Паводок - читать онлайн книгу. Автор: Юнни Халберг cтр.№ 6

— Наверняка.

Юнни подошел к воде поглядеть на отметки. Тросет сгреб его за дождевик, потянул к себе.

— Осторожно. Камни тут неустойчивые.

— Пожалуй, стоит сделать насыпь.

Он покачал головой.

— Нет, не стоит.

— Ты же сам сказал, что будет большой паводок, верно?

— Насыпью тут не обойдешься, — решительно объявил Тросет.

Я взглянул на серо-черные горы, грузно нависшие над Задником, на ровный, темный контур леса на севере, на редкие дома вдали, где жили всякие бирюки, глубоко презиравшие всех, кто смотрел телевизор, ел овощи и имел машину. В нескольких милях к северу был арендаторский хутор — тесная кучка домишек, словно бы пяливших на тебя глаза, когда ты ехал мимо по ухабистому проселку. Я понятия не имел, что за народ там обитает — шизики какие-нибудь или вполне нормальные люди, не знал, чем они занимаются. Может, там вправду окопалась шайка чокнутого мужичья, а может, я просто насмотрелся фильмов и начитался газет. Вообще-то беспредельщиков я в жизни не встречал, здешние буяны если и затевали склоку, то ничего из ряда вон выходящего не устраивали, а вдобавок у них всегда имелись причины для подобных поступков. Взять, к примеру, Тросета. У него тоже были свои причины. Я знал, из какой он семьи и каково ему жилось до тридцати с лишним лет. Его история наверняка похожа на многие другие, но мне она представлялась иначе. Я воочию видел скотный двор, где гуляли сквозняки, и парня, который сидел там в одном вязаном свитере, дыхание белыми клубами вылетало у него изо рта, зубы стучали от холода, — младший брат вышвырнул его из дома. Хорошо хоть, он сумел встать на ноги, нашел себе невесту, женился. Завел пони, маленькую конюшню, дом и жил там — между Йёрстадом и Квенной. Потом пони околел. Жена померла. А он по-прежнему жил в усадьбе. Стал бояться людей, и в поведении появились нелепые странности. Н-да, что тут скажешь. Я смотрел на его тощую физиономию, словно скроенную из светло-желтой пластмассы, на вытертый пиджак, давно лишившийся нескольких пуговиц, на брюки, заправленные в высокие черные сапоги.

— Зашел бы к нам как-нибудь, а? — сказал я.

Тросет вытаращил глаза.

— Чего-чего?

— Может, зайдешь завтра пообедать?

Он долго смотрел на меня, потом переспросил:

— Пообедать?

— Ну да, пообедать, а после пропустить по стопочке.

Он отвел глаза.

— По стопочке?

— Ага, как раньше.

— Не знаю. Правда не знаю.

— Мы ведь соседи как-никак.

Тросет опять глянул на меня, сложил мерную рейку, нагнулся, подхватил ведро.

— Надо подумать… Да, вот так мы и скажем. — С этими словами он зашагал к дороге.

Я проводил взглядом долговязую фигуру. Он прошел по мосту и направился к своему дому, на который вечно пялились все мимоезжие автомобилисты, а те, кто успевал присмотреться, замечали прибамбасы на крыше. Много лет назад он набрал в лесу замысловатых коряг, залез на крышу и приколотил их к коньку, сплошняком, от одного конца до другого.

Лежа на кровати, я перечитывал два письма, которые так и не отправил. Не нравились они мне, хотя не отослал я их не по этой причине. Речь в письмах шла обо мне самом. Я писал о том, чем занимался последние две недели, о событиях в Йёрстаде, об отце и матери, о Нине и Юнни. В одном из писем я упомянул и про Хуго. Рассказал, как он шел за мной по Главной улице, а я схоронился за углом и оттуда врезал ему. Написал о драке и о том, что вокруг собрались мужики и с удовольствием наблюдали, как я схватил Хуго за горло и повалил и он, прижатый к земле, прошипел, что я осрамил фамилию Йёрстад и что мне все это дорого обойдется. В конце концов он тогда обмяк, перестал сопротивляться, но про это я не написал, потому что не понял, в тот раз не понял. О Сив я ничего толком не написал — ни о том, как она мне нравится, ни о том, что мне хочется с ней делать. Струсил, должно быть. По всему видать, письма накатал человек, которого не интересует никто, кроме собственной персоны. И снова я попробовал убедить себя, что рано или поздно она поймет, кто был прав. Несколько раз Сив заезжала к нам, в отсутствие остальных домочадцев, и усадьба пришлась ей по душе. Она с удовольствием возилась со скотиной, водила трактор, убирала навоз. А я с удовольствием смотрел, как она это делала. Прямо-таки хорошела от деревенской работы.

За окном послышался шум автомобиля. Он затормозил на дороге, не рискнул подъехать ближе. Я надел халат, спрятал письма в шкаф. Машина развернулась и уехала. Немного погодя до меня донесся шорох гравия. Она опять была в городе. Снова настала тишина. По мокрой от дождя траве она шла к крыльцу. Да, думал я, шестнадцать лет девчонке, а она чуть не каждый вечер где-то шастает. Хотя еще год-другой назад мы вместе рисовали солнце и деревья. Она сочиняла стишки про китайцев и про астры. С первого класса приходила ко мне с любой своей неурядицей, с любым вопросом. И вот все кончилось. Разом переменилось. Давно она не сидела на моей кровати, не вела со мной разговоров. Раньше я часто гладил ее по волосам, но теперь, едва я поднимал руку, она отшатывалась. Вот недавно, в начале мая, когда она выглядела очень усталой, я попытался погладить ее по щеке. Она отпрянула и посмотрела на меня так, будто я не в своем уме. Я потуже затянул пояс халата; внизу скрипнула дверь, Нина сняла туфли, тихонько поднялась по лестнице и шмыгнула в свою комнату на другом конце коридора. Я прошел в ванную, расположенную рядом с ее комнатой. Мне было слышно, как она включила свет, открыла шкаф, что-то достала. Я сел на крышку унитаза. Надо выяснить, где ее носило.

Неожиданно она вскрикнула, рывком распахнула дверь и помчалась вниз.

Нашел я Нину в комнате Юнни, возле кровати. Юнни лежал на кровати, прикрыв голову руками. А Нина лупила его кулаком.

— Чертов псих! Всё, хватит! С ходу в дурдом загремишь!

Я взял ее за талию и оттащил к двери. Она шипела от злости, потом крикнула:

— Это последний раз!

Юнни, по-прежнему закрывая голову руками, издал какой-то скрипучий звук, словно шестеренка, забитая песком. Я спросил, что стряслось.

— Погляди на мою постель, — сказала Нина, плюнула и выскочила вон из комнаты.

Я выглянул за дверь. Мамаша, в голубом халате, лохматая, с блестящим от крема лицом, что-то делала на кухне. Я присел на край кровати, погладил Юнни по волосам, велел ему почитать книжку, а сам поднялся наверх, к Нине. У нее в постели, на простыне, лежал пуховый птенчик. Неоперившийся дрозденок. Мертвый. Я взял его за лапку и выбросил в окно. Потом сменил простыню и пододеяльник, опять спустился к Юнни и рассказал ему, что нашел у Нины.

Он показал на открытое окно, затем на кровать.

— Почем ты знаешь? Ты там был? — спросил я. Он помотал головой. Я не знал, что и думать.

Иногда он валялся у Нины на постели или шел к ней, напуганный ночным кошмаром. Иногда рылся в ее одежде и косметике. Но душить птенцов?