99 франков - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Бегбедер cтр.№ 15

Да, то были времена, когда даже нежность шла на продажу.

Тамара – проститутка, с которой ты не спишь. На ее мини-юбочке написано «LICK ME TILL I SCREAM», но ты довольствуешься тем, что лижешь ей ухо (она этого терпеть не может). За 250 евро она проводит у клиента всю ночь. Прежде вы вместе слушали пластинки: группы «II etait une fois», «Moody Blues», «Massive Attack». Ты готов отстегнуть сколько угодно за один тот миг, когда ваши губы сольются, точно два магнита. Ты не хочешь спать с ней, тебе нужно только касаться ее, испытывать ее внеземное притяжение. Любовники – это магниты. Ты не хочешь надевать презерватив, проникая в Тамару. Вот почему вы никогда не занимаетесь любовью по-настоящему. Вначале она никак не могла понять этого странного клиента, которому было достаточно сплести свой язык с ее собственным. А потом и она вошла во вкус, и теперь ей нравятся твои зубы, покусывающие ее рот, струйки твоей слюны с запахом водки, и вот уже ее язык сам пробирается к твоей гортани, складывается трубочкой, принимает в себя жесткий напористый таран твоего языка, который лижет ей щеки, шею, веки… сладость, стоны, учащенное дыхание, щекочущее вожделение… Стоп! Ты прерываешься, чтобы улыбнуться ей, в каком-то сантиметре от ее лица, заставить себя выждать, снова насладиться, снова притормозить, и так без конца. Назовем вещи своими именами: соитие языков иногда бывает много прекраснее просто соития.

– Обожаю твои волосы!

– Это парик.

– Обожаю твои голубые глаза!

– Это линзы.

– Обожаю твои груди!

– Это «Wonderbra».

– Обожаю твои ноги!

– Ну слава богу, хоть один заслуженный комплимент!

И Тамара хохочет.

– Ты мне устраиваешь такой кайф!..

– Сие молодежное выражение означает, что ты счастлива?

– В эту самую минуту – да.

– А я знаю, что ты в эту самую минуту притворяешься.

– Во-первых, если я работаю за деньги, это еще не значит, что я притворяюсь. Тут нет никакой связи. А во-вторых, да, я счастлива, если учесть, что зарабатываю десять штук в месяц наличными.

– Значит, счастье все-таки в деньгах?

– Совсем нет, просто я откладываю достаточно, чтобы купить дом и вырастить моего ребенка.

– Какая жалость! Мне так хотелось бы сделать тебя несчастной.

– Я никогда не бываю несчастной, если мне платят.

– А я наоборот: плачу тебе, чтобы не быть несчастным.

– Ладно, поцелуй меня еще сюда, сегодня я тебе сделаю десятипроцентную скидку.

И она снимает «верх». На талии у нее поблескивает тоненькая золотая цепочка. Над правой грудью вытатуирована роза.

– Это настоящая татуировка или переводная?

– Самая настоящая, можешь полизать, она не сойдет.

Еще несколько магнитных бурь, после чего ты снимаешь Тамару цифровой камерой, одновременно интервьюируя ее:

– Скажи мне, Тамара, ты и правда хочешь стать актрисой, или это шутка?

– Это моя мечта, я мечтаю освоить актерское ремесло… наряду с этим.

– А почему ты не стала моделью?

– Да я и работаю моделью – в дневные часы. Как почти все девчонки из «Хмель-бара». Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы; нужно наизнанку вывернуться, чтобы заколотить побольше…

– Нет, я тебя спросил, потому что… ну, в общем, слушай: мне хочется предложить твою кандидатуру для следующей рекламы «Мегрелет».

– О'кей, за это я тебе сегодня сделаю бесплатный минет.

– Даже и не думай! Неужели ты еще не усекла, что перед тобой новый Робин Гуд?

– Это как понимать?

– Очень даже просто: я отнимаю у богатых, чтобы раздавать девкам.

Да, бывали вечера, когда ты раскошеливался на три куска только для того, чтобы целоваться с нею на улице, под дождем, и удовольствие того стоило. Черт подери, еще как стоило!

Спустя десять дней в агентстве назначают РРМ (произносится «пи-пи-эм»). Саммит в полном смысле этого слова. Тишина такая, что даже мух не слышно: еще бы, они знают, что, попавшись, рискуют подвергнуться безжалостной содомии. От «Манон» явился сам Альфред Дюлер и троица его отважных мушкетеров; наш «Росс» представляют пара менеджеров, дама-телепродюсер и двое креаторов (мы с Чарли); здесь же приглашенный режиссер по имени Энрике Курдюкул, а с ним целая свита – его парижский продюсер, его депрессивная стилистка, его художник-англичанин и его финдиректриса с «ушитым» лицом. Чарли заключил со мной пари: тот из нас, кто первым произнесет слова «анксиогенный» и «миноризировать», выигрывает обед в «Апиции». Слово берет продюсерша:

– Решения, выработанные на совещании двенадцатого числа, были подвергнуты модификациям. Мы ждем других кастингов, но Энрике в целом одобряет проект вашего агентства. Итак, сейчас мы покажем вам кассету.

Как это всегда бывает на таких важных сборищах, видак барахлит, и никто из присутствующих не может с ним сладить. Приходится вызывать умельца со стороны, ибо четырнадцать человек, сидящих в зале и получающих вместе 6720000 франков (более миллиона евро) в год, не способны включить технику, с которой шестилетний ребенок справился бы одной левой, с закрытыми глазами. В ожидании спасителя, умеющего нажимать кнопку «play», режиссер перечитывает вслух свой проект.

– Нэ нада, стобы дэвуска был слиском красиви, пусть будэт просто молодой, свежи и симпатисни.

Энрике Курдюкул начинал как фотограф в гламурном журнале, после чего стал звездой эстетского рекламного ролика в оранжевых тонах. Он тщательно культивирует свой венесуэльский акцент, ибо эта экзотическая нотка и есть главный залог его успеха (полтыщи других – безработных – режиссеров умеют снимать не хуже его, то есть пользоваться кучей фильтров, делать «смазки» и озвучку в стиле трип-хоп, но они никому не нужны, поскольку их не зовут Энрике Курдюкул).

– Мнэ осень-осень нравится, сто марку видно с первого зе кадра. Esta muy muy importante. Но я сситаю, сто нада оставлять и свобода творсества для актриса.

Его выбрали потому, что Джо Питка был занят, а Жан-Батист Мондино отказался. Все прилежно, как первоклашки, водят пальцами по ксерокопиям его текста. Внезапно без стука входит рабочий в синей спецовке; крякнув, он в один момент включает нам видак.

– Спасибо, Жеже, – говорит Джеф, – что бы мы без тебя делали?!

– Сидели бы в дерьме, – ответствует Жеже, покидая комнату.

Джеф принужденно смеется:

– Ха-ха, уж этот Жеже!.. Ну ладно, давайте смотреть наш кастинг.

И вот четырнадцать «сидящих в дерьме» видят на экране прелестную Тамару, обнаженную по пояс, в черном бюстгальтере от «Wonderbra»; она смотрит прямо в камеру и, покусывая губы, возглашает: «Это моя мечта, я мечтаю заниматься актерским делом… наряду с этим. Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы…» (стоп).