вот поэтому я предпочитаю, чтобы меня стригла жена, – сказал он. – Не стоит ни сентаво, и, кроме того, она не болтает о политике.

Парикмахер толчком наклонил его голову вперед и молча продолжал стричь. Временами он лязгал над головой клиента ножницами от избытка мастерства.

Тут до слуха сеньора Кармайкла донеслись с улицы крики. В зеркале отразились проходившие мимо открытой двери дети и женщины с мебелью и разной утварью из перенесенных домов.

– На нас сыплются несчастья, а вы все погрязли в политических разборках. Прошло больше года, как прекратились репрессии, а вы толкуете только об этом.

– А то, что мы брошены на выживание – разве это не репрессия? – парировал парикмахер.

– Но ведь нас не избивают.

– А бросить нас на произвол судьбы и не думать о нас – разве не то же самое, что избивать?

– Это газетные «утки», – сказал, уже не скрывая раздражения, сеньор Кармайкл.

Парикмахер молча взбил в чашечке мыльную пену и принялся обильно наносить ее кистью на шею сеньора Кармайкла.

– Иной раз так хочется почесать язык, – как бы оправдываясь, сказал он. – Когда еще доведется встретить такого беспристрастного человека.

– Поневоле станешь беспристрастным, когда надо прокормить одиннадцать ртов, – пробурчал сеньор Кармайкл.

– Это точно, тут ничего не попишешь, – подхватил парикмахер.

Он провел бритвой по ладони, и бритва запела. Он стал молча брить затылок сеньора Кармайкла, снимая мыло пальцами, а потом вытирая пальцы о штаны. Под конец он потер затылок квасцами, так и не проронив ни слова.