Постоянное соприкосновение с опасностью быстро сделало Нельсона фаталистом.
Повстанцы совместно с английским десантом постепенно освобождали остров от французов. Наконец в руках последних остался лишь город Кальви, который был осажден летом 1794 года. Англичане уже предвкушали скорую победу, когда в их лагере начались повальные болезни.
Глядя, как с каждым днем растет число могильных холмов, Нельсон негодовал:
— Мы измотаемся до смерти, прежде чем успеем навредить этим треклятым французам!
В один из дней, когда он осматривал позиции неприятеля, шальное ядро ударило рядом с ним в бруствер, осколок камня попал капитану «Агамемнона» в бровь и повредил зрительный нерв.
— Наша жизнь находится в руках Бога, но мое имя, моя честь находятся в моих руках! — так якобы сказал Нельсон после полученной раны.
На этом, собственно говоря, участие его в боях за Корсику и закончилось.
Теперь мы подходим к весьма нелюбимой британскими историками деликатной истории с невидящим глазом Нельсона. Принято считать, что в бою при Кальви Нельсон был ранен в глаз, после чего на него ослеп. Потому на всех классических портретах он изображен с черной повязкой, закрывающей его ослепший глаз. Однако не столь давно в британской прессе появились статьи, утверждающие, что рана Нельсона была настолько незначительна, что его даже не внесли в официальные списки раненых, так как с глазом почти ничего не случилось, лишь несколько снизилась острота зрения.
Нельсон, ожидавший за Корсику наград и отличий, но не получивший ничего, жалуется, скрупулезно подсчитывая все свои заслуги, не забывая даже самых мелких: «В течение ста десяти дней я фактически участвовал в военных действиях против врага на море и на суше. У меня на счету три морских боя, два — против Бастии на моем корабле и четыре боя на небольших судах, с моей помощью занято две деревни, сожжено двенадцать парусников. Не знаю человека, который сделал бы больше. Я с удовольствием слушал похвалы главнокомандующего, но не получал наград, а что еще обиднее — за верную службу и ранение хвалили не меня, а тех, кто лежал в постели, далеко от поля боя. Меня не оценили по достоинству. Ну, ничего, я еще попаду в газеты».
Именно тогда Нельсон объявляет во всеуслышание, что его раненый глаз ничего не видит, что он получил увечье, и если его обошли наградой, то должны хотя бы назначить пенсию как инвалиду. Кто мог проверить, видит Нельсон раненым глазом или нет, а если видит, то насколько хорошо? Никто! Теперь капитан «Агамемнона» везде и всюду появляется с черной повязкой, свидетельствующей о совершенных им подвигах.
Впоследствии, когда Нельсон потеряет руку, история с невидящим глазом утратит всякий смысл, и тогда он навсегда снимет свою черную повязку. Впрочем, чтобы его не заподозрили в обмане, Нельсон будет говорить, что его зрение постепенно восстановилось. Вот почему история про выбитый глаз британского флотоводца, возможно, не более чем легенда, сочиненная самим Нельсоном от обиды за невнимание к своей особе и в надежде на сострадание начальства.
* * *
После непрерывных походов «Агамемнон» нуждался в хорошем ремонте. А потому, едва завершились бои за Корсику, Нельсону было приказано перегонять корабль в Ливорно, где и заниматься приведением корабля в боеспособное состояние. Одновременно Нельсону было поручено добиться разрешения на пользование портом и местным Адмиралтейством у дожа Генуи.
Пока шли переговоры и работы по ремонту корабля, у офицеров было время, чтобы как следует отдохнуть после перенесенных трудов. Начались скоропалительные страстные романы с местными красотками, благо призовые деньги у «агамемноновцев» на руках были немалые. Не остался в стороне от плотских утех и капитан корабля.
Один из биографов Нельсона Джеймс Гаррисон, как бы извиняясь за своего героя, пишет: «Не стоит умалчивать, что, хотя Нельсон никогда не был бесчестным соблазнителем жен и дочерей своих приятелей, все знали о том, что он питает гораздо большее пристрастие к прекрасному полу, чем это допускают нормы чистейшей христианской морали. Это потворство своим желаниям в сочетании с небольшой долей тех грубых привычек, что присущи всем британским морякам, а именно бездумное употребление бранных слов, — вот это и есть те немногие темные пятна, которые слегка приглушили блеск его морального облика».
В Англии никогда не любили и не любят вспоминать историю ливорнского романа Нельсона. Но он был, и из песни, как говорится, слов не выкинуть…
На этот раз объектом страсти капитана стала француженка Аделаида Коррелья. Современники единодушно утверждают, что это была женщина поистине ослепительной красоты. Нельсон увлекся ею настолько серьезно, что сразу же напрочь забыл о своей ненависти к французской нации.
Знакомство с мадемуазель Коррелья произошло в самом конце 1794 года в доме британского дипломата в Ливорно. Думается, появление там красавицы было не случайным. В обязанности британских дипломатов того времени помимо всего прочего входила и организация отдыха капитанов судов, заходивших в их города. А потому британский дипломат пригласил эту красивую и не слишком обремененную таким качеством, как нравственность, даму. Скорее всего, Аделаида не первый раз выступала в предложенной ей роли, потому что с первой же встречи их отношения с Нельсоном стали больше чем просто дружескими. Что касается Нельсона, то он, как и раньше, не умел ухаживать, не привлекая к себе всеобщего внимания и не давая повода для разговоров о своей особе. В данном случае ему просто нравилось появляться с красавицей везде и всюду. Капитан «Агамемнона» не отпускал Аделаиду от себя ни на шаг, почему и стал вскоре объектом колкостей и насмешек своих товарищей. Капитан Томас Фримантл во всеуслышание говорил:
— Он выставляет себя на посмешище, таскаясь везде со своей новой куклой!
Что, впрочем, нисколько не мешало Нельсону регулярно слать жене душещипательные письма: «В тебе — все мои радости; ты живешь в моем воображении, где бы я ни находился».
Впоследствии Нельсон старался нигде не упоминать о своем ливорнском романе. Когда же друзья начинали над ним подшучивать, он утверждал, что общался с французской красавицей исключительно для сбора разведывательной информации. Интересно, какие военные тайны Парижа могла знать ливорнская дама полусвета, покинувшая Францию мною лет назад?
Но вот ремонт «Агамемнона» уже позади, его перебрали, заменили прогнившие доски обшивки, почистили днище, заменили часть рей, вычистили трюмы и выкрасили борта, загрузили припасы и воду. Теперь пора и в море!
СРАЖЕНИЕ ПРИ СЕНТ-ВИНСЕНТЕ
И ПЕРВАЯ СЛАВА
К началу 1795 года в расстановке политических сил в Европе произошли важные изменения. Франция подписала мир с Пруссией и тем самым вывела ее из антифранцузской коалиции. Голландия, а затем и Испания выступили против Англии на стороне Франции. Такие изменения были как нельзя кстати для французского флота, который за не слишком удачные годы противоборства с Англией на море потерял тридцать три линкора, сорок фрегатов и более шестидесяти мелких судов. Теперь же наряду с французским флотом англичанам предстояло противостоять голландскому и испанскому флотам. И хотя каждый из них в отдельности значительно уступал английскому как по качеству кораблей, так и по выучке команд, однако вместе они представляли весьма серьезную силу. Ободренные создавшейся ситуацией, члены Директории, генерал Гош и морской министр Трюге приступили к подготовке десантной операции в Ирландии. Активизировались французы и на Средиземном море.