Шел старый еврей по Новому Арбату - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Кандель cтр.№ 39

Куда, куда… В мусорный ящик, вот куда.

Плечо ноет от укола. Душа корчится от стыда.

– Понял? – говорит. – Приходится защищаться.

– И от меня?

– От тебя тоже.

Ухожу в комнату, а там другой кактус, высотой с полметра.

Отломили для меня отросточек, завернули в мокрую тряпку, чтобы не повредился в пути, дали пояснение:

– Посадишь в большой горшок – уйдет в корень. Посадишь в крошечный – пойдет в рост. Выбери, что лучше.

Прилетел домой, посадил кактус в малый горшочек, и он полез вверх, изумляя редких моих гостей.

Высится который уж год, устремляясь к потолку, задает хозяину непростой вопрос: корни велики – ты мал, корней нет – ты велик.

А первый скорпион, самый первый, которого убили теннисной ракеткой, так и живет у меня под крышей. В бутылочке со спиртом. Больше тридцати лет в бутылочке, а выглядит замечательно.

Всякому бы так.

Малые мира сего…

…о них разговор.

Жила в Москве немолодая пара

Был у них кот Барсик, единственное утешение вяло утекающей бездетной жизни.

И сказал муж жене, когда подступил к нему смертный час:

– Мужика ты себе еще найдешь, но отца Барсику – никогда…

В нашей московской квартире прижилась кошка.

Одна на много жильцов.

К ее несчастью, я был любопытный до крайности в детские свои годы. Исследователь окружающего мира во вред себе и другим.

Лизнул на морозе дверную ручку, и с языка сошла полоска кожи.

Поджег в ванной дымный порох. Соседские простыни посерели на просушке, и их перестирывали со скандалом.

Учтите при этом, что стиральных машин не было и в помине, всё делали вручную, согнувшись над тазом с горячей водой, которую следовало нагреть на кухне и притащить в ванную комнату.

Тогда же познакомился с Томом Сойером и его проделками.

Том угостил кота ложкой жгучего "болеутолителя"; тот "подскочил вверх на два ярда, издал воинственный клич и заметался кругами по комнате… неся на своем пути разрушение и хаос… Затем крикнул во всё горло "ура" и выскочил в окно, увлекая за собой цветочные горшки".

Не знал прежде, что кошки способны кричать "ура", и по примеру Тома Сойера решил провести исследование на живом организме. "Болеутолителя" под рукой не оказалось, и я заменил его валерьянкой из пузырька, вылив до последней капли на кухонный пол.

Прибежала наша общая кошка, поспешно вылизала лужицу, яростно потерлась спиной, втирая в тело пахучие остатки, а затем стала метаться по кухонным столам и полкам. "Ура" она не кричала, но полетели на пол кастрюли со сковородками, забрякали тазы с мисками, запрыгали скалки-поварешки, с газовой плиты слетел чайник с водой.

Кошка безумствовала немалое время, рухнула вдруг на пол и провалилась в непробудный сон, – мне даже послышалась, будто она захрапела. Следовало и это исследовать: храпят ли пьяные кошки, как сосед за стенкой, но я благоразумно затворился в комнате.

– Что с нашей кошечкой? – изумлялась потом Таня Титова. – Бес, не иначе, попутал…

Бесом был я, который не признался в содеянном.

Но отношения с кошками с тех пор не заладились.

Живу теперь на крыше дома, от земли ведут ступени к моей двери. По этим ступеням поднимаются уличные кошки, к ночи располагаются на половике.

Выхожу на прогулки в поздние часы, прерываю их сны, и в отместку они мочатся от злости на кадки с цветами.

Зато у моего сына две кошки.

Брат с сестрой.

Его зовут Фигаро, ее – Клио.

В интеллигентной семье и кошка – интеллигент, в отличие от уличных бродяг, крадливых и блудливых. Но так бывает не всегда.

Фигаро – зажравшийся бандит с пронзительно зелеными, бесстыжими глазами – днями и ночами пропадает в лесочке, питается мелкой живностью, отлавливая на прокорм. Домой возвращается на побывку, мяучит, требуя ласку, которую недополучил за дни бродяжничества, отсыпается затем на диване.

Отоспавшись, снова отправляется на промысел.

На день, а то и на неделю.

Клио-красавица, расцветки удивительной, ревнивое женское существо – себе на уме. Не терпит, когда ласкают брата, обижается на того, кто чешет у Фигаро за ухом, уходит страдать в дальнюю комнату.

Клио не уступает брату в проворстве. Горе птице, что попадет к ней в когти в том же лесочке, горе змее, а на досуге мурлычет, глаз щурит в довольстве.

Родственные отношения у котов с кошками – приблизительные.

Остается сказать про Пумбу, которую похоронили.

Шарпей черного цвета, видом своим пугавшая окрестных собак, но с домашними кошками она не ссорилась, разграничив сферы влияния и пропитания.

Пумба меня привечала, Клио и Фигаро не давались в руки.

Не догадывались ли они, кто проводил исследование на живом организме, напоив его валерьянкой?

Взглядывали без симпатии, словно желали сказать:

– Будь люди кошками, а кошки людьми, мы бы себе подобного не позволили…

Кошки – они злопамятны.

В кошках – таинство, неразгаданность.

Попросить прощения? Не поможет.

А Фигаро опять сбежал из дома, должно быть, навсегда. То ли погиб, то ли одичал в лесу, а может, нашел семью, где нет других кошек.

И все ласки достаются ему одному.

Подошла очередь Беллы Соломоновны…

…о которой удивительное и, в некотором смысле, поучительное повествование.

Позвонил приятель:

– Бельчонка не желаете?

Зашел в зоомагазин, купил вместе с клеткой, принес домой, но жена выставила их из дома: от этих грызунов мусора не оберешься.

Бельчонок прижился у нас, и хотя это был мальчик – по уверениям продавца, я назвал его Белла Соломоновна.

– Ну почему Белла? – возмущались вокруг. – Пусть будет хотя бы Белл.

– Нет, – упирался я. – Белла Соломоновна – и всё.

– Не лучше ли, – намекали, – Белла Семеновна? Или Белла Степановна?

– Соломоновна – и точка.

Белла Соломоновна сидел в просторной клетке, грыз миндаль, семечки, сушеные грибы и подрастал, обращаясь в сибирского красавца с желтыми подпалинами и огромным пушистым хвостом, который закидывал на спину. Метался из угла в угол, искал, куда бы упрятать орех на зиму, пытался раскопать ямку в полу – инстинкт выше разума.

Мусорил он изрядно, в клетке и вокруг нее. Осторожно, без резких движений, просовывал внутрь руку, чтобы выгрести скорлупу от орехов, лушпайки от семечек, а он прокусывал ладонь до крови, молниеносно, безжалостно – не успеешь уберечься.