По Рождестве Христовом - читать онлайн книгу. Автор: Василис Алексакис cтр.№ 27

Не переставая писать, я наблюдал за муравьем, бежавшим по низенькой дворовой ограде. Ветер затруднял его продвижение, он часто останавливался, но, тем не менее, через какое-то время снова пускался в путь. «Спешит куда-то», — подумал я. Мне вспомнилось, что наблюдение за муравьями было одним из любимых занятий брата Навсикаи.

Я решил ускорить свой отъезд на Афон, отправиться туда, не дожидаясь конца июньской сессии. «Надо разделаться с этим вопросом, пока он меня не доконал». Я позвонил Феано по мобильному и объявил ей, что собираюсь писать работу по древней истории Афона, а потому хотел бы отправиться на полуостров как можно скорее.

— Пропущу не больше одной недели, в крайнем случае десять дней.

— Где ты был вчера вечером? — спросила она довольно сурово.

Я рассказал ей, что случилось с матерью, и ее суровость сразу же как рукой сняло.

— Мне искренне жаль, — сказала она.

Потом посоветовала не пропускать ни одну из майских лекций.

— Если не можешь отложить поездку до лета, то, действительно, поезжай лучше сейчас.

Катраниса я обнаружил в редакции «Эмброса» и еле разобрал по телефону, что он говорит. Оказалось, ему вчера вырвали три зуба. Он наполовину проглатывал слова, уродуя их до неузнаваемости.

— На Пасху Святая Гора привлекает много туристов. Но я все-таки постараюсь устроить тебе ночлег, у меня есть кое-какие знакомства в Карьесе. Скажу, что ты пишешь статью для газеты и чтобы они тебе посодействовали.

Он попросил отправить ему ксерокопию моего удостоверения личности.

— Оно у тебя нового образца?

Я вспомнил о сборищах, которые еще недавно устраивала Церковь, противясь отмене графы «вероисповедание», традиционно фигурировавшей в удостоверениях личности. В конце концов правительству Симитиса все-таки удалось ее отменить, следуя рекомендациям Евросоюза. В моем документе, выданном задолго до этой реформы, еще черным по белому написано, что я — православный христианин.

— Некоторые монастыри не принимают инославных, даже католиков. Заберешь свое разрешение на въезд в представительстве Священного Собора в Урануполисе. В прошлом году это стоило двадцать евро, в этом, может, придется заплатить чуть больше.

«Мне наверняка придется заплатить чуть больше».

— И будь осторожен, — добавил он после короткого молчания, словно чего-то опасался.

Я ему пообещал. Только забыл спросить, где он встретил того влюбленного монаха, который грезил о площади своей деревни. «Влюбленных монахов я найду в каждом монастыре».

Голос Софии был не многим разборчивее, чем у Катраниса. Я сказал ей, что Навсикая пообещала мне некоторую сумму. Вдруг до меня дошло, что она плачет.

— У меня дедушка умер.

Я повторил фразу, которую сказала Феано:

— Мне искренне жаль.

Похороны назначены на субботу, в Арахове.

— Будешь здесь в субботу?

— Буду.

«София тоже примет участие в шествии, которое я организую, когда придет время, — подумал я. — Будет идти за гробом, который понесут четыре командира Национально-освободительной армии. Один из них — в монашеском облачении… А за ними — двойник архангела Гавриила. Я дам ему пустую птичью клетку. Его щегла кошка съест».

Потом я поговорил с Везирцисом. Его настроение было намного лучше, чем у Катраниса и Софии. Когда я поделился с ним своими планами, он мне сообщил, что собирается читать публичную лекцию в Аристотелевском университете в Фессалониках — в понедельник, во второй половине дня, и тем же вечером вернется в Афины.

Я ему объяснил, что собираюсь отправиться на Афон в начале Страстной недели, чтобы избежать наплыва туристов.

— А зачем его избегать? В толпе на тебя никто не обратит внимания, так что сможешь передвигаться без помех.

Я никогда не говорил ему ни о Навсикае, ни, разумеется, о ее поручении и своем обещании. Надеюсь, когда-нибудь мне представится случай познакомить его с г-жой Николаидис. Уверен, что оба будут рады этому знакомству.

Динос не дал себе труда открывать калитку, просто перешагнул через ограду во двор и направился ко мне.

— Кофе хочешь? — спросил он вполголоса.

В его руке была газета. Он отпер кафе и исчез внутри.

— Я вас искал на прошлой неделе, — сказал я Везирцису.

— Ездил в Патрас, чтобы вернуть свою жену.

От такого неожиданного признания я просто онемел. Поискал глазами Диноса, словно без его помощи не мог выйти из этой щекотливой ситуации.

— Она влюбилась в одного из моих бывших студентов, он сейчас читает лекции в Патрасском университете, — продолжил Везирцис тем же безучастным тоном. — У них семнадцать лет разницы, он немногим старше нашей дочери.

Я знал, что у его дочери редкое имя Фила и что она учится в Париже. Интересно, какое место занимал в этой истории автобусный билет Афины — Патрас, который он вертел в руках как-то вечером, изрядно пав духом.

— Она отказалась вернуться. Слишком влюблена. Смотрела на меня, не видя. Я был для нее ширмой, заслонявшей призрак.

Мне не удалось представить себе Везирциса на горе Афон, в одеянии монаха. Зато я без всякого труда вообразил, как он на античном кладбище засовывает в гробницу письмо, адресованное подземным божествам, где просит их положить конец шашням его жены с молодым лектором из Патраса. Я ему признался, что помню автобусный билет.

— Я нашел его в ее дорожной сумке, после того как она якобы ездила в Арту, повидаться с подругой.

Динос принес два кофе, поставил одну чашку передо мной и уселся за соседним столиком.

— О чем будете говорить в Фессалониках?

— О конце политеизма и насаждении христианства. Античные греки не исключали существования других богов и никогда не пытались навязать свою религию другим народам. В эллинистический период, и особенно в римскую эпоху, греческий пантеон обогатился новыми божествами, пришедшими с Востока. Особенно популярен стал Митра, который, как и Аполлон, был солнечным богом. Приверженцы праздновали его рождение 25 декабря и верили, что он судит поступки людей после их смерти.

Время от времени Динос отрывался от своей газеты и смотрел на море, быть может, чтобы дать отдых глазам.

— И в Риме, и в Афинах религиозный фанатизм был неизвестен. Его занесли первые христиане, которые по своему менталитету были близки к современным мусульманским фундаменталистам. Они были воинством Бога, который не терпел никакого другого авторитета, кроме собственного, и никакой другой истины — тоже. Монотеизм — это монолог. Римляне не начали бы преследовать христиан, если бы те не стали опасны из-за своей прекрасной организации и фанатизма.

Динос начал терять терпение. Мой кофе остывал. Я спросил у Везирциса адрес ресторана, где он собирался ужинать с друзьями в понедельник. Об обещанных мне деньгах он не обмолвился ни словом.