Дар дождя - читать онлайн книгу. Автор: Тан Тван Энг cтр.№ 30

Я мысленно вернулся в тот день на уступе горы Пенанг, когда я решил всецело ему довериться. Я сказал Эндо-сану об этом, и его глаза потемнели от грусти.

– Сумимасен [46] . Прости меня, – произнес он, помолчав.

Я собирался спросить, за что он извинился, но поезд замедлил ход, и мы подъехали к вокзалу Ипоха. Я прибрал на столике в купе и выкинул пакеты из-под еды.

– Тебе пора.

Учитель снял мою сумку с багажной полки. Потом открыл бумажник:

– У тебя есть деньги?

– Да, – улыбнулся я его заботе. – На всякий случай, мой дед – один из самых богатых людей в Малайе.

– Все равно возьми. Увидимся на Пенанге. Приезжай на остров, когда вернешься.

– Приеду.

Я быстро обнял его и спустился на платформу. Обернувшись, помахал ему и пошел к выходу.

Я не удивился, обнаружив, что меня ждала машина. Старый водитель-индиец стоял привалившись к кузову, но тут же выпрямился, увидев, как я выхожу из здания вокзала.

– Господин Хаттон?

Я быстро кивнул.

– Дом вашего деда совсем близко. – Он распахнул передо мной дверцу.

Я никогда не бывал в Ипохе. Отец никогда не возил нас сюда, несмотря на то что нам принадлежали рудники в долине реки Кинта, окружавшей город. Когда-то Ипох был крошечной деревушкой на оловянных копях, которую враждовавшие князья султаната Перак вырывали друг у друга, пока не вмешались англичане, помешавшие бесконечным войнам перекинуться на их протектораты, расположенные по соседству. На рудники скоро завезли китайских кули, и благодаря их умению и усердному труду деревушка выросла в довольно крупный, пусть и не особенно приглядный, город с железнодорожным вокзалом, школами, судами и богатыми кварталами. Ипох был знаменит пещерами в окружавших его известняковых скалах. Во многих из них когда-то жили отшельники и мудрецы, пожелавшие медитировать в полном уединении от мира. После того как они умерли или просто исчезли, в пещерах построили храмы, чтобы их обожествить.

В городе было жарко и пыльно, практически отсутствовала зелень, а от известняковых скал отражалось палящее солнце. Мы миновали городские улицы и свернули на Тамбун-роуд. Особняки на ней принадлежали китайским рудничным магнатам, большинство из которых начинало полуголыми кули на рудниках. Сколотив состояния, они построили себе дома в европейском стиле, и поначалу мне показалось, что я вернулся на Нортэм-роуд на Пенанге.

Машина въехала в ворота типичного пенангского – благодаря деревянной отделке, центральному портику и фронтону – дома. Отличался он только цветом, целиком был выкрашен в светло-желтый – ни один европеец не выкрасил бы стены в такой цвет.

Выйдя из машины, я увидел на крыльце тетю Мэй.

– Что ты здесь делаешь?

– Сюда от Пенанга добираться всего три часа. Приехала навестить отца.

Несмотря на легкое раздражение от тетиного маневра, я был рад увидеть знакомое лицо. Дом производил угнетающее впечатление. По обе стороны от входных дверей из толстых деревянных реек, горизонтально вставленных в раму и похожих на решетку в тюремной камере, вздыбились на пьедесталах мраморные львы. Внутри было темно, но на мраморном полу поблескивал цветочный орнамент. На стенах висели большие портреты мандаринов с косами, сидевших на простых изящных стульях. В центре коридора шла наверх изогнутая лестница. Двери по обе стороны открывались в парадные гостиные.

Тетя Мэй привела меня в комнату, где вплотную к стенам стояло только четыре стула розового дерева, по два с каждой стороны. На третьей, пустой стене висел старинный триптих, изображавший домашние сценки из жизни мандарина. Напротив триптиха располагался отрытый дворик, чуть заглубленный посередине, по углам которого стояли четыре больших нефритовых кувшина. На деревянной подставке в центре одиноко стояло миниатюрное дерево. Пока мы ждали, служанка подала нам чай Железной богини милосердия [47] . В доме было тихо, если не считать птичьих криков и стрекотания ласточек под карнизами. Издалека доносился шум воды, льющейся на камни: он смягчал атмосферу дома и словно вносил прохладу. За дверью раздались шаги, и мы с готовностью встали.

Он вошел в комнату один, в традиционном халате-ципао, какие носили мандарины. Кху Уань был высоким, крепко сбитым человеком, и одежда не могла скрыть натренированность его рук, которые когда-то по восемнадцать часов в день таскали из шахт воду с песком (по крайней мере, так рассказывала тетя). Еще она говорила, что ему уже шестьдесят лет, но в тот день дед показался мне очень внушительным, несмотря на возраст.

Встретившись впервые в жизни, мы изучали друг друга с осторожным любопытством. У него были мягкие седые волосы и широкие умные глаза, быстро моргавшие за очками без оправы. Тетя Мэй укротила свою естественную живость, и воцарилась глубокая тишина. Он указал на стул.

– Садись, пожалуйста, – произнес он по-английски низким раскатистым голосом, уверенным и твердым.

Затаив удивление, я вернулся на стул. Его грубоватые манеры смягчались теплой открытой улыбкой.

– Как прошла поездка?

– Без происшествий, – ответил я, надеясь, что он не уловил в моем ответе намек на иронию.

Он налил мне еще чаю. Потом он достал маленький кусочек нефрита – похожую на травинку тонкую булавку, висевшую у него на шее на тонкой серебряной цепочке, – и быстро окунул в чашку. Взглянув на булавку, вернул ее за воротник. Отточенное многолетней привычкой, это движение было таким естественным, что казалось почти бессознательным как для него самого, так и для тети Мэй.

Теперь он смотрел на меня в открытую, хмуря седые брови, возможно, в надежде найти в моих чертах что-то свое. «Типичный китаец», – подумалось мне. Но я ошибся.

– Ты очень похож на мать.

– Все говорят, что я похож на отца.

– Тогда они просто не знают, что искать.

– И что нужно искать?

– То, что скрыто за чертами лица, нечто очевидное и неосязаемое. Как дыхание в холодную ночь.

Когда я допил чай, он встал со словами:

– У нас в Ипохе сейчас засуха. Ты, наверное, устал от жары. Иди, отдохни и остудись. Поговорим вечером.

Тетя Мэй взяла меня под руку и повела наверх. При этом дед снова улыбнулся.

По тому, с каким видом тетя Мэй вела меня в предназначенную мне комнату, я все понял. Мы поднялись по лестнице и пошли по коридору. Пустоту разбавляли столики в форме полумесяца, придвинутые вплотную к голым стенам, на которых стояли вазы и фигурки трех стариков, представлявших, как потом сказала тетя Мэй, даосскую троицу: Процветание, Счастье и Долголетие.