Тяжесть и тьма…
– Командир. Когда солнце?
Не отвечает. Смотрит перед собой. Губы вроде шевелятся. Молится, что ли?
Страшная это штука – посадка. Страшная, потому что… Потому что долгая очень… ВЕС!..
– Леха…
– Что?
– Как думаешь… нам Героев дадут?
Подбадривает. Или сам бодрится.
– Непременно. Нас внизу уже генерал с орденами поджидает.
– Менты.
– Что менты?
– Там внизу.
– Где?
– Под облаками… Поджидают… За самовольный сход с орбиты… Сядем. Навеки…
Все шуточками своими сыплет.
– Когда отделение?
– Скоро уже…
…Солнце! В черном небе ослепительное солнце. Прошло через иллюминатор, слепя, и исчезло. А следом вползла бело-голубая махина и заполнила собой все. Вышли на дневную сторону. Над океаном идем…
…Вся Европа по-прежнему затянута пеленой облаков, лишь местами темнеют разрывы. Над Россией все тот же громадный циклон…
Кораблю еще раз входить в ночь. Потом снова в день. И только в том «дне» – отделение.
…Мрак. И звезды. И страх. На орбиту уже не вернуться, скорость потеряна. «Союз» несется в ночи над неведомым.
Алексей с Геннадием молчат. Уже полтора часа молчат. Каждый – о своем. И теперь наступает самое-самое…
Отделение! За задраенным люком спускаемого аппарата теперь пустота. Корабль с двигателями, с кислородом, с водой, с ассенизационно-санитарным устройством теперь сам по себе.
От перегрузки в глазах плывут красные круги. И не вздохнуть. На грудь будто слон сел. Спускаемый аппарат теперь несется в сияющем коконе. Вибрация пронизывает до костей. По иллюминатору будто волны идут – оплавляется наружное стекло.
Чудовищный толчок – тормозной парашют сработал. Сработал!
И сразу почти – или это показалось, что сразу,– второй толчок. Основной парашют! За оплавленным иллюминатором небо. И не черное, а фиолетовое уже…
Вошли в облака. За иллюминатором молочная белизна. Потом тени какие-то мелькнули. И удар! Потом еще один!
Спускаемый аппарат тряхнуло, подбросило, перевернуло, еще раз…
Глава восьмая Алексей Коршунов. Живы!
– Живы,– прохрипел Алексей. В ушах молотом бухало – сердце отчаянными толчками гнало сквозь сосуды кровь. Собственный голос казался чужим, каким-то ломко-стеклянным. Соленый пот жег глаза. Жарко, как в бане.
– Ну что, Леха.– Кряхтя, Геннадий заворочался в своем кресле. Повернулся к Алексею. Ощерился. Видно, попытался улыбнуться. Но вышло это у командира плохо.– Понравилось летать?
Алексей смачно выматерился. Нижнее белье под комбинезоном было совершенно мокрым от пота и противно липло к телу.
Коршунов покосился на иллюминатор. Ни черта не видать. Заляпало грязью, должно быть.
– Вроде на ровное сели,– пробормотал командир.– Ничего не чувствуешь.
– Почувствуешь тут.– Алексей закрыл глаза. Потянулся было расстегнуть ремни.
– Погоди,– остановил его командир.– Давай-ка по инструкции.
По инструкции так по инструкции. Алексей попытался расслабиться. Подождем. Несколько минут погоды не сделают.
Этот послепосадочный момент был расписан в инструкциях чрезвычайно подробно. И правильно. Как ни крути, а садишься все равно вслепую. Особенно когда садишься вот так, на ручном. Можно и на воде оказаться, и на крутом склоне. И на территории «дружественных» соседних государств. Словом – везде. Оттого и уделяют в программе подготовки так много внимания вопросам выживания. Море, пустыня, тайга – три природные зоны, где ты должен уметь продержаться, пока служба поиска не обнаружит спускаемый аппарат.
Тайга – это оказалось самым сложным. А самым простым почему-то оказалась пустыня. Странно, но факт. Хотя, казалось бы, все должно было быть с точностью до наоборот.
– Слышь, командир,– Алексей повернулся к Геннадию,– а помнишь, как мы на Тикси-то выживали?
Командир неопределенно пожал плечами.
Их – сразу три экипажа – тогда забросили в приполярную тайгу. И там, на полигоне, под наблюдением инструкторов они несколько дней проходили суровую школу таежного выживания.
Самым сложным было свыкнуться с абсурдом ситуации. Инструкторов было много. Они всегда были рядом. И молчали. Собственно говоря, инструктировать им было запрещено. Они лишь наблюдали. Фиксировали все твои промахи, все ошибки. Оценивали, как ты стучишь зубами от холода, как окоченевшими руками пытаешься нарубить сучьев для костра. Как жмешься к огню, уныло жуя пищевой концентрат из НЗ. Брр!
– Генка, а помнишь…
Алексей осекся. Командир неотрывно смотрел перед собой. Потом вдруг резко начал расстегивать ремни.
– Быстрее,– бросил он.– Кажется, мы погружаемся!
Неужели все-таки на воду?..
Измученное тело отзывалось на каждое движение болью. Координация разладилась. Все-таки невесомость давала о себе знать. Беззвучно ругаясь про себя, Алексей выпростался из наклоненного набок кресла, завалился было на пульт. Ох, черт!
Командир уже отдраивал люк.
– Не спи, Леха! Спецкомплект давай!.. Документацию!..
В раскрывшееся отверстие входного люка ворвался наружный воздух, охладив лицо. И тотчас запахло болотом и окалиной.
Только этого не хватало.
Алексей сунул Геннадию документацию. Тот вышвырнул ее наружу. Следом полетел спецкомплект, за ним НЗ.
– Пошли,– не оборачиваясь, скомандовал Геннадий. И полез наружу.
Спрыгнул и тут же увяз. Спецкомплект лежал в нескольких шагах. С усилием переставляя ноги, сделал пару шагов, наклонился…
– Блядь! – послышался сзади Лехин голос.
Что-то звучно шлепнулось рядом.
Геннадий медленно выпрямился. В глазах у него слегка двоилось – последствия невесомости,– поэтому все казалось нечетким. Полотнище парашюта, дальше – мелкое болотце, поросшее камышом, невысокий бережок… А там…
«Картинка» плыла, но не настолько, чтобы не разглядеть, что там, за намокшим полотнищем парашюта, за щеткой камыша, у края болотца – люди. Не очень много. Десятка полтора. Они стояли неподвижно, как вкопанные. Кроме одного. Тот, извиваясь, катался по земле…
Глава девятая Геннадий Черепанов. Контакт, не предусмотренный программой посадки
– Командир!..
Голос Алексея из-за спины. В голосе растерянность.
Геннадий перевел взгляд на упавший предмет. Перемазанная грязью человеческая голова. Небольшая. Крупные зубы в оскале черного с прозеленью рта. Длинные, слипшиеся волосы. Ни бороды, ни усов. Женская?